– Ну так что? Берешь? – Роман помахал купюрами перед ее лицом. Она не могла сдвинуться с места. – Ну, если не хочешь…

Айви вырвала у него из рук деньги и передала их кассиру.

– Сегодня твой день, малышка. А может, у тебя каждый день такой? Кстати, сколько тебе лет? Моя внучка примерного того же возраста, но она только учится умножать.

Старая свинья, подумала Айви, уставившись в его крохотные как бисер глаза. Наверное, провел за этим прилавком всю молодость. Тебя закопают в этой же футболке и напишут на надгробной плите: здесь покоится везунчик по жизни.

– Что смешного? – спросил Роман.

Она широко улыбнулась.

– Не знала, что ты способен на такое.

Мэйфэн говорила, тигр никогда не даст кролику морковь по доброй воле, но когда кассир упаковывал бинокль, Айви вдруг поняла, что куда приятнее честно платить за чужую вещь, нежели красть ее. Бабушке попросту не хватало смелости преподать своей внучке такой урок.

Роман закатил глаза и буркнул, что должен работать. Но порозовевшие уши выдали его с головой: комплимент был засчитан.

Шэнь высадил Айви у дома Уны Ким, но как только машина исчезла на горизонте, она тут же отправилась к широкой тупиковой улице, где располагался роскошный особняк Спейеров, весь из стекла и камня. Все дорогу ее сопровождал звон цикад.

Дверь открыл сам Гидеон: бордовая футболка подчеркивает проявившиеся за месяц бицепсы, вместо прежней стрижки ёжиком – модная причёска с рваной чёлкой. В животе у Айви запорхали бабочки.

– С днем рождения! – тихо выдохнула она.

– Ты изменилась.

– В какую сторону? (Да! Да! Да!)

– Я просто никогда не видел тебя вне школы, – Гидеон улыбнулся. Один зуб у него слегка выпирал, поэтому улыбка казалась немного ехидной, хотя на деле он был очень приятным мальчиком. Протянутый Айви подарок он принял с заметным смущением. – Ты могла прийти просто так.

Айви густо, словно сыпью, залилась краской.

Гидеон сказал, что все собрались на цокольном этаже, и пригласил девочку внутрь. Он даже предложил взять ее рюкзак – такие манеры, и это в четырнадцать лет! Айви сняла туфли, но он все тем же смущенным тоном попросил: «Не разувайся». Она последовала за ним по коридору, освещенному светильниками в форме факелов. Под ногами похрустывал жесткий леопардовый ковер.

– А там что? – поинтересовалась Айви, ткнув пальцем в сторону одной из дверей. Она пыталась запомнить как можно больше деталей, чтобы позже, у себя в спальне, раз за разом снова прокручивать в голове полученные впечатления.

– Комната для занятий.

Заметив жгучее любопытство во взгляде Айви, он показал ей и комнату для занятий, и кухню, и две гостиные, в одной из которых висели тяжелые дедушкины часы, похожие на следящий за каждым их движением стеклянный глаз.

Жилище в Фокс Хилл Айви считала всего лишь местом для ночлега, которое не принадлежало ни ей самой, ни ее семье. Но Гидеон про свой дом явно думал иначе. Все комнаты, мебель, разные безделушки, купленные на летних или зимних каникулах, – все это было «моим» или «нашим». Он владел абсолютно всем. Это ясно слышалось в его голосе, размеренном темпе речи и четкой дикции. Когда на уроках литературы нужно было рассказывать стихи наизусть, мистер Маркл, совмещавший обязанности преподавателя и главы клуба красноречия, рассыпался в похвалах насчет ораторских способностей Гидеона. Как-то тот поведал всему классу о своем секрете: раньше он страдал от заикания и целых десять лет ходил к логопеду. На это мистер Маркл заметил: «А что, лишним не бывает!» – и пока все смеялись, Айви вдруг осознала, что она потрясена до глубины души. Было трудно поверить, что Гидеону потребовалось затратить столько усилий на что-то такое простое, как речь. Примерно так же билась Нань, стараясь выучить английский по своему синему карманному словарику. Раньше Айви казалось, что Гидеону все дано от рождения. Интересно, а можно ли подобным образом освоить искусство владеть?

В фойе они встретили старшую сестру Гидеона, Сильвию, которая училась в выпускном классе. Она поднималась вверх по лестнице, держа в руках поднос с пинтой мороженого, стаканом кофе из «Старбакса» и стопкой непонятной желтоватой жидкости, в которой плавали кусочки льда.

– Где ты нашла ключ от шкафчика?

– У Теда на подставке для ручек. Угостить?

– Нет, спасибо.

Сильвия встретилась глазами с Айви. Та немедленно отвернулась и сделала вид, будто внимательно рассматривает фотографию, на которой брат с сестрой уютно свернулись на шезлонгах и смеялись, глядя на заходящее солнце.

– «Дуб Финна», – сказала Сильвия, увидев, куда смотрит девочка.

– Что это?

– Наш летний домик в Каттахассете.

Летний домик, мысленно пометила про себя Айви.

– Не бывала там?

– Нет, – ответила Айви, боясь поднять глаза на Сильвию: уж слишком та была красива.

– Гидди обычно зовет туда своих друзей.

Полунамек на то, что пригласить могут и ее, был брошен так небрежно, что у Айви сильнее забилось сердце и закружилась голова.

– Меня зовут Айви, – прошептала она.

– Какое оригинальное имя.

– Отец знает, что ты знаешь про подставку. Не забудь положить ключ на место, – предупредил Гидеон.

Сильвия закатила глаза:

– Да ладно тебе. У него самолет в шесть утра. Он даже не заметит.

Она бесшумно поплыла вверх по лестнице. Из-за черной выглаженной юбки она походила на служанку, разносящую напитки, но за ней длинным шлейфом тянулся приятный кисловатый аромат, напоминающий запах океана и лимонных деревьев.

Когда Айви спустилась за Гидеоном вниз, никто не подал вида, что знает ее, разве что пара ребят обменялась косыми взглядами и сдержанными улыбками. Хороший знак: если бы с ней начали носиться, это значило бы, что своей ей не стать. Гидеон показал ей угол, где лежали спальные мешки, и сказал, что можно оставить вещи прямо там. Том Кросс выхватил у него подарок: «Что это?» – и стал читать поздравительную открытку вялым, измученным голосом. «Надеюсь, в следующем году у нас будут общие занятия…» Том был кривляка с рыжевато-каштановыми кудрями и кучей веснушек по всему телу, которые издалека выглядели как густой слой загара; что бы он ни затеял, у него всегда находились слушатели. Закончив с открыткой, он бросил бинокль в кучу подушек.

– Кажется, у твоего отца уже есть такой?

– Да, но у меня-то нет.

– А где мой подарок? – повернулся Том к Айви.

– А когда у тебя день рождения?

– Ого, она разговаривает! – выпучил глаза Том.

В бешенство при виде Айви пришла только Уна Ким. Когда-то они были, можно сказать, подружками – две одинокие азиатки, только Айви потише и победнее, а Уна потолще и побогаче. Но летом после шестого класса Уна уехала в Корею и вернулась совершенно другим человеком: она сбросила семь килограммов, завила волосы, начала носить линзы и сделала себе новый нос. Оставалось только избавиться от Айви, гадкого утенка, который напоминал ей о прошлом, – и однажды Уна по секрету шепнула Лизе Джонсон, мол, Айви назвала ее «тупой коровой» (гнусная ложь), которая «не в состоянии произнести ни одного слова длиннее пяти букв» (а вот это правда). Однако больше всего Уну злило то, что Айви сама надумала двигаться дальше и даже нашла место, где будет обедать в гордом одиночестве (у фонтана, читая всякие загадочные книги). Впрочем, Уна не оставила ей шансов. Из этой ситуации Айви извлекла важный урок: нужно уметь правильно выбирать момент.

Лиза с близняшками Саттерфилд отделились от мальчиков и направились к новой гостье. Скрепя сердце следом пошла и Уна. Девочки сели в круг. Вайолет Саттерфилд предложила сделать Айви завивку; осмотревшись, та увидела, что у всех одноклассниц волосы подняты в причудливые прически, словно их ударило током. «Хорошо», – храбро согласилась она. У Вайолет сделалось такое лицо, словно она собиралась сжечь Айви волосы или побрить ее налысо. Чтобы скрыть волнение, девочка стала надувать пузыри из давно изжеванной резинки.