Вайолет принесла щипцы и рявкнула на Уну, чтобы та подвинулась. «Сама подвинься», – огрызнулась та, но просьбу выполнила: подавшись влево, она немного отодвинулась от остальных. Айви заметила, что Уна не носила лифчик: через тонкую ткань ее хлопкового платья просвечивали соски размером с четвертак. Хенри Фитцджеральд и Блейк Уитни решили проверить, не боится ли она щекотки, и, поочередно тыкая ее под ребра, таращились на ее прыгающую, словно два шарика с водой, пышную грудь.

– Как называется такая обезьяна… – вдруг проговорила Лиза, – у нее еще розовое лицо?

– Бабуин? – предположил Генри.

– Да, точно! Смотрите, Уна похожа на большого прыгающего бабуина.

С этим трудно было поспорить: от стыда у бледной обычно Уны стало ярко-розовое лицо. Айви поняла, почему Лиза и близняшки были с ней так милы: они решили наказать Уну за то, что у той была большая грудь. Девочка почувствовала, что ее переполняет надежда. Как гласит один из основных законов физики, систему невозможно изменить, но можно перенастроить.

Вымыв руки мятным мылом, Айви не спеша уложила волосы, поправила блузку и слегка похлопала по щекам, чтобы вызвать легкий румянец. От нечего делать она открыла зеркальный шкафчик и осмотрела его содержимое: жаропонижающее, ватные шарики, запасное жидкое мыло с отшелушивающим эффектом. В углу стоял полупустой пузырек французских духов. Его Айви распылила на шею и запястья. Еще дальше в шкафчике лежала пачка бинтов, а за ней скрывалась старая черная резинка, к которой пристало несколько переливавшихся золотом и серебром волосков. Айви натянула ее на запястье. «Привет, Гидеон», – прошептала она, пытаясь изобразить нежный взгляд Сильвии. После этого она закрыла дверцу и спустилась вниз.

В девять часов к ним заглянули родители Гидеона; они принесли с собой четыре коробки пиццы, свежее печенье с шоколадной крошкой и две большие упаковки мороженого. Если хочешь узнать все о человеке, достаточно посмотреть на его семью – и Айви вдруг как будто поняла гораздо больше о Гидеоне. Его мать оказалась моложавой женщиной в укороченных брюках цвета хаки и зеленой блузке без рукавов, обнажающей сияющие белые плечи, а отец – статным и идеально выбритым сенатором от Массачусетса, поименно знавшим всех друзей сына.

– Кажется, мы раньше не встречались, – обратился он к Айви, крепко пожав ей руку, и, увидев, с каким обожанием она на него смотрит, добавил, что она всегда может рассчитывать на теплый прием.

Около часа ночи Гидеон приглушил свет и поставил фильм «Убийства в Хэкридже». Айви подождала, пока он выберет место, и быстро села рядом. В этот момент весь мир за пределами дивана словно бы перестал существовать. Айви волновали лишь его дыхание, небольшие перемены позы и поднятое к экрану мягко освещенное лицо. Во время особенно жестокой сцены она наигранно закрыла уши, специально задев его локоть. Он сказал «упс» и положил руку на спинку дивана. Если бы она откинулась назад, то почувствовала бы волосы у него на предплечье.

– Нравится кино? – спросила Айви шепотом и придвинулась так близко, что почувствовала запах попкорна у Гидеона изо рта.

– Немного предсказуемо, – прошептал он.

Фильм тянулся дальше: на экране сменялись темный лес, заброшенные сараи и ванная, из которой капала кровь. Лиза, Уна и близняшки с большим энтузиазмом хватались за мальчишек, стоило на экране появиться бензопиле. Айви не смела себе такого позволить, но постаралась незаметно наклониться поближе к Гидеону, и спустя некоторое время их колени соприкоснулись. Все тело охватила вспышка жара. Гидеон плотнее прижал к ней свою теплую и тяжелую ногу. Теперь они сидели бедро к бедру. Наконец-то! Сбылась мечта последних трех лет. Айви не отводила взгляд от экрана, чтобы не выдать свои чувства и не смутить именинника. Гидеон изредка подергивал ногой, но тут же снова прижимался к ней, будто напоминая о своем присутствии, – а она прижималась к нему, как бы давая знать, что все понимает. В таком положении они провели остаток фильма.

Поползли финальные титры. Покрасневшая Айви взглянула на Гидеона, думая о том, что следует ему сказать. От увиденного у нее упала челюсть. Гидеон откинулся на спинку дивана: глаза закрыты, рот слегка приоткрыт. Иными словами, он крепко спал.

Будучи тревожной по натуре, Нань спала очень чутко, а иногда и вовсе не могла уснуть. Больше всего ее занимали две вещи: деньги и здоровье семьи. По ночам ее мучили кошмары, будто дочь облизывает грязные палочки для еды, на которых полно микробов, наедается мороженого, от которого у нее начинает болеть живот, и дрожит от холода, лежа под тонюсеньким одеялом в продуваемом всеми ветрами доме. В будущем Айви с большим удивлением обнаружит, что бурная фантазия матери передалась и ей.

Нань проснулась с первым лучом солнца и разбудила мужа:

– Поезжай к той кореянке пораньше. Наверняка она даже не спала. Нельзя было ее пускать.

Она заставила мужа позвонить домой Кимам. Они взяли у них номер на школьном концерте в седьмом классе, думая купить своей дочери скрипку (чего так и не сделали). По мере продолжения разговора растерянное лицо Шэня постепенно приобрело взволнованный, а в конце и вовсе угрюмый вид. Повесив трубку, он рассказал жене, что Айви у корейской семьи не было. Уна отправилась на день рождения – возможно, вместе с ней пошла и их дочь.

– Она дала мне адрес мальчика.

– Мальчик? – Сердце Нань словно ушло в пятки. – Ох уж эта твоя чертова дочь! Вставай! Нужно ехать! Поднимайся, лентяй! Не дай бог с ней что-то случилось! А если уже слишком поздно?!

– Слишком поздно для чего?

Мистер Спейер едва успел зачерпнуть тесто для панкейков и вылить его на шипящую сковороду, как в дверь зазвонили. Айви сидела за столом, залитым солнечным светом, и слушала разговоры о местной бейсбольной команде. Когда Гидеон пригласил ее на ближайшую игру, ее лицо расплылось в такой широкой улыбке, что заболели щеки. Она сияла от радости всю ночь; наверное, даже спала с дурацкой улыбкой. Но не успела она ответить, на кухню вернулась Сильвия.

– Тут пришли какие-то люди и спрашивают свою дочь, – сказала она с сомнением в голосе.

Айви развернулась на стуле. Веселье кончилось.

Мистер Спейер был ошеломлен. Но любезность, отточенная годами, все же позволила ему, как и Гидеону, вежливо поздороваться. После этого он окинул взглядом все семейство – на пороге стояли и Нань, и Шэнь, и Мэйфэн, и Остин – и сдавленно произнес:

– Вы же все за Айви?

Девочка вскочила на ноги. Ее охватила паника. Она уже открыла рот и собиралась что-то сказать, но тут же одернула себя. Нельзя говорить на китайском при таком количестве свидетелей.

– Собирай вещи, – приказала Нань на своем родном диалекте, переводя взгляд с голых ног дочери на упавшую с ее плеча лямку пижамы и растрепанные волосы. Будто под гипнозом, Айви наблюдала, как ноздри матери раздувались при каждом вдохе. – Живо!

Ненадолго воцарилась тишина, но Остин робко сказал, что проголодался. Он не раз проделывал такое дома, чтобы защитить сестру от всеобщего гнева.

– Можно мне немного блинов? – уже громче спросил он. Мэйфэн сжала его руку. Мистер Спейер предложил всем подождать Айви в гостиной.

Собрав вещи, Айви вернулась на первый этаж, где случайно подслушала доносящийся с кухни разговор одноклассников: «Да у ее мамаши не все дома… как будто она наглоталась антидепрессантов… От бабушки несет луком… Я видела ее отца. Он работает у нас в школе. НЕТ! Да! Так она попала в наш класс… Тс-с! Психопатка…»

– Мне ее жаль, – вдруг послышался голос Гидеона.

– А, вот чего она везде таскается за тобой! Думает, ты втрескался в нее. Ты же такой ми-и-и-илый и кла-а-а-ассный… – разразился диким смехом Том.

Айви попятилась назад. Сердце едва ли не выпрыгивало из груди. В горле пересохло.

В гостиной было не лучше. Остин сидел на ковре по-турецки и с большим удовольствием, судя по порозовевшему лицу, уминал поданные мистером Спейером панкейки. Остальные члены семейства Линь разместились на кожаном диване светло-коричневого цвета, спины у всех прямые как тростинки. При виде Айви они тут же встали. Шэнь схватил дочь за предплечье и повел к входной двери.