– Раз уж ты намереваешься меня трахнуть и тебя надо завести по-новому, не лучше ли это сделать на трезвую голову? Мы оговариваем секс-терапию надо мной, а не над твоим вялым членом. Упиться ещё успеешь. Желательно уже после…

– Ну ты и… – он качнул головой, самодовольно скалясь и совсем уж неожиданно переходя на русский мат, – бл*душка. Уже не терпится, чтобы тебе засадили?

– Вначале засади, а то кроме словесного поноса, я так до сих пор ничего конкретного от тебя и не дождалась.

– Я реально х*ею, детка!

– Так ты будешь е*ать мою пи*ду или мой мозг? – девушка не удержалась и спросила его по-русски с милым, можно сказать, очаровательным лёгким акцентом.

Губы Марка растянулись едва не до ушей, в более восхищённой, чуть ли не по-детски восторженной улыбочке. В слегка затуманенных глазах вспыхнули демонические искры коварного предвкушения. Можно подумать, это и стало последним аргументом, рубанувшим его непреклонное упрямство под самый корень.

Он жил всего через два дома от фотостудии Фильцмана на Мелборн-Стрит, в одной из старых, малогабаритных построек, сохранившихся в этом районе каким-то чудом ещё с 40-50-ых годов. Его квартира походила на те комнатки, что так часто любили снимать в чёрно-белых фильмах того времени и вошедших в киноклассику обособленным киножанром криминальной драмы под французским термином Нуар. Как правило, в подобных лентах фигурировала мрачная атмосфера беспросветного фатализма, насыщенная циничным пессимизмом и почти стёртыми гранями между положительными и отрицательными персонажами. Ну и, само собой, с обязательным присутствием лживых героинь с внешностью роковых искусительниц, ради которых героям-мужчинам приходилось идти на преступления и даже убийства.

Одно из окон подобных квартир обязательно выходило на железный балкон с пролётами пожарной лестницы на нижний и верхний этажи. Истёртая до трещин классика давно обветшалого квартала с уровнем жизни чуть ниже среднего (а может и намного ниже). Жильё Эльвиры Бабич мало чем отличалось от Гордоновского, разве что всегда сверкало идеальной чистотой и было обставлено почти что винтажной, но ещё вполне добротной мебелью. Во всяком случае, у неё хотя бы имелась настоящая кровать, а не один полуторный матрац, как в опочивальне у Марка, занимавший почти треть всего пола помещения прямо под окном.

Сама квартира состояла из большой гостиной без прихожей, которая делила общую территорию с компактной зоной угловой кухни и двумя смежными комнатами. Шикарными габаритами и роскошной обстановкой здесь совершенно не пахло, если не считать настоящего камина, расположенного практически по центру апартаментов в центральной стене между дверьми спальни и ванной (что тоже не являлось неожиданной редкостью для построек старого фонда). На его не такой уж и вместительной полке располагался целый арсенал разнокалиберных бутылок, причём какая-то часть из них была либо непочатой, либо не до конца допитой. Между бутылками – несколько оплывших свечей, где-то по центру – увесистая шкатулка из резного дерева с претензией на звание секретного ларца.

Прочая, присутствующая здесь мебель старой уж точно никак не выглядела, хотя ремонт тут проводили явно очень давно, что невольно портило общее впечатление и о самой обстановке, и о её владельце.

– Извини за беспорядок, только, боюсь, моя горничная понятия не имеет, где я сейчас живу. А если и имеет, то едва ли захочет прийти сюда по собственной инициативе.

Назвать шутку Марка за попытку оправдаться перед спонтанной гостьей, как-то совсем не поворачивался язык. Это же, мать его, Гордон. Ему не бывает стыдно ни перед кем и ни за что, тем более за какой-то там беспорядок в квартире стопроцентного холостяка.

Мужчина сделал пару шагов в сторону кухоньки к невысокому, но хотя бы не древнему, как сам дом, холодильнику. Пока он ставил почти ещё полную бутылку водки на почти пустую полку рефрижератора, Эльвира успела по-быстрому оглядеть окружавшую их обстановку. Кухня, кстати, оказалась не только компактной, но и на удивление вместительной – угловая столешница со шкафчиками, газовой плитой и алюминиевой раковиной; единственный на всю гостиную пластиковый столик, на котором красовался подключённый к удлинителю закрытый ноут и парочка дешёвых стульев. Свечей тут предстало пред взором ещё больше. Казалось, они были повсюду, занимая практически весь периметр всей комнаты на всех подходящих для их безопасного использования поверхностях, включая крышу холодильника. Конкурировали они, разве что, по своему количеству с пустыми или полупустыми бутылками и банками из-под пива.

В общем, первые общие впечатления тянули далеко не в сторону зрительских симпатий. Элл не заметила, как напряжённо нахмурилась, в попытке определиться в неразборчивых позывных контуженной за сегодня интуиции. Впервые в жизни она познакомилась с мужчиной буквально помешанного на свечах и выпивке. Сочетание не то чтобы очень странное, скорее не вполне для неё объяснимое (по крайней мере, сейчас). И едва ли наличие такого обилия свечей было связано с романтической натурой хозяина квартиры.

Впрочем, если уж быть честной до конца, она и таких мужчин никогда раньше не встречала, не говоря уже о представшей возможности с ним переспать.

Гордон закрыл холодильник и направился в противоположное крыло гостиной, снимая на ходу куртку и в конечном счёте сбрасывая её в ближайшее из двух кресел у окна. Естественные, но всё равно слегка завораживающие действия от истинного владельца данного места. Эльвира даже не заметила, как залипла на его почти манерных движениях полностью расслабленного и весьма грациозного хищника. Очень опасного хищника. Была б её воля, наблюдала бы так за ним хоть целую вечность, если бы не извечное кошачье любопытство с тлеющими остатками чувства самосохранения. Но, судя по имеющимся здесь вещам и мебели (во всяком случае, в самой гостиной), никакой открытой угрозы для девушки тут нигде не наблюдалось.

Завершали общую обстановку малогабаритной комнаты угловая горка-стеллаж из хромированного металла и впечатляющая аудиосистема с плазменным телевизором. Так что, даже по первым впечатлениям на имеющийся здесь более-менее сносный интерьер, было и ежу понятно, что Гордон – отнюдь не бедствующий мальчик. Или же его прошлый статус не позволял ему нищенстововать, как и подобает всем неудачникам, включительно большинству безработным творческим личностям. Не могла же его Кэрролл отпустить в этот мир с пустыми карманами? Если он у неё жил до этого и, возможно, работал на неё, хоть какие-то сбережения у него должны были оставаться. Тогда почему он снимал столь дешёвую квартирку в таком убогом и абсолютно бесперспективном месте?

Марк вернулся к своей гостье практически сразу же, разворачиваясь к ней лицом, так сказать, во всей своей боевой готовности и ошеломительной красе. Кажется, на его короткий рейд по квартире, ушло не больше минуты. Ровно столько, сколько Элли хватило на оглядеться и почти сразу же оробеть на занятой ею до этого позиции. А смелости отойти от входных дверей хотя бы на пару шагов ей так и не хватило. Уж слишком сильным пробирало ощущением, что она тут лишняя и совершенно не вписывается в окружающую обстановку ни своим опрятным видом пай-девочки, ни тем же воспитанием робкой провинциалки. Правда и Гордон не особо сильно сюда вписывался.

Поэтому наблюдать, как по его равнодушному к происходящему лицу расползается ироничная ухмылка было вполне предсказуемо, хотя и не очень-то приятно. Или, правильней сказать, немного страшно и жутковато (а может и не немного).

– Судя по твоей реакции, тебя впервые посетили более чем обоснованные сомнения касательно твоей авантюры. Так что мой встречный вопрос будет достаточно резонным. Ты всё ещё желаешь, чтобы я тебе засадил и как следует отодрал?

– Если только мы не станем заниматься сексом в этой комнате. Или всё же станем? – попытка изобразить полное спокойствие и ответную апатию не дотянула до желаемого уровня благодаря слишком натянутому смешку. Но она хотя бы попыталась и даже показала пальцем не слишком дрожащей руки в пол, на котором стояла. Правда, тут же оплошала, когда вцепилась в лямку сумочки обеими кулачками, что никак не мог не заметить всеподмечающий взор на зависть расслабленного Гордона.