— Да.

Боковым зрением Драко наблюдал за действиями Бута. Тот осматривал тело Гермионы и попутно залечивал все видимые раны и ссадины. Непонятные цветные руны кружили над девушкой, а медик подолгу их рассматривал и что-то бормотал себе под нос. Сама же Гермиона лежала с полузакрытыми глазами, тяжело дышала. Её волосы небрежно раскинулись по столу, а тонкие пальцы вцепились в глянцевое покрытие. Спустя ещё несколько долгих минут Альберт наконец-то отошёл от гриффиндорки, небрежно кидая на неё рубашку.

— Ну что? — Реддл вопрошающе посмотрел на очкарика. — Что скажешь, мой дорогой друг?

— Не готова, — коротко высказался мужчина. — Абсолютно не готова.

— И что ты думаешь?

— Я вижу только два варианта развития событий, — начал излагать Бут. — Первый: она сдохнет. Сама она умирать будет долго и мучительно, так как отказывается есть и не спит. Она истощена, уже шагает по дорожке смерти.

Серые глаза Малфоя-младшего почернели, налились кровью. Ему не нужна палочка, он готов прибить это ублюдка голыми руками — задушить, вывернуть его кишки наружу и скормить ему же. Выпотрошить всё нутро, намотать язык на горло и выколоть глазные яблоки.

Перед глазами начали проноситься картинки того, как Драко лишает жизни этого мерзавца только за одни такие слова. А в это самое время Гермиона продолжала неподвижно лежать на столе, не подавая виду, что слышит, будто бы всё сказанное её и вовсе не касалось.

— А второй? — наконец спросил Волан-де-Морт.

— По второму разу лишить её памяти, — очкарик странно улыбнулся. — Это заставит её забыть все пережитое, что означает: она новый лист, новый сосуд. Делай с ней — что хочешь, воспитывай — как хочешь. В общем, это самый оптимальный для Вас вариант. Ну, и для неё тоже.

Теперь он не знал, что хуже: позволить Гермионе умереть или позволить снова стереть ей память. С одной стороны — это был не самый худший вариант, но с другой — просто отвратительный. А что, если это означает, что ей снова придётся пережить весь этот ужас? Что, если Тёмный Лорд снова начнёт измываться над её сознанием и всё повторится вновь?

Но что Драко мог с этим сделать? Ему оставалось только надеяться, что «новая жизнь» Грейнджер будет лучше прежней.

— Это как-то отразится на ней?

— Нет, мой Лорд, — запротестовал Бут. — Разве что только в положительном ключе.

— Отлично. Когда мы можем воплотить твою идею в жизнь?

— Мой Лорд, — Альберт прокашлялся. — Её клеймо, оно не поддаётся лечению. Я полагаю, что миссис Лестрейндж использовала для его нанесения эссенцию яда василиска. Думаю, что будет лучше, если мы найдём способ убрать отметину с руки. У грязнокровки будет и без того много вопросов после Обливиэйта.

Тяжёлый взгляд Драко переместился с Бута снова на Гермиону, что всё также неподвижно лежала на столе. Даже в полумраке парень видел её покрасневшее предплечье: из-за множественных попыток медика залечить его.

— Я вижу только один выход, — опять затараторил мужчина. — Самым надёжным вариантом будет срезать ей верхний слой кожи. Да, у неё из-за этого останется более безобразный шрам, но хотя бы не эта надпись.

В какой-то момент Драко показалось, что этот коротышка в очках пытается всячески спровоцировать его. Всё, что он говорил и делал в отношении Гермионы — до потери пульса бесило и выводило из себя. Каждая новая реплика заставляла мышцы всё больше и больше напрягаться. Кулаки сжимались и ногти впивались в кожу ладоней, а гнев внутри был распалён до предела. До смертельно-опасного предела.

— Ты явно метишь на повышение, — с театрально наигранным энтузиазмом заявил Реддл. — Хорошо. Тогда завтра мы займёмся нашей золотой пташкой. Драко, отнеси юную мисс Грейнджер в спальню, ей нужно набраться сил перед грядущим днём.

Драко подхватил Гермиону на руки и уже через секунду исчез из трапезной. Неся девушку в комнату, он прижимал её к себе с такой силой, что в какой-то момент ему показалось, будто он слышал хруст её костей. Он чувствовал её дыхание, её запах, её тихие-тихие всхлипы. И он в очередной раз начал извиняться:

— Прости меня. Прости за это всё. Ты не заслужила этого. Уж кто-кто, но не ты.

— Не вини себя… — очень тихо ответила Гермиона, но для него это было сравни отчаянному крику.

Бережно и аккуратно он положил её на кровать. Она практически сразу уснула. Драко так давно не видел её под одеялом, спящую. Секунды превратились в минуты, а минуты в часы. Он сидел на ковре у постели Гермионы, не сводя с неё глаз. Солнце село, уступая место молодому месяцу.

Гермиона стоит перед ним с растрёпанными волосами. Футболка сползла на одно плечо. А в руках чашка чая. Она выглядит одновременно так мило и нелепо в его серой футболке. Глубокие карие глаза смотрят в самую душу, а веснушки играют на лице.

— Ты такая красивая, Грейнджер, — он нежно обнял её. — Тебе чертовски сильно идут мои вещи. Могу подарить тебе эту.

— Лучше бы ты начал называть меня по имени, — по-доброму съязвила Гермиона. — Это было бы самым лучшим подарком.

— Ну, тебе нужно успеть вдоволь насладиться своей фамилией.

— У меня вся жизнь впереди, Малфой.

— Да, — Драко заговорщически улыбнулся. — Долгая и счастливая жизнь. Только вот она будет со мной и моей фамилией, Грейнджер.

— Дурак, — гриффиндорка легко ударила блондина кулаком в плечо. — Я ведь серьёзно. У меня есть имя, и я хочу, чтобы ты называл меня по имени.

— И я серьёзно, Гермиона. Мы закончим школу, и ты станешь Гермионой Джин Малфой. Будешь моей леди Малфой.

Девушка звонко рассмеялась, уютно устраиваясь в руках парня.

— Я люблю тебя, Драко Малфой.

— И я тебя люблю, Гермиона Малфой. Всегда.

Это был не сон. Сны не бывают такими яркими и правдивыми. Малфой это знал точно. Но что тогда? Откуда всё это взялось в его голове? Когда он мог видеть Гермиону в таком виде? Когда мог признаваться ей в любви? И что самое невероятное — он не отрицал того, что был счастлив в тот момент, что хотел бы прожить те минуты ещё раз, видеть её счастливую, в его футболке и слышать от неё такие признания. Самому признаваться в вечной любви.

— Согласилась бы ты стать Гермионой Малфой, если бы знала, что я виноват в том, что с тобой произошло? — прошептал Драко, прикасаясь лбом к её руке. — Почему я так отчётливо всё это вижу? Почему? Что из этого правда, а что — моё больное воображение?

Её холодные руки отрезвляли его ум. Драко с опасением ждал рассвет. Он не знал, что произойдёт днём, как всё пройдёт, как это отразится на Гермионе и на нём самом. Мирное сопение девушки не дарило спокойствия, как прежде. Больше нет.

— Я люблю тебя, Гермиона, — практически беззвучно произнёс Драко. — Всегда.

С этими словами он вышел из её спальни, направляясь в материнскую комнату. Вряд ли разговор с Нарциссой изменил бы что-то, но сейчас Драко нуждался в поддержке матери, как никогда. Он совершенно запутался, не понимал, что происходит. Драко не знал, понятия не имел, откуда берутся внезапно всплывшие воспоминания, красочные сны и чёткий голос Гермионы в голове. Чутьё внутри подсказывало, что Нарцисса сможет дать ответы на вопросы.

— Нарцисса, — Драко бесцеремонно ворвался в спальню матери. — Почему я всё время вижу Грейнджер во сне?

— Может быть, ты просто часто думаешь о ней, — раздался мужской голос. — Драко, очень невежливо врываться в покои матери в столь позднее время.

— Отец, — Драко заметил платиновый отблеск волос Люциуса в темноте. — Что ты тут забыл?

— Я у себя дома. Думаю, что моё нахождение в спальне Нарциссы более объяснимо, чем твоё.

— Какого хрена ты тут делаешь? — злобно процедил парень. — Блять, ты не появлялся несколько месяцев. Что теперь-то изменилось?

— Я не собираюсь отчитываться перед тобой, Драко.

— Спрашиваю ещё раз: какого хрена ты тут делаешь?

— Хотел увидеть Нарциссу, — отрезал Малфой-старший. — Я соскучился по ней. Мы давно не виделись…

— Ублюдок, — прервал его Драко. — Соскучился? Давно не видел?