В эту ночь мать Люциуса впервые за свою жизнь и существование на портрете наблюдала, каково это: чувствовать всепоглощающую боль и жгучее горе в венах, вместо крови. Гермиона так много пережила в стенах этого поместья, хотя ей было предначертано познать в них только счастье и любовь. Мэнор дарил ей разрушения и жалкие горстки пепла мечты. Терзал её душу.
До самого утра Гермиона не сомкнула глаз, только перекатывалась вдоль деревянного пола кабинета. Казалось, каждый уголок комнаты был пропитан солёными слезами и разводами туши. Диван разодран, а на руках засохла кровь. Хрустальная ваза разлетелась в мелкие дребезги, оставив вмятину на стене. На миг Гермионе показалось, что рассвет забрал с собой ту маленькую капельку сил, что в ней ещё оставалась и она провалилась в сон.
Министерство магии Великобритании. Полдень.
Пустота. Внутри неё не отзывалось абсолютно ничего. Она держалась по правую руку от Тома и совершенно не вслушивалась в то, что он ей говорил. Вместо наставлений перед её первым публичным выступлением — в голове до сих пор эхом отдавались вчерашние слова. Гермиона не помнила своих родителей, даже имён их не знала, а в неё просто швырнули тем фактом, что их беспощадно убили.
Хотелось упасть прямо тут, посреди Атриума, закрыться руками от всего мира и утонуть в собственных слезах. Если ещё пару дней назад она дрожала от страха показаться с речью перед сотней волшебников, то теперь дрожь била по всему тела из-за нестерпимой боли.
— Твой выход, пташка, — Том легко подтолкнул её в спину. — Вперёд!
Неуверенный шаг и Гермиона стоит перед толпой работников Министерства и гостей из других стран. Сотня незнакомых глаз уставились на девушку, а ей хотелось лишь расплакаться. В голове не было ни единой здравой мысли, слова путались, а в горле ещё с ночи стоял ком. Пушистые ресницы были мокрыми, губы искусаны до крови и до омерзения пересохли. Под глазами красовались тёмные полумесяцы, а на бледных костяшках — засохшие бордовые подтёки. Но ведь этого никто не видит, Том изрядно постарался, чтобы массы увидели лишь красивую упаковку. Все ждут.
— Рада всех вас приветствовать в этот день, — монотонно и пусто. — Мне до одури в голове приятно, что столько уважаемых волшебников и ведьм прибыли сегодня в Министерство.
Слова начали вылетать на автомате, она даже не слышала саму себя. Тонкие пальцы крепко сжали трибуны, а мышцы до боли напряглись.
— Я не хочу слишком долго разглагольствовать на тему того, какой должна быть нынешняя политика волшебного мира и какие порядки в нём должны быть. Мне кажется, что если вы уже находитесь тут — то разделяете новые взгляды. Я очень рада, что Лорд оказал мне такую честь и назначил своей правой рукой. Самое важное, что меня беспокоит на данный момент — это… — Гермиона набрала побольше воздуха в лёгкие. — Это сохранение чистокровных семей волшебного мира. «Священные двадцать восемь» — это прошлое, настоящее и будущее, и мы должны приложить все усилия, чтобы сберечь их. К огромному сожалению, Война унесла очень много жизней и нанесла по нам непоправимый удар.
Гермиона чувствовала, как мысли постепенно покидают голову. Она понимала, что ей нужно заканчивать речь и уходить, иначе она рухнет прямо тут. Каблуки на ногах уже ходили ходуном от дрожи.
— Судьба подарила мне такую прекрасную возможность, как обзавестись друзьями в лице семьи Малфоев, — голос девушки дрогнул на фамилии. — Эта семья входит в «Священные двадцать восемь», являясь старинным чистокровным родом, и они всецело разделяют мои взгляды. Нарцисса Малфой — моя близкая знакомая, которая является примером истинной хранительницы семейного очага и просто доброй женщины, а Драко и Люциус — опора миссис Малфой и очень искренние люди. В своё время эта семья помогла мне встать на ноги и справиться с нелёгким положением. Я считаю, что именно таким должно быть всё новое магическое общество…
Сердце просто вырывалось из груди. Гермиона постаралась выдавить из себя что-нибудь ещё, но безуспешно. Нужно было поскорее убираться, но ноги не слушались. Помимо накатившего чувства паники, ситуацию накаляли взгляды из толпы, а точнее взгляд. Один. Рыжая девушка стояла в самой гуще людей, под руку с молодым человеком, и прожигала Гермиону взглядом.
Создавалось впечатление, что та смотрит в самую душу, обнажает её и вливает кипяток в самое нутро. Становилось жарко, некомфортно, невыносимо тяжело. Хотелось опрокинуть на себя ведро ледяной воды, чтобы пожар под кожей наконец потух, но вряд ли бы это помогло.
— Благодарю всех за внимание, — она отпихнула от себя Тома и унеслась прочь. — Мне нужно побыть одной…
Стук каблуков разливался по всему Министерству, отдавая в голову. Гермиона бежала, путаясь в коридорах и натыкаясь на закрытые двери. Первая, вторая, шестая и восьмая. Все двери были закрыты. Негде было запереться и снять тесный пиджак. У очередных запертых дверей она сняла туфли и оставила их прямо в коридоре, продолжая путь уже босиком.
— Гермиона! — девичий голос окликнул её. — Гермиона Грейнджер!
Она остановилась, но даже не оглянулась. Что-то внутри подсказывало, что стоит ей обернуться и точки возврата уже не сыскать, будет поздно. И больно. Ещё больнее, чем сейчас.
— Гермиона, — рыжая девушка, которая была в Атриуме, теперь стояла перед ней. — Я не понимаю, просто не понимаю. Что ты такое наговорила?
— Простите, — Гермиона начала пятиться назад. — Я не понимаю, о чём Вы…
— Малфои? Правая рука Лорда? — в голосе рыжей слышался упрёк и насмешка. — Что ты такое говоришь, Гермиона?
— Девушка, я правда Вас не понимаю. Вам лучше…
— Мерлин! — та расхохоталась. — Слышали бы тебя сейчас Рон и Гарри, не поверили бы своим ушам. Нарцисса Малфой? Твоя близкая знакомая? А Драко — настоящий мужчина? Сохранение чистокровных семей — превыше всего?
— Я…
— Неужели Гарри Поттер боролся за это? А за что боролась Гермиона Грейнджер?
— Гарри Поттер?
Внезапно за спиной рыжей появились Долохов и Эйвери. Гермиона смогла немного выдохнуть, когда увидела знакомые лица. Мужчины стремительно приближались, но незваная гостья не умолкала:
— Как ты можешь называть Малфоев своими спасителями? Этот сукин сын, выродок Драко, он ненавидел тебя всю свою сознательную жизнь! Он отравлял наше существование в Хогвартсе, отравлял твою жизнь, вставляя палки в колёса. Неужели ты не помнишь, как он бросил тебя? Как оставил тебя в одиночестве? Как примкнул к этим ублюдкам? К Пожирателям? Неужели не помнишь, как умоляла на коленях, чтобы он отказался, чтобы принял твою помощь? А родители? Их убили эти чистокровные выродки! А сейчас ты их защищаешь? Гермиона…
Сильные мужские руки схватили девушку и заломили её. Гермиона не успела понять, что вообще происходит, как рядом появился тот молодой парень, с которым девушка стояла под руку.
— Отпусти её, Долохов, — прорычал парень. — Сука, ты никакого права не имеешь к ней прикасаться!
— Ебало завали, Забини, — ответил Антонин. — Тёмный Лорд не то, что прикоснется к ней — выпотрошит её, когда узнает, что эта сволочь тут устроила.
— Тебе стоит держать свою орденовскую шлюху при себе, — поддержал Эйвери. — Если не хочешь, чтобы от неё остались только рыжие патлы.
— Ваше мнение меня мало ебёт. Отпустили её! Живо!
— Да подавись! — Антонин швырнул девушку в руки мулата. — Но не думай, что ей эта выходка обойдётся. Тебе она, кстати, тоже даром не забудется. Гермиона, с Вами всё хорошо?
— Да… — растерянно ответила девушка.
Но с ней не было всё хорошо. С ней вообще ничего хорошо не было. Мир вокруг Гермионы начал вращаться с бешеной скоростью, словно бы сбивая с ног. Она чувствовала себя потерянным ребёнком, которому только что рассказали, что Санта — выдумка. Её состояние уже сложно было назвать растерянностью или отчаянием, это уже граничило с безумием и истерическими припадками.
Безобразный шрам на руке начал гореть с новой силой, вызывая ещё больший дискомфорт. Сердце больно защемило, а в голове вместо мыслей образовалась каша. Тёмный пол министерских коридоров таял под ногами, а стены не удерживали шатающееся тело Гермионы.
