Пронизывающий февральский ветер дрожью пробирал до костей. Или это был страх? Был ли вообще присущ Драко страх? До определённого времени он считал, что нет. Но теперь, проводя так много времени с Гермионой, он уже сомневался в себе.

Сомневался в своей непоколебимости, в своей силе воли. О какой силе в принципе могла идти речь, если её сломила девчонка? Или просто в ней была заточена намного большая власть над ним, чем у Волан-де-Морта?

— Я вернусь к тебе, Гермиона, — прошептал он себе под нос. — Всегда буду возвращаться.

Через секунду силуэт Малфоя-младшего исчез. Первое, что увидел Драко по прибытию в поместье Лестрейндж — кровь под ногами. Конечно, чего же ещё можно было ожидать от этого места? Создавалось впечатление, что весь дом сверху донизу пропитан кровью. На стенах, мраморных полах и кухонной утвари — всё в багровых пятнах. Даже некогда светлые портьеры большой гостиной были обрамлены в кроваво-красный горошек. Мрак поглощал всё поместье.

Шкафы, стулья, столы, никому ненужные книги и остальные вещи. Темнота еле-еле разбавлялась приглушённым светом настенных светильников. Но даже это не спасало, едкий металлический запах смерти растворял эти жалкие попытки. Это место уже давно нельзя было называть домом или семейным гнёздышком — это склеп, кладбище под крышей, пыточная камера. Что угодно, но не то уютное гнёздышко, в котором Драко любил бывать в детстве.

— Рад видеть тебя, Драко, — мерзкое шипение раздалось в темноте. — Мы с тобой стали редко видеться.

— Мой Лорд, — парень поклонился. — Вы желали меня видеть.

— Да. Как обстоят дела с нашей пташкой? Она готова?

При упоминании Гермионы кулаки сжались, а глаза потемнели. Если бы Драко разговаривал с обычным человеком при таком освещении, то вряд ли эти мелкие изменения в нём были бы подмечены. Но ведь Реддл не был обычным собеседником. Хватило доли секунды, чтобы он распознал в Малфое такое проявление злости.

— Ей нужно ещё время… — он не успел договорить, как почувствовал боль.

Волан-де-Морт бесцеремонно вторгся в его сознание. Красные змеиные глаза рыскали в голове Драко, просматривая на перемотке события последних дней. Тут тебе и бессонные ночи, когда Драко дежурил у её постели. И сорванные белые розы, которые он оставлял на прикроватной тумбе Гермионы. И их последний разговор. И обещание, данное самому себе, что он всегда будет возвращаться к ней.

— Интересно, — заговорил Волан-де-Морт, покидая сознание парня. — Всегда будешь возвращаться к ней?

— Да, — уверенно ответил Драко.

Скрывать было нечего. Он бы мог попытаться скрыть всё это в своем сознании, припрятать в закоулках, шкафах и ящиках, но не стал. Чего ради? Реддл и так уже был в курсе того, что Грейнджер — его слабость, он, итак, уже начал этим пользоваться. Так зачем было растрачивать себя, чтобы скрыть и без того известный факт? В то время, когда ни в чём нельзя быть уверенным, Малфой-младший был уверен в нескольких вещах: Волан-де-Морт не убьёт Гермиону, она нужна ему; он не убьёт Драко, тот был слишком преданным и удобным; он не убьёт Нарциссу, пока хочет, чтобы Драко оставался его слугой.

— Я всегда буду с тобой, Драко, — голос Грейнджер дрожал из-за слёз. — Я всегда приду тебе на помощь. Я всегда буду на твоей стороне, чтобы не случилось. Ты слышишь меня? Всегда.

Её голос барабанил по стенкам сознания, рвался наружу. Слова Гермионы звучали так уверенно и отчётливо, будто бы он слышал всё это утром. Но ведь она ничего подобного ему не говорила. Откуда это взялось? Какое-то неуверенное воспоминание всплывало в голове: она сидит перед ним на коленях, обнимает, целует его руки, плачет и лепечет что-то. Мокрые от слёз волосы спутались и прилипли к лицу. Он слишком слаб, подавлен, а она — сильная. Ситуация в точности, наоборот, как сейчас.

Внутри Драко всё сжалось и напряглось. Это всплывшее воспоминание только ещё больше заставляло его теряться в бардаке, творившемся вокруг. Глядя на парня можно было подумать, что ему абсолютно всё равно. Что его не трогает абсолютно ничего из происходящего. Плевать на то, что он живёт в самом сердце пекла, прислуживает дьяволу и стелет к его ногам дорожку из костей. Из всех присутствующих в гостиной только двое точно знали, что это откровенная ложь, что Драко ломает из-за всего этого. Это был сам Драко и Том Реддл. Точно так же, как эти двое понимали это — они понятия не имели, как всё это взаимосвязано и откуда берётся.

— Времени больше нет, — вновь зашипел Тёмный Лорд. — Мне нужно, чтобы она была готова.

— Мой Лорд… — возразил Драко.

— Круцио! — оборвал его Волан-де-Морт. — Ты, щенок, смеешь перечить мне? Я сказал: времени нет, сейчас же!

Время. Как же он ненавидел это грёбанное время, которое превращалось в тягучую резину, когда тело снова поражало это ненавистное Непростительное. Миг, секунда, час. Драко не понимал, сколько времени прошло и как долго его кровь ещё будет запекаться в жилах, а сердце норовить остановиться. Боль внутри пожирает, не желает отпускать.

Сколько он уже испытывал на своей шкуре это заклятье, но каждый раз, как первый. Серые глаза постепенно превращаются в тёмно-красные из-за полопавшихся сосудов, а бледная кожа рук синеет от проступивших вен. Мозг плавится и судороги пробивают каждый сантиметр тела. И стоило ему только почувствовать малейшее облегчение, как что-то холодное и до омерзения неприятное обвило шею. Нагайна крепко обвилась вокруг Драко, мерзкое шипение набатом отдавало в голову.

— Мне нужна эта девчонка, — голос Волан-де-Морта казался каким-то отдалённым. — Может быть, именно твоё нахождение рядом мешает ей быстрее оправиться? Погостишь несколько дней у тётки, Драко.

С этими словами Реддл скрылся, но змея не спешила ослабить хватку. Воздуха становилось всё меньше, а глаза постепенно начали закрываться. Малфой проваливался в беспамятство. Он больше не видел перед собой мрачной гостиной и не чувствовал осточертевшего смертоносного благовония. В белых бликах бессознательности виднелся только невинный образ Гермионы, которая держит в руках огромный букет белых роз.

— Мы вместе со всем справимся, Драко. Позволь мне помочь тебе! Откажись от этого, не позволяй ему проникать в твою голову и душу. В твоё сердце. Ты ведь помнишь: я всегда буду с тобой. Всегда!

Она плачет. Такая потерянная и растрёпанная. Гермиона бежит за ним, спотыкается и падает, но это её не останавливает. Она вновь поднимается и продолжает бежать, оставляя за собой дорожку из лепестков белых роз. Только вот цветы тут же увядают, превращаются в гниль и грязь.

— Я прошу тебя, Драко, — Грейнджер кричит вслед. — Он уничтожит тебя, разобьёт твою душу. Свою он уже разбил, растоптал и сжёг, и твою не пожалеет. Я помогу, придумаю что-нибудь! Только не отталкивай меня, прошу…

— Отвали, грязнокровка! — он останавливается и смотрит на неё гневным взглядом. — С чего ты вдруг решила, что мне нужна твоя помощь? Что заставило тебя думать, что мне вообще нужна чья-либо помощь? И что ещё смешнее: с чего ты решила, что мне нужна ты?

Губы девушки дрожат, а на её босые ноги капают слёзы. Гермиона не сдерживает своих эмоций, не прячет чувства. Ей больно, но она не останавливается: кидается в пропасть за ним, летит со скоростью света вниз, лишь бы успеть спасти. Она не видит острых лезвий там — внизу этого обрыва, — они проткнут её насквозь. Готова пожертвовать собой, стать спасательной подушкой, только бы он не поранился. А он просто стоит и смотрит на то, как она пролетает мимо, самоотверженно кидается в пламя.

Теперь белые розы стали сухими, мёртвыми и красными. От крови. От её крови. И она сама стала мёртвой. Гермиона Грейнджер готова умереть, лишь бы он жил.

Неизвестно через сколько Драко пришёл в себя. Сложно было определиться, когда весь дом погружен в полный мрак. Голова раскалывалась так, словно по ней беспрерывно били молотом несколько часов. Тело ещё ныло после пытки Непростительным, а глаза никак не открывались. Бледная кожа совсем оледенела от мраморного пола гостиной поместья Лестрейндж. Внутри засело ядовитое ощущение того, что он — собачонка, которую пинают все вокруг. И в первую очередь его пинала сама жизнь, наносила новые удары и даже не трудилась предупредить об этом.