«Но имя в документах — его можно будет потом поменять?»

«Разумеется, сударь».

«А вот скажите…»

Я хотел было снова поднять тему снятия с Каратовой печати — конечно же, не теперь, потом, после нашего возвращения — и Светкиных шансов вновь обрести себя, но в этот момент в начале вагона — как раз там, куда ушли Воронцова с Муравьевой — что-то гулко громыхнуло. Я вскочил на ноги и увидел, как распахивается дверь тамбура. Секунда — и из-за той вывалились Милана с Машей, причем длинноножка почти волокла молодую графиню на себе.

— Что случилось?! — метнулась к ним фон Ливен.

Я отстал от нее разве что на шаг.

— Что, что… Центаврус, — процедила сквозь стиснутые зубы Воронцова. — Точнее, верхняя его половина. Она… Он прятался в туалете.

Я поспешно выхватил револьвер и протиснулся мимо девиц к тамбуру:

— Где он?!

— Уже в Пустоте, — бросила через плечо Муравьева. — Милана с ним расправилась… Туалета, правда, в нашем вагоне тоже больше нет.

— Молодец! — облегченно выдохнул я, не спеша, впрочем, прятать оружие в кобуру.

— Не молодец, — угрюмо покачала головой молодая графиня. — Он достал меня первым. Я совсем не чувствую левой руки… — та у нее и впрямь безвольно болталась — в отличие от правой, которой Воронцова тяжело опиралась на спутницу. — И главное — не ощущаю перстня!

— Не переживай, он на месте, — поспешил успокоить ее я — обе печатки, и фамильная, и гоночная, по-прежнему красовались у Миланы на бледных пальцах.

— Что толку?! Контакта со Слепком нет! Перстень меня больше не маскирует. Для духов я теперь никакая не загадка — обычный человек!

«Они уже знают, — встревоженно выговорил Фу. — Духи в соседних вагонах — чувствуют чужака».

— Почему тогда они до сих пор не здесь? — хмуро спросил я.

«За сим дело не станет, сударь. Они готовятся».

— Что с рукой, я не понимаю! — дрожащим голосом произнесла между тем склонившаяся над Воронцовой фон Ливен.

Пончо с молодой графини она сняла, рубашку расстегнула и наполовину стянула, выставив напоказ ажурный черный бюстгальтер Миланы, но ни грана сексуальности в этом зрелище сейчас не было.

— Все что могу — это изолировать проблему, — заявила Тереза, кладя ладонь на голое плечо своей пациентки. — Как с той царапиной у молодого князя. Но тут все гораздо хуже. И пальцы пока двигаться не будут…

— Перстень, — прошептала Воронцова. — Главное — перстень!

— А нельзя просто взяться за него пальцами другой руки? — предложил я. — Ну, восстановить контакт.

— Пробовала — так не работает! — мотнула головой Милана. — Надо надеть кольцо на палец… На здоровый палец!

— Он же у тебя не снимается, — напомнил я.

— В том-то и дело! Нужно срезать! Вместе с пальцем!

— Чем срезать? — растерялась Тереза.

— Да хоть магией! Сделайте кто-нибудь — я сама не могу, это не ножом полоснуть!

— Если магией — можно остаться без пальца навсегда, — покачала головой фон Ливен.

— Поэтому, наверное, и не могу сама: инстинкт самосохранения включается! Все равно же рука отнялась — что теперь палец-то жалеть! Но нет…

— Опытный целитель вашу руку вылечит!

— До встречи с ним еще нужно дожить!

— Вот, попробуйте этим, — Муравьева протянула Воронцовой осколок бутылки. — Он острый! Только пусть кто-нибудь вам боль блокирует!

Милана безропотно схватила стекляшку и примерилась ею к пальцу с перстнем.

«Стойте! — вмешался Фу. — Сие не поможет. Молодая графиня уже разоблачена, теперь за перстнем ей всяко не спрятаться!»

— А что же делать? — замерла Воронцова, успев лишь раз чиркнуть осколком по пальцу.

На рассеченной коже появилась кровь — густая и темная, почти черная.

«Сражаться — но сие значит почти наверняка проиграть. Или бежать без оглядки. Прыгать с поезда — и попытаться уйти пешком, по полям! Какой-никакой, а шанс».

— Под открытым небом мы будем вовсе беззащитны! — заявила Маша.

— У нас останется вот это! — «револьвер» по-прежнему был у меня в руке.

— Судя по недавней канонаде, у духов таких тоже полно, — скептически покосился на мое оружие Ясухару.

«А у вас, сударь, осталось всего три выстрела, — заявил “паук”. — Потом “револьверу” потребуется перезарядка, но запасных патронов у нас нет!»

В самом деле? Долбанные метисы! Не могли снабдить свой артефакт бесконечным боезапасом!

— Бежать в любом случае нельзя! — энергично подключилась к разговору Златка. — Поезд везет нас в Оклахома-Сити! Пешком мы туда вечность будем добираться!

В этот момент под аккомпанемент паровозного гудка состав резко сбавил ход. Несколько долгих секунд — и вагон вовсе замер. Я бросил взгляд за окно: никакой станции видно не было — встали в чистом поле.

Ясное дело — это из-за нас.

— По ходу, довод насчет Оклахома-Сити снят, — мрачно заметила фон Ливен.

— Но второй остается — про…

Над нашими головами что-то оглушительно заскрежетало — и с вагона сорвало крышу.

— А ребята-то с козырей зашли… — ошалело пробормотал я.

— Если они так с любой крышей могут — мы точно пропали… — пробормотала Воронцова.

«С любой не могут. Здесь сработал заранее заложенный артефакт. Должно быть, мы не первые, кто рассчитывал обороняться в вагоне — противодействие отработано…»

— Быстро уходим! — сунув «револьвер» в кобуру, правой рукой я цапнул со скамьи свою сумку, а левой я схватил за запястье потерянно взиравшую в несуществующий более потолок Милану — и потащил ее к окну.

Если кто-то из команды и был не согласен с моим решением, выбора им я не оставил.

Солнце над бескрайней равниной Оклахомы лениво клонилось к горизонту, но до заката, по моим грубым прикидкам, оставалось еще не меньше часа. Мы удирали по давно не знавшему плуга полю, прорываясь через вымахавший в человеческий рост репейник, перескакивая через ручьи, то и дело спотыкаясь о какие-то ползучие лианы или по щиколотку проваливаясь в чьи-то норки. Погоня уверенно держалась в полуверсте от нас. Преследователи двигались быстро, но при том на бег не переходя. Стоило нам ускориться, припустив во весь опор, как разделявшее нас расстояние несколько увеличивалось, но когда, выдохшись на рывке, скорость мы были вынуждены сбрасывать, духи тут же начинали понемногу наверстывать упущенное.

Гналось за нами человек двадцать. Ну, как человек — игрушек-носителей, конечно. Поначалу врагов было раза в полтора больше, но четверть часа назад с десяток из них внезапно повернули назад.

«Метисы уходят, — пояснил нам Фу. — Не хотят оказаться рядом с “боевиками” с наступлением ночи».

— До ночи… еще… далеко, — заметила, тяжело дыша, Муравьева.

«Ну так и возвращаться им не близко. Рассчитали, чтобы к закату успеть дойти до поезда».

— А как им поможет поезд — если он вообще еще не уехал? — не удержался от вопроса я — несмотря на то, что чесать языком на бегу было тяжеловато. — В вагонах же все окна выбиты — лезь не хочу!

«Вопрос не ко мне, сударь. Может, в тамбуры набьются и запрутся — там окон нет. Или в кабину паровоза — не ведаю».

— Тяжела в Америке жизнь простого метиса, — буркнула фон Ливен.

— Она… и в России… не сахар, — выговорила Маша.

Что на это ответить, ни у кого из нас не нашлось.

Должен сказать, что бежали мы не совсем уж куда глаза глядят. Поначалу — да, но последние минут пятнадцать, по совпадению — как раз после ухода метисов, у нас появилась конкретная цель: одинокий домишко, видневшийся впереди. Добраться до него при свете дня казалось вполне реальным, если, конечно, погоня не устроит спурт — у самих у нас на финишный бросок сил могло уже и не хватить.

К слову, бодрее всех из беглецов сейчас смотрелась Каратова. Хотя, с другой стороны, чему тут удивляться: ей велели бежать — она и бежит, сил не экономит. Как закончатся — упадет. Наверное.