*********************************************************************

   - Я хочу поговорить с правителем, - Рустемас, пошатываясь, вышел из колесницы, в которой провел более трех недель, на каменную мостовую перед дворцом.

   - А кто ты такой, чтобы говорить с ним? - удивился стражник.

   - Перед тобой, невежа, маг Рустемас Теор, Хранитель дворца Дивианы, правая рука правителя Надмира Вегара! - повысил голос Рустемас. Он так измучался за последнее время, что спорить со стражником сил уже не было.

   Глаза ратника вытаращились от испуга и удивления и он стремглав кинулся внутрь.

   - Сейчас тебя примут, - вместо убежавшего стражника появился сам Борас Окет, Хранитель Дворца Дир-Амира, единственный, кто был равен Рустемасу по положению. - Не желаешь пока отдохнуть?

   Уставшее тело Рустемаса предательски обрадовалось этому предложению, но маг взял себя в руки.

   - В начале я должен поговорить с Агласом.

   Правитель вышел к Рустемасу в длинном домашнем одеянии. Он встречал гостя в небольшой комнате, освещенной факелами даже днем, поскольку окна в ней выходили во двор и почти не давали света. Позади него на почтительном расстоянии встал Борас Окет, Хранитель дворца.

   - Чем обязан такому неожиданному приходу? - заговорил Аглас. - Мне казалось, все должны быть довольны! Дайм Росс свергнут, его войска более не угрожают вам. Ваша западная граница так же в безопасности. Вы выполнили свои союзнические обязательства по отношению к нам, оказав помощь в подавлении восстания на наших восточных рубежах. Так что лишь мир и процветание могут быть спутниками наших держав!

   - Все так, как ты говоришь, - склонил голову Рустемас. - Я хочу говорить с тобой не о наших державах. Я прибыл сюда ради твоего пленника, поднявшего против тебя бунт и теперь находящегося в твоей темнице.

   - Что такого тебе в моем пленнике? Он злодей и мятежник, приведший к гибели сотни, даже тысячи людей, и как столь опасный злодей будет казнен по самому строгому закону Дир-Амира.

   - Жестокость казней никогда не способствовала смягчению нравов, - возразил Рустемас. - Поверь, сейчас тебе кажется, что невозможно пощадить негодяя, но, казнив его, ты почувствуешь куда большую горечь.

   - Отчего же?

   - Оттого, что ты не восстанавливаешь справедливость, а творишь месть. А месть сладка только при подготовке, плоды же ее горьки. Отдай своего пленника мне, я увезу его на север, где он не сможет более вредить тебе и твоим людям.

   - Ни за что! Ты хочешь, чтобы он стал героем из легенд и в один прекрасный день вернулся, чтобы сокрушить мое правление? Так не будет!

   - Если ты его казнишь, он тоже обретет ореол мученика и о нем тоже будут рассказывать легенды. Тебя же в них будут поминать как самого жестокого правителя.

   - Проигравших не записывают в герои. О казненных не рассказывают преданий, - произнес Аглас, не очень, впрочем, в этом уверенный. Он почему-то стал лихорадочно вспоминать известные ему предания, но никак не мог вспомнить, чем же они кончались.

   - Не стоит совершать подвиги только ради того, чтобы бродячий сказитель пел о них у костра, - покачал головой Рустемас. - Дело совсем в другом. Сиврэ пошел на мятеж, потому что этого требовала его совесть. Он не мог терпеть насилия, творимого твоими братьями и приближенными.

   -Что ты знаешь об этом! - вскричал Аглас. - Не смей поминать моего брата недобрым словом - он погиб от рук Сиврэ, и с убийцей я поступлю, как он того заслуживает.

   - А чего заслуживаешь ты? О чем ты думал, когда уходил в лес? Не кажется ли тебе, что уже тогда ты прекрасно знал, что оставленное тобой наследство слишком опасно твоим братьям - но ты не хотел расхлебывать это сам! А теперь ты вернулся - и стал спасителем Отечества!

   - Теперь ты обвиняешь меня? - Аглас сжал кулаки. - Наш разговор окончен.

   - Имей в виду, - произнес Рустемас в отчаянии, - что наше войско стоит недалеко от границ Ильв-рана, и стоит мне сказать хоть слово, чтобы все эти воины, закаленные в боях, обрушились на твои, еще так недавно охваченные мятежом, земли.

   - А ты хорошо подготовился, - прошептал Аглас. - Чем же тебе так дорог Сиврэ, что ты готов ради него бросить в бой свои войска?

   - Нельзя обменять жизнь одного человека на жизнь другого человека. И нельзя жить, зная, что твоя жизнь оплачена чужой, - произнес Рустемас. - Но отдать жизнь, чтобы хотя бы на шаг приблизиться к истинному миру - можно. Ты можешь убить Сиврэ. Я могу объявить войну Дир-Амиру, и, с помощью Агнала и мятежников, мы легко добьемся успеха. Только как мы будем потом жить?

   - А как я буду жить, если отпущу Сиврэ? - произнес Аглас. - Как на меня посмотрит двор, народ, канхарты, сам Сиврэ? Они скажут, что я испугался!

   - Нет. Они скажут, что ты проявил высшую мудрость правителя - милосердие.

   Аглас прошелся по комнате, сложив руки за спину. Борас Окет осторожно приблизился к правителю и что-то прошептал ему. Аглас остановился.

   - Хорошо, я могу сделать так, как ты сказал. Я отпущу Сиврэ. Но Дивиана в ответ должна доказать свои дружеские намерения. Наш главный враг сейчас - дан Хорнас Йонард из Агнала. Направьте на него свои войска - и я освобожу мятежника. Этого требует простая безопасность: начни Сиврэ опять поднимать восстание в нашем тылу, и у меня не хватит сил сдерживать Агнал на Западной границе. Так что многого я не прошу.

   Рустемас задумался. Грозить стоящими позади него войсками - зная, что они ничего не сделают без приказа Надмира - было легко. Но обещать бросить их в бой, не имея на то права, пусть даже ради счастья своей сестры, Рустемас не мог. Да и Сиврэ, наверное, тоже не согласился бы на свободу, купленную подобной ценой.

   - Я не могу тебе этого обещать, - произнес, наконец, Рустемас. - Я не правитель, чтобы принимать решения за все государство. На то, чтобы объявить войну Агналу, у меня нет полномочий. Но я обещаю тебе, что приложу свое влияние, дабы убедить Надмира Вегара в необходимости такого шага. Правда, сначала нужно понять, что мы от этого приобретем.