- Ты забываешь, брат, что я многое могу видеть. Я видела его душу. И я могу сказать, что он - настоящий человек.

   - Что ты имеешь в виду? - удивился Рустемас.

   - Я не могу требовать от него, чтобы он всегда был рядом со мной. У него есть долг чести, и его понятие о чести выше, чем у многих. Он не может обмануть людей, доверившихся ему. И если он будет в силах, он вернется ко мне. А нет - он погибнет вместе с теми, кого он повел в бой и кто пошел за ним. Я понимаю, почему он не едет. Он согласился возглавить восстание, хотя не хотел этого - чтобы спасти своих людей. Теперь, чтобы спасти их, он готов погибнуть. Но главное в нем - то, что это все в нем было не от рождения. Та доблесть, составляющая в нем основу его сущности, была создана им самим.

   - Объясни, - попросил Рустемас. - Разве он не родился рыцарем?

   - Он был Изгоем, - произнесла она. - Но он хотел стать рыцарем, и стал им.

   - Изгоем? - Рустемас был поражен. - Тем самым? То есть, ты поэтому бросилась к нему в объятия, что не могла себя сдерживать?

   Виена улыбнулась покровительственно.

   - Он был рожден Изгоем. На нем, на его семье лежало проклятие. Древнее проклятие пустыни, постигающее даже самые прославленные семьи. Но его отец, его мать, он сам - они сумели победить это проклятие. И он стал рыцарем. Рыцарем до мозга костей. И теперь он - тот человек, единственный из известных мне, на кого можно положиться. Тот, кто не предаст и не отступится от данного слова. Который не будет разбрасываться словами. Который умрет ради тех, кого любит и кто поверил в него.

   - Ты знаешь, что Сиврэ схвачен и ждет казни? - спросил он резко. Виена склонила голову в царственном кивке.

   - Надежды нет никакой, - продолжал Рустемас.

   - Есть, - лишь слабое дрожание верхней губы выдало волнение Виены. - И если ты любишь меня, ты спасешь его.

   - Надмир Вегар не хочет ссориться с Дир-Амиром.

   - Разве Дивиана - это один Надмир Вегар? Вы, слишком долго служащие при дворе, стали думать, будто вся жизнь - это заговоры, предательства и войны. А есть еще простая человеческая жизнь! Где люди любят друг друга. Где не думают о своей выгоде, а думают о счастье любимого человека. Где не ищут, как бы можно было ослабить или победить врага, а думают, как жить в дружбе с соседом. И разве твое, Надмира, мое чувство к Сиврэ - не выше политической выгоды? Сиврэ верил нам и надеялся на нашу помощь. Вы бросили его ради старых договоров. Но помните: тот, кто пытается быть хорошим для всех, становится ненужным никому. Надмира заботило, что о нем подумает Аглас - неужели его не заботит, что о нем подумает его собственный сын? Адо, которого он послал усмирять восстание Сиврэ?

   - Я и не знал, что ты так хорошо знаешь о событиях в мире, - попытался пошутить Рустемас. Виена уничтожающе взглянула на него.

   - Прошу тебя - поезжай, - произнесла она уже мягче. - Спроси свою душу - разве Сиврэ заслуживает казни? И если нет - разве не твой долг восстановить справедливость?

   Рустемас хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел. Говорить о своих видениях в северных горах сейчас было явно не время. Да и сам он, положа руку на сердце, не мог бы сказать, что правильно понимает древние предсказания.

   ***********************************************************************

   Второй месяц Сиврэ видел небо только в узком окошке, перехваченном решеткой, высоко-высоко над головой. К счастью, его не держали в оковах, и он мог бродить из угла в угол каменной каморки, вспоминая минувшую жизнь и думая о происходящем сейчас на воле.

   Ему всегда с удовольствием сообщали о новых поражениях восставших. В Иск-Хайте был разгромлен и сброшен в море дан Палигер Герим. В Брастуземе сложил оружие дан Саве. Дан Гор не удержал Фаревогр и бежал в Мефльхол. Оставшись без своего лучшего полководца, восставшие теряли одну крепость за другой. Аглас торжествовал повсюду.

   Сиврэ мог упрекать себя в глупости, что пошел на разговор, положившись на честное слово правителя, но в глубине души его была уверенность, что он поступил правильно. Если Аглас был настоящим правителем, принимающим на себя тяжкое бремя ответственности за других людей, за их жизнь и смерть, за процветание и нищету, понимающий, что, встанет ли он на ту или другую сторону - и мир необратимо изменится, - он должен был принять правоту Сиврэ и сделать так, как он предлагает. А если так, если голос магов и канхартов, представляющих всю землю Дир-Амира, все народы, его населяющие, снова будет иметь вес и несправедливости будет поменьше - значит, восстание было не напрасным.

   Но здесь, в темноте заточения, он все реже думал о битвах и походах, и все чаще вставали перед ним глаза Виены. Он ничего не знал о ней с тех пор как получил письмо с приглашением от Рустемаса, ее брата. Тогда он ответил согласием, надо было только разобраться с некоторыми делами, оказавшимися слишком долгими... Кем она его теперь считает? Негодяем, не держащим своего слова? Обольстителем, поигравшим - и исчезнувшим? Чувство вины начинало терзать его снова - и тогда он начинал себя корить, что попался в ловушку Агласа, а, вернее, сам себе ее устроил.

   А между тем, во дворце правителя шли споры по поводу судьбы Сиврэ. Иль Росс не участвовал в этих спорах. Удалившись вновь в свое уединение, он предоставил правителям изобретать виды казней, сам же тяжело переживал свое увечье. Теперь, даже если соберется Совет магов, он вряд ли станет его главой, ибо маг-калека далеко не так силен, как маг, сохранивший себя в целости. Часть умений улетели безвозвратно вместе с кистью его руки. Посох, на самом деле, как верно заметил Сиврэ, можно было сделать новый, посох был лишь символом власти и тем орудием, что пользовались маги для раскрутки Круга Силы, но главным орудием было тело мага и его внутренние потоки, а эти потоки всякий раз замутнялись и сбивались, натыкаясь на обрубок правой руки. И даже самая страшная казнь, на которую бы обрекли Сиврэ, не восполнила бы этот урон и не утишила горечь поражения. А потому он и не собирался никак сам мстить Сиврэ, понимая, что наказание, которое придумают правители, будет не менее мучительным, чем изобретет его воображение, он же может сосредоточиться на восстановлении своей силы и влияния.

   Правда, его смутил слух, прошедший по Ильв-Рану, будто в сторону столицы Дир-Амира проехал один из северных магов, причем намерения этого мага остались для Иль Росса неизвестными.