Лицевые мышцы Делайлы расслабляются, а губы слегка приоткрываются.

– Мы придём вдвоём. Хватит прятать её от всего мира, – уголок его губы тянется вверх, а глаза мечтательно прикрываются.

Это совершенно иной Йен Вуд, не тот, который зашёл пятнадцать минут назад в кабинет. Но всё ещё утопающий от любви к ней. Элла знает, что это всего лишь очередная игра с её сердцем. Жестокая игра.

Телефонный звонок заставляет её вздрогнуть.

– Да, любимый. – Её голос сладко окутывает кабинет, а Йен отворачивается, зажмуриваясь.

Л ю б и м ы й.

– Да, я уже еду. Аврал перед сдачей проекта, – устало хмыкает она. – Жди меня.

Йен поднимается с диванчика, одёргивая пиджак. И если бы его лицо видела Элла, то в раз узнала бы отпечаток отвращения к самому себе.

Девушка, чьё имя он назвал – никогда в жизни не согласится на такую авантюру. Да и с чего бы? Можно, конечно, подобраться к ней в баре во время пари, вскружить ей голову, влюбить, заставить дышать им и в одно мгновение превратиться в полного эгоиста. Хотя, эгоистом он слыл, да и людьми виртуозно манипулировал – только в рабочих целях. Рушить жизнь девушки он не собирался. Да что там! Одна мысль об этом приводила в ужас.

Тогда как? Нанять кого-то, кто будет отзываться на треклятое, сорвавшееся с уст само собой, имя? Но тогда он рискует прогореть с этим делом раз и навсегда.

«Идиот! Какой идиот! Глупец!», – Йен запускает пятерню в волосы, создавая на голове своеобразный артхаус.

– Что ж… – обращается к нему девушка. – Мне пора.

– Да, давно уже, – оборачивается на неё Йен. – Элла, – уже на пороге окликает он её. – Прошу тебя, давай без войны, недомолвок и поддёвок? Я так устал от этого.

Он по-детски протягивает мизинчик, а девушка отчаянно пытается сморгнуть непрошенные слёзы. Он всегда делал так, когда они крупно ссорились, при этом строя щенячий взгляд. Теперь щенячий взгляд принадлежал другой.

– Да, я тоже устала.

Тепло её кожи и лёгкое касание дурманит его разум. Но, заперев свои истинные желания, он натягивает ухмылку, отпуская хрупкий мизинчик.

Они вместе выходят из кабинета, но Йен сразу же скрывается за створками лифта, не дожидаясь, пока она как раньше закроет двери кабинета.

Если играть в игру, то без погрешностей, максимально идеально.

Звон назойливого будильника противно застывает в ушных раковинах, из-за чего аккуратный носик Зои морщится.

Еле-еле разлепляет глаза, с трудом вглядываясь в электронные цифры – 15.05.

Солнечный свет заливал лофт, купая его в золотистых лучах, оставляя красивые светотени на стеклянных элементах комнаты.

Зои, всё ещё щурясь, приподнимается на локтях, смачивая кончиком языка губы. Голова болит разве что от уже накатившей усталости. Сегодня снова терпеть нападки от состава танцовщиц.

– Добрый день, мир, – сонно хмыкает Зои, поднимаясь с кровати.

Сегодняшний день отличался от предыдущего только тем, что поспать удалось на несколько часов больше. Нездоровый сон губительно действовал на организм. Боль пульсировала в висках, а потому и этот день не мог быть начат без стакана воды и таблетки обезболивающего препарата.

А солнечные лучи тем временем миролюбиво обтекали каждый уголок лофта, баюкая его, застревая яркими искрящимися отблесками в стёклах.

После вчерашнего урагана – Каталины лофт выглядел на удивление аккуратно. Обычно Гутиерес затевала «уборку», желая ворваться в шкаф лучшей подруги и провести в нём модную инспекцию.

Зои усмехается, вспоминая мельтешащую перед глазами черноволосую фурию.

Рутина засосала её без права сделать глоток свежего воздуха. Жизнь превратилась в безрадостную зацикленную схему: «Не любимый дом» – «Не любимая работа» – «Не любимый дом».

И вроде бы друзья доставляли толику счастья, но из этой щепотки нельзя было выжать даже небольшую горящую искру. Выплыть со дна самостоятельно не выходило, сил не хватало. Будто бы к шее привязали множество гирь, цепи которых перепутались и их невозможно было отвязать.

Телефонный звонок заставляет Зои передёрнуть плечиками от неожиданности.

– Доброе утро, вернее день, храпля, – сквозь динамики слышится задорный голос Ноа Филлипса.

– Я не храпля, Ноа! – едва улыбается Зои всё-таки поднимаясь с кровати и заправляя одеяло левой рукой.

Ноа всегда придумывал ей странные клички, от которых девушка расплывалась в счастливой улыбке.

– Я подмениваю сегодня Джорджа. Так что в пять часов тебе нужно быть готовой. Моккачино ждать не будет!

– Откуда ты берёшь столько энергии? – усмехается Зои, щёлкая по выключателю кофемашины. Когда-нибудь по её венам будет течь кофе.

– Давай-давай, старушка! У тебя осталось полтора часа на сборы! – Ноа сбрасывает вызов, оставляя Зои в тишине, нарушаемой разве что работой кофемашины.

Зои оседает на стул, вглядываясь в бурлящий Манхэттен с острыми шпилями высоток за стеклом.

Ноа был чудесным парнем, и девушка даже не смела этого отрицать. Его улыбка и оптимизм часто оберегали истрёпанную душу от новых зияющих дыр, стараясь латать всё неаккуратными, но заботливыми стежками.

Всё же, этого не хватало для того, чтобы излечить изувеченное сердце. Зои не могла подарить ему ответных чувств, хотя и очень хотела этого. Она искренне желала смотреть на него как на человека, которому без промедления отдала бы своё сердце; хотела бы каждый вечер пить с ним моккачино и готовить домашний карамельный попкорн; хотела укрывать его бархатным пледом, когда он случайно уснёт на диване; распевать с ним песни под гитару до утра и пропускать светлые волосы сквозь длинные пальцы. Но сердце, каждый раз всматриваясь во всё, что он делает, билось ровно, без намёка на повышение пульса. Разбитые части держались на плохом клею и рисковали снова рассыпаться при неаккуратном покашливании.

Зои не хотела его ломать, не хотела давать ложных надежд. А потому не держала его за огромную лапу, старалась не дотрагиваться лишний раз до мужественного плеча, избегала по началу лишних встреч… Всё это не приносило должного результата, и она решилась поговорить с ним прямо, не утаивая никаких эмоций, заботясь о его сердце. Ноа принял заботу, убедил девушку в том, что он всё равно будет оберегать её, даже если хрупкое сердце и не бьётся с ритмом колибри при виде его глаз.

Звук и запах свежесваренного кофе вырывают брюнетку из задумчивости, заставляя перевести взгляд с холодного города на горячий кофе.

– Чёрт! – Зои обжигает кончики пальцев о кружку, переводя взгляд на часы. – Чёрт! Ноа!

Время неумолимо бежало вперёд, оставляя хозяйке лофта всего лишь сорок минут на сборы. Благоухающий кофе остывает в стеклянной кружке, источая невероятные оттенки арабики с ароматом сливочного ликёра и нотками виски.

***

Уютная кафешка напротив залива Банк Рок в Центральном Парке Нью-Йорка отличалась от всех других уникальным видом на зелёные насаждения. Для Зои было важно не просто пить кофе в какой-то стеклянно-бетонной коробке, а наблюдать сквозь огромные окна или открытые террасы за течением жизни, малейшим изменением дуновения ветра, каждой эмоцией туриста, эмигранта или коренного жителя.

Зои нравилось бешеное течение жизни вокруг струящейся зелени, нравилось наблюдать за размеренным покачиванием деревьев.

Каждый человек – от ребёнка до взрослого мог найти своё укромное местечко в парке, чтобы отделаться от пыли небоскрёбов и сухих дорог.

Укромное место Зои было под большой яблоней. Это дерево завораживало её необычайной красотой, кротостью, искренностью запахов, умением возрождаться каждую весну, показывая всем нежно-белые и розоватые цветочки.

И будто бы это был настоящий портал в Елисейские поля11, где девушка могла по-настоящему обрести успокоение и умиротворение.