Брет взял ее за подбородок, повернул к себе лицом и посмотрел в глаза.

— Я сказал королю, что с радостью принимаю его предложение. Дальнейшее, миледи, зависит от вас.

— Позвольте мне пройти! — прошептала она.

Он отступил в сторону и вежливо поклонился. Она бросилась бежать.

Мать и сын сидели возле ярко горящего камина в своем городском особняке, в длинном холле с резными креслами вокруг стола. Лето подходило к концу, и вечерами становилось влажно и прохладно.

— Догадываюсь, — сказала Фаллон, глядя сыну прямо в глаза, — что король каким-то образом приложил ко всему этому свою руку.

Она с двумя дочерьми возвратилась домой всего несколько минут назад и, радостно расцеловав Брета в обе щеки, чуть отстранила его от себя, чтобы пристально вглядеться в лицо, как это делают все родители, долго не видевшие своих отпрысков. Для нее момент встречи с горячо любимым сыном был особенно дорогим, потому что слишком часто те, кого она любила всем сердцем, уходили и исчезали навсегда.

«Возвращаться домой всегда приятно, — подумал Брет. — Приятно увидеть мать, обнять ее, приятно подбросить в воздух малютку Гвен и услышать, как она визжит от удовольствия, приятно обнять Элайзию — ей уже почти восемнадцать лет, и она стала красавицей с серебристо-серыми глазами и ярко-рыжими волосами, несомненно, унаследованными от Годвинов».

Фаллон, не успев пер е шагнуть порог своего дома, уже услышала о том, что сын женится на непокорной дочери лорда с северной границы. Поэтому после приветствий и расспросов о муже и сыновьях она коротко спросила:

— Слухи — это правда?

— Да, миледи, правда, — подтвердил он.

Именно в этот момент сестры Брета, поймав его взгляд через плечо матери, подхватили малютку Гвен на руки и удалились. Элинор знала все в подробностях, а Элайзия инстинктивно почувствовала, что такой разговор между матерью и братом предпочтительнее вести с глазу на глаз.

Сидя перед камином, Брет вспомнил почему-то, как часто ему приходилось уходить на войну. Сначала, в его юные годы, было восстание в Йорке, потом бесконечные стычки на границе между Уэльсом и Шотландией, а совсем недавно новые беспорядки в Нормандии. Военным искусством он овладел по необходимости, но никогда не имел к нему пристрастия. И уходить на войну ему всегда было непросто.

Однако сейчас не было ничего труднее, чем убедить Фаллон, дочь Гарольда, в том, что он вступает в брак исключительно по собственному желанию, что это его твердое решение и он даже одержим им.

— Нутром чую, — сказала Фаллон, — что здесь не обошлось без вмешательства Вильгельма.

Брет пожал плечами, выгнув черную бровь.

— Только разве в том, что он решил выдать эту девушку замуж за одного из своих людей.

Фаллон слегка поморщилась. Много лет назад она усвоила, что королем Англии стал Вильгельм, что отца из мертвых не воскресить и что ее муж и сыновья принадлежат к окружению именно Вильгельма.

— Этот один из его людей — ты? — тихо спросила она. В ее прекрасных синих глазах сверкнула подозрительная искорка.

Глядя на нее с любовью и восхищением, Брет подумал, что дочь короля Гарольда все еще красивая женщина и, хотя ей недавно минуло сорок лет, она стройна и грациозна, как нимфа. Ее черные как смоль волосы еще не тронула седина, и лишь тоненькие морщинки возле глаз говорили о том, что первая молодость уже позади.

— Брет, я желаю знать всю правду! — потребовала мать.

Он поднялся и подошел к креслу, в котором она сидела. Положив руки на подлокотники, он наклонился и поцеловал мать в лоб.

— Брет…

— Наверное, отец, видя тебя, часто думает, что ты ни капельки не изменилась с того дня, как вы с ним познакомились.

— Разве что в темной комнате, — сдержанно произнесла она. — Вообще-то я впервые встретилась с ним, когда мне едва исполнилось четыре года, так что, надеюсь, с тех пор я все-таки немного изменилась. Ты говоришь приятные вещи, но не пытайся увести разговор в сторону и отвечай на мой вопрос.

— Мама, все очень просто. Он предложил девушку и ее приданое мне…

— Но он уже наградил лично тебя графским титулом, присвоив такой титул твоему отцу. И твой брат Робин унаследует титул отца, и твой брат Филипп не обделен, получил графский титул и земли в Нормандии. Когда-то Вильгельм завладел короной твоего деда и провел полжизни в битвах с твоими кровными родственниками, но теперь проявляет ко всем нам несвойственное ему великодушие, особенно к тебе, наградил тебя большими земельными угодьями.

— Землями, плодородие которых не восстановить при жизни одного поколения, как бы люди ни трудились, обрабатывая их.

— Я и не подозревала, что ты жаждешь наград и богатства, — всегда казалось, что они достаются тебе без особых усилий с твоей стороны. Я ни в коем случае не хочу сказать, что ты не заслужил всего, чем Вильгельм наградил тебя.

— К чему ты клонишь, мама?

— Не понимаешь? Я хочу знать, зачем тебе понадобились пограничные земли — суровые, продуваемые ветрами, где даже камни покрываются льдом…

— Мама, я видел Дальний остров несколько лет назад, когда впервые побывал в тех краях. Он меня очаровал. Это удивительное место — лучше, чем любая крепость, которую может воздвигнуть Вильгельм. Лаэрды строили ее постепенно, в течение многих лет, используя для сооружения естественные выходы на поверхность пластов скальных пород. Она практически неприступна! А главное, я был рад узнать, что Айон Кэнедис — порядочный человек, разумный, сдержанный и готов идти на переговоры с отцом. Ты права: там дуют свирепые ветры, но как там привольно и какое красивое море — кажется, нет ему конца и края! А небо! Я нигде не видел такого синего, великолепного неба, как там!

Говоря это, Брет был искренен. В те годы, когда он впервые увидел тот край, он был очень молод. Но вид замка на острове, будто поднимающегося из собственного поблескивающего отражения в воде, навсегда врезался в его память. Теперь он и сам вдруг поверил, что действительно хочет иметь эту землю.

— А девушка? — спросила мать, высоко подняв тонкую бровь.

— И девушка… — пробормотал он. — Она очень красивая. Молодая. Белокурая. Не просто светлая блондинка, а златокудрая. Волосы у нее похожи цветом на восходящее солнце. К тому же она стройная, хорошо сложена, грациозная…

— Да, очень красивая, я тоже слышала об этом, сказала Фаллон. — И очень прямолинейная — говорит все, что думает.

Брет усмехнулся:

— То же самое можно сказать и о тебе, миледи мама! — Едва заметная улыбка тронула ее губы.

— Подколол, сынок… Но мне казалось, что вы с Люсиндой почти окончательно решили объявить о помолвке.

— Она выходит замуж за Рольфа и уезжает с ним в один из замков на границе Уэльса.

— Ах, Вильгельм, старая хитрая лиса! — прошептала Фаллон. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

И Люсинда, бедняжка, конечно, согласилась. Как же иначе? Она беспокоится за своего отца, ведь ее родня принимала участие в восстании. Боже милосердный, в этом; наверное, отчасти и заключается сила короля! Ведь во всей Англии нет, пожалуй, ни одного человека, у которого кто-нибудь из родственников не восставал бы против короля.

— Рольф — мой друг, — напомнил Брет. — Он порядочный человек, мягкий, добрый.

Фаллон бросила на сына проницательный взгляд.

— Я совсем не уверена, что тебе нравится эта дочь шотландца, но теперь уверена, что Люсинду ты не любил по — настоящему.

— Она мне очень нравилась… — искренне запротестовал Брет и тут же понял, что мать исподволь заставляет его рассказать о том, что хотела бы узнать сама. — Очень. Но возможно, ты права, я не любил ее по-настоящему.

— А эту девушку?

— Я хочу ее, мама. Так же, как хочу замок.

И в этом, хотя и сам был удивлен, он тоже был искренен. Он хотел дочь шотландца. Хотел усмирить ее мятежный дух своими губами, хотел укрыться шелковыми прядями ее волос, увидеть их золото на бронзе своего тела. Он был околдован страстью в ее глазах, ее яркостным сопротивлением, складом ума…