Литмир - Электронная Библиотека

— Куда?

— Ко мне, болван, fick deine Mutter!

А смысл? Хоть мою мать, хоть твою. Я, как мог, повертел головой, типа, не согласен, — и тотчас же вырвал. Контузия, мать вашу, по всем фронтам. И сотрясение. Хоть сдохну не от того.

— Я сказала, ползи, скотина! Я долго не смогу!..

Я пошевелился — двинул ногу назад, вслушиваясь в стреляющую боль. «Были бы родные кости — раздробило бы». Потом руку — и сдвинул корпус назад. Передо мной оставался след в выпавшем инее. А еще — хорошо, что из носа пока не капает. Смеху было бы… Я полз — потихонечку, по миллиметру — в кромешном мраке, а мостик дрожал, грозя обвалиться, а мне уже было все равно. Ну, разве что чуть-чуть хотелось, чтобы Аска со мной не сорвалась.

А когда я в очередной раз повернул голову, чтобы понять, где я, огрызок развалился, и я успел увидеть кроссовку, опустившуюся рядом со мной, потом — боль, обручем сжавшая мне ребра…

И полет.

Я даже успел заорать от боли, ломающей меня поперек, пока подо мной жерлом пронеслась бездна. Удивительно, но уйдя кувырком в почти непроглядную тьму, в гудение и грохот, я даже не потерял сознание.

Что это? Туннель?

Удар.

Меня поволокло вдоль стены, и я, задыхаясь, смотрел, как на фоне чуть более светлого круга выделяется силуэт человека, который словно присел и изготовился к бегу. А потом силуэт начал вставать, и рвущийся мимо меня вихрь плеснул густой шевелюрой, которая в нормальном свете должна была быть рыжей.

Аска стояла в потоке ледяного воздуха, и я почти чувствовал ее взгляд.

— Наверное, изображать шок глупо, — отчетливо сказала она и сползла по стенке.

Я смотрел на это и неспешно так воспринимал произошедшее. Какой там у нас диаметр колодца? Метров пятнадцать? Пусть три метра мостика. Пусть.

Рыжая прыгнула как минимум на десять метров со мной в охапку.

И мастерская стрельба из ZRK, и распоротая поперек Макинами — по отдельности это все тянет только на «вау», но прыжок… Да нет нихрена таких имплантатов!

Я сообразил, что Сорью уже некоторое время не двигается, и только вздрагивает.

— Аска!

Перевернув ее, я залип: кожу лица покрывала темная сетка, губы были почти черными, а тело трясло от мощной дрожи.

— Аска!

Я дал ей несильную пощечину, и она очнулась.

— С-синдзи. Х-холод-но.

Сквозь вой вентилятора голос пробивался едва-едва, и это я ухо к губам поднес. Последствия прыжка? Возможно. Но это очень-очень скверно выглядит.

— Что с тобой? Что мне сделать?

Она поднесла руку к глазам, и я увидел, что на кисти та же сетка, как на лице, но чуть тоньше, словно мраморный узор.

— Л-ливедо… Уже. Нн-ничего.

«Ливедо? Что за?»

Потом. Главное — это надо остановить… Я всмотрелся в нее и вдруг вспомнил: губы потемнели еще там, на мостике, до прыжка. Холод? Это от холода?

Я оглянулся: вентилятор гнал воздух из обменника в колодец мимо нас.

Остановить. Искать рубильник нет времени. Я занес руку над Аскиным плечом, дождался, пока сенсор ZRK нащупает ладонь. Тяжелая пушка легла в руки, и я поискал взглядом наилучшую цель. Сквозь лопасти? Опора?

Ба-бах. Отдача отшвырнула меня чуть ли не к горловине туннеля. В голове помутилось, и снова стошнило желчью. Я встал, опираясь на оружие, и прицелился еще раз.

Еще раз «молотом-по-бочке» — и успешнее. Вертушку скосило, и поток ледяного ветра утих, хотя и не совсем: видимо, дальше была еще система нагнетателей. Плевать, главное, полегче. Теперь…

Ну, отделаюсь пневмонией.

Я снял виндикаторский плащ и наклонился над Аской, складывая свою напарницу: колени к груди, перетащить ее на плотную ткань — и поменьше думать, кого я пытаюсь спасти. И обернуть, и застегнуть, где можно, ремни.

Выдох. Теперь — лечь рядом, греть дыханием лицо.

Ах да, и аварийный маячок включить.

Пронизывающий холод. Гул вентиляторов, плеск хладагентов. И жуткая сетчатая маска перед глазами.

«А не часто ли я отключаюсь в последнее время?»

*no signal*

Мне ничего не привиделось.

*no signal*

Я открыл глаза и с интересом изучил потолок, который начинал казаться куда роднее, чем домашний. Такая в нем была тусклая зеленоватость, отвечающая тупой боли, такая… Такая…

Гребаный госпиталь.

Встал я легко — тело ныло, но не так, чтобы прямо смертельно. В носу побулькивало, но — снова, на смачную простуду не тянет. А еще я удивительно четко все помнил, и имел я два главных вопроса: во-первых, что с Аской, во-вторых, кто она такая. Судя по ясности мышления, мне опять накололи разной хрени, так что можно смело одеваться и идти за ответами.

В коридоре обнаружилась Кацураги — женщина сидела у соседней палаты и о чем-то общалась с Кадзи. Ооновец встал, кивнул мне и ушел, не сказав ни слова, а вот капитан похлопала по банкетке рядом с собой.

— Мне начинает надоедать вопрос: «Как самочувствие, Икари?».

— Мне тоже, капитан.

Мы помолчали. Мисато-сан вертела в руках какую-то тонкую папочку и разглядывала ее, а я молчал просто так.

— Макинами примотала к себе бомбу, — сказала Кацураги.

— Понятно.

«Но не интересно», — добавил я про себя. Спрашивать про Аску отчего-то было неприятно. Страшненько.

— Они использовали искателя, — произнес я. Просто, чтобы сказать. — Живая приманка. Первый случай, капитан. Иначе у Макинами бы не было шансов.

— Были. Это прототип солдата новой версии — полное отключение нервных контуров в бою.

Я пощипал кончик носа. Увлекательно так вспомнились рывки изрешеченного тела и тот факт, что она рванула с одной ногой на двойку блэйд раннеров — пусть и при поддержке хитрого плана. Видимо, мозги там тоже как-то хитро отключаются.

Хотя… Кто ее поймет, почему она вообще осталась одна нападать на нас? Может, чтобы создать суматоху и позволить Нагисе уйти, а может…

— Подпиши.

— Что это?

На шапке протянутых мне документов значилось что-то вроде: «geheime Reichssache», — а дальше я читать не стал — просто подмахнул. Раз по-немецки, значит что-то про Аску. А раз про Аску все так «совершенно секретно», то…

— Капитан, как она?

— Иди сам спроси. Аска сказала, что хочет сама все рассказать.

Ну что ж, сама — так сама. Я хотя бы один ответ получил — она относительно в порядке, может разговаривать. Над дверями палаты висели часы, и я притормозил.

— Капитан, а не поздно ли — почти час ночи?..

— Она сказала, что ты можешь ее разбудить.

Кацураги встала и начала застегивать плащ, а я только сейчас обратил внимание, что у нее под парадной формой белая блузка, а у горла — простой серебряный крест на короткой цепочке. «Крест святого Георгия» — вдруг вспомнил я. А еще вспомнилось занятие по распределению, и как парни в академии чуть не передрались, пока спорили, что за разновидность креста на шее у почетной гостьи. Самой классной блэйд раннерши в мире.

Это было ровно восемь лет назад, только где-то около полудня.

— Ээ-эм. Мисато-сан?

Она обернулась, а я непонятно почему почувствовал приток крови к щекам.

— С днем рождения, Мисато-сан.

И я на секунду увидел совсем другого человека. Даже не знаю, что там такого было — в этом лице. Наверное, я настолько мудак, что от меня даже не ждут таких слов. Наверное, ее никто еще не поздравлял в больнице в час ночи. Наверное, наверное.

— Спасибо, Синдзи. Ты приезжай вечером, хорошо?

Я кивнул. Ну, порвало мне рот этой банальностью — с меня не убудет, правда. Опять же, по имени назвала.

Однако.

Я протянул руку и дверь в палату пошла по направляющим, а мне навстречу пахнуло жаром и химией. Кивнув себе, я вошел — за очередной порцией ответов.

Глава 16

Крупные капли уверенно пропахивали себе путь по запотевшему стеклу — что-то я не сообразил включить обогреватель. В динамиках плакалось пианино, как назло, играло что-то осенне-сентиментальное, как назло, что-то бередящее душу — словом, меня это все устраивало. И бегущие капли, и приглушенный звук, и сама мелодия, вот разве только сигареты слишком уж лезли в глаза — но курить нельзя. Сидя в салоне ховеркара, я смотрел перед собой, вспоминал разговор в больничной палате, и больше всего мне хотелось невозможного: чтобы проснуться, чтобы никогда этого разговора не было. Хотя вру. Больше всего хотелось-таки курить.

62
{"b":"744760","o":1}