— Ага, спасибо. Только я сам.

Лейтенант поднял забрало шлема и недоверчиво посмотрел на меня — это очень хорошо получается, если с высоты смотришь. Такой внушительно-недоверчивый взгляд, очень убедительно взирает, как на несмышленыша. Ну и экзоскелет тоже добавляет очков крутизне.

— Ты это, не выдумывай, — осуждающе сказал он и указал большим пальцем себе за плечо. — Там собрались отморозки, Мао с парнями уже забрали двоих буйных.

А, ну да. Спокойно пройтись точно не дадут — об этом я что-то не подумал. Я вообще не подумал. Поэтому кивнул и покорно встал. Тело, конечно, запротестовало, но мне не привыкать.

— Понял. Куда?

— Вон наш БТР.

«БТР» оказался тяжелым ховеркаром с пятью ускорителями и лазерной турелью на корме — мощная тачка, на них еще, кажется, под брюхо пакеты шоковых гранат вешают. Очень славная машинка для неспокойных районов — генератор АТ-поля, тяжелое оружие, экипаж в костюмах высшей защиты. Я забрался в тесную кабину, и меня тут же придавил сбоку лейтенант-провожатый. Парень захлопнул дверцу, снял перчатку и ткнул мне ладонь:

— Рокугору.

— Синдзи.

Лапа полицейского даже без усиленной рукавицы оказалась вполне себе мощной. Рокугору хлопнул по шлему водителя, и машина взмыла в воздух.

— Вы меня только до конечной гравибуса, хорошо?

— Ну как хочешь.

Машину повело в сторону — мы обходили опорную колонну.

— И как оно было? Тяжко, да?

— Что?

Водитель обернулся ко мне профилем, скосил глаза.

— Как что? Ну ты же замочил Еву последней версии!

Вон оно что, жаждут из первых рук, так сказать. Жаль, я трезвый.

— А, это? Да никак.

— Никак? — изумленно переспросил Рокугору. — Так это же вроде новая версия, нет? Я слышал, колонии заказы пачками шлют…

— Ага, — поддакнул водитель. — Неужели никакой разницы?

Я вспомнил истекающую кровью Хикари и сцепил зубы:

— Есть. Крутейшая модель.

Машина шла вверх, ввинчивалась в транспортный колодец, пугая рабочих, которые меняли тут освещение. А водителю все не сиделось смирно и тихо.

— А правда, что есть разница — человека убить или Евангелиона ликвидировать?

«Да что ж ты, сука, творишь?» Я стиснул кулаки и сквозь бинты почувствовал, как теплеют и набухают кровью закрывшиеся было раны на ладонях.

— Тут какое дело… Ты вот с Евой спал?

Рокугору непонимающе посмотрел на меня, но я был полон решимости нести просвещение и истину. Аж шипело все в голове, как газировка. Поскольку альтернативой мне представлялось обматерить тупых легавых, я поддался злому искушению.

— Ну, это… Да, — отозвался водитель.

— А с женщиной? — поинтересовался я елейным голосом.

Машина слегка дернулась, и любопытный водитель нервно спросил:

— А к чему это ты?

— Так «да» или «нет»?

— Ну, да.

— «Да» или «ну да»?

Лейтенант хохотнул басом — неуверенно как-то, но он честно попытался, — и ответил за водителя:

— Ага. Этот — да. Он, подлец, мою сестру, того.

— Понятно, — сказал я. — А ты бы отличил женщину от Евы? В процессе, так сказать?

Повисла пауза. Подвывали ускорители, Рокугору внимательно смотрел на меня — умный парень он, оказывается, — дошло до него. А вот водила решил ответить, намека он явно не понял. Прямо специал, право слово.

— Ну, если бы не сказали, где кто… Наверное, нет. Там ведь отличие…

— Вот та же фигня, — отрезал я и отвернулся к смотровой щели. Внутри было пусто: что-то я разошелся. Полицейские тоже молчали, в лучшем случае решили, что у меня какой-нибудь посттравматический синдром. В худшем — что блэйд раннеры — чертовы психи. В любом случае, добравшись до остановки гравибуса, я сразу потерял к ним интерес. Тут было пусто, хотя рабочий день подошел к концу, и людям пора бы основательно взяться за муниципальный транспорт. Ан нет. Все же в странном мире я живу.

Я облокотился на стену, не проверяя, липко там или нет, есть ли вездесущий конденсат. Все ясно, надо восстанавливать мозги — Ева не впервые преподносит мне сюрприз, пусть и впервые настолько жуткий. Я решительно спрятал уже вытащенную было пачку сигарет и со злостью напомнил себе, каково пришлось легким во время забега. «Вот тебе, неврастеник. Вот тебе».

Неподалеку опустилось такси, кто-то выпрыгнул из него, и автопилот увел машину назад в туннель. Я скосил взгляд на новоприбывшего — парня в спортивном костюме — и вновь погрузился в свои блэйдраннерские метания. Легко наставлять на путь истинный болванов-полицейских — сложно принять это все. И совсем неприятно признавать, что я месяц назад сорвался именно тогда, когда узнал, что убил человека, а не Евангелиона.

Когда я на самом деле стал убийцей? Когда спустил курок или когда узнал правду?

Черт возьми, это так по-детски: «Мама, я же не знал, что это чья-то игрушка…»

Увлекшись самокопаниями, я запоздало сообразил, что на меня уже некоторое время смотрят. Оторвавшись от носков собственных ботинок, я обнаружил, что тот самый спортсмен стоит прямо напротив и разглядывает меня с очень некомфортной дистанции.

— Тебе чего? — поинтересовался я.

Парень не ответил. Был он черноволос, его отросший «ежик» топорщился во все стороны, а руки, засунутые глубоко в оттопыренные карманы куртки, наводили на неприятные мысли об оружии. Я таких видел не раз — они сызмальства всегда ходят небольшими стайками в районах средней бедности и втихую избавляют детишек от мобильников, а когда подрастают — начинают дела покрупнее. Не люблю этих шакалов — сам, бывало, получал от них.

Спортивный парень молчал, и я невольно присмотрелся внимательнее к нему — к смуглой коже, хищным орлиным чертам, глубоким глазам. И сразу вспомнил, где я видел эту физиономию. Не иначе, мне вкатали прямо лошадиную дозу обезболивающих. Ну или я просто и в мыслях не допускал, что спустя час после уничтожения одной беглой Евы, наткнусь на вторую.

Вернее сказать, второй Евангелион целенаправленно «наткнется» на меня.

— Парень, не надо так на меня смотреть, — сказал я, стараясь звучать как можно естественнее. Классика жанра: понял ли он, что я понял?

Евангелион медленно потянул руки из карманов и в них обнаружились ножи, взятые лезвиями к предплечьям. «Обратный хват… Вот и не пригодился мой запрос». Мысли судорожно сбились в кучку вокруг одной-единственной: синтетик напал первым и, судя по приезду на такси, он меня выслеживал, ехал за бронированным ховером полиции.

Если и была какая-то фигня, которая пугала меня больше двух ножей в руках Евы, то это мысль о втором странном субъекте за сутки. Это, черт побери, перебор.

Нырнуть я успел за секунду до страшного удара. Нож со скрежетом разрубил обшивку стены, застрял в ней и сломался — это все я понял только по звукам, поскольку сам в этот момент катился в сторону, стремясь уйти как можно дальше от врага. Синтетик развернулся и изготовился к прыжку, а я едва только успел поднести руку к карману-кобуре.

«Ну вот и все», — подумал я, выбрасывая вперед пистолет, уже без надежды навести его на цель. Легким движением, — едва не оторвавшим кисть, — Ева выбил оружие, а завершая пируэт, вздернул меня в воздух и впечатал в стену. Пистолет еще приземлялся где-то в стороне, а из меня уже выбило дыхание.

Ребра оживились и облегченно потеряли сознание.

«Ну надо же, я еще дергаюсь».

Я уклонился от взмаха ножа, бросив тело в противоход, но Евангелион меня снова изловил и вернул на исходную позицию.

Взмах. Кажется, я зажмурился, и потому только услышал, как что-то с влажным хлюпаньем рухнуло на землю. Я видел только ноги Евы — кроссовки нерешительно переступили и синтетик упал на меня, пачкая плащ кровью.

У спортивного синтетика больше не было руки. А в груди была дырка.

Я тупо смотрел себе под ноги, наблюдая, как отключается смертельно раненный Евангелион. Крови было совсем немного, обе страшные раны запекло высокотемпературным лучом, веки синтетика подергивались: он уходил. И только когда он вытянулся и замер, я догадался поднять глаза. У края платформы стояла фигура, закутанная в рванье, и опускала пистолет — мой пистолет. Наверное, сейчас стоит что-нибудь сказать.