Оуэн вздрогнул. Он был слишком напуган, чтобы понять все, что говорил король, но одно было ясно: все было сложнее, чем объяснили родители. Они сказали, что король вызвал его во дворец, чтобы он был его подопечным. Теперь он увидел, что его передали другому человеку, который явно не любит детей. Они сказали ему не бояться, потому что во дворце много добрых людей. Это еще одна ложь. Он был смущен, напуган и тосковал по дому.

– Он… теперь моя проблема? – сказал Рэтклифф с явным разочарованием и горечью. – Я думал, что вы отдали его Хорвату!

Король посмотрел на потолок, как будто он искал источник терпения в стропилах.

– Он герцог Севера, Дикон! Его зять мертв, и он должен утешить свою дочь и внуков. Битва выиграна! Но я не успокоюсь, пока мы не добьемся мира в ближайшие месяцы! За последние два года у меня не было ничего, кроме неприятностей и бедствий! – Его голос превратился в гром. Он начал подниматься с трона, но почти мгновенно упал обратно. Наверное, нога причиняла ему боль. – Ты курируешь Разведывательную службу. Найди человека, чтоб он приглядывал за мальцом, вот все, что я требую! Ради Потока! Прекрати ныть!

Лицо Рэтклиффа было черно от ярости, но он промолчал. Король вздрогнул и уселся обратно на трон, сжав губы от гнева и боли.

Крепкая рука легла на плечо Оуэна. Мальчик поднял голову и увидел, что рука принадлежит Хорвату, который смотрел на него сверху вниз. Он ничего не сказал, но на лице его читалось сочувствие.

Рэтклифф быстро пришел в себя, хотя был все еще красен от оскорбления.

– Ладно, мой господин. Позвольте мне найти няньку для младенца, – саркастически произнес он.

Оуэн уже не был младенцем, но, к его ужасу, на глазах его выступили слезы, и он начал тихо плакать. Он только начал доверять Хорвату, и теперь этот человек уезжал на Север. Отныне опека над ним будет в руках Рэтклиффа, который принадлежал к тем нетерпеливым, яростным типам, которых Оуэн боялся больше всего. Его собственные родители отдали его в заложники королю, способному в одно мгновение наброситься даже на своих ближайших союзников.

– Он плачет? – с отвращением сказал Рэтклифф. – Ну, еще слезы, чтобы заполнить фонтаны. Вытри глаза, парень. Давай… прекрати это немедленно!

Маленькое сердце мальчика разрывалось на части, и он мог остановить слезы не лучше, чем водопад, ревущий снаружи.

– Прекрати! – рявкнул Рэтклифф, топнув ногой.

В зале раздался женский голос. Он был нежен и в то же время властен.

– Что нужно прекратить, милорды, так все эти вопли. Вы напугали бедняжку до безумия.

Оуэн обернулся, чтобы взглянуть на даму, но его глаза слишком опухли от слез, чтобы видеть лицо за ее длинными золотыми волосами. Она опустилась на колени перед ним и достала кружевной платок, которым вытерла глаза Оуэна. Затем убрала руку Хорвата с плеча Оуэна и на ее место положила свою маленькую руку. Расплывчатая картина стала более четкой, он увидел девушку немногим старше его сестры Джессики. У нее были зеленые глаза с голубыми крапинками и самое прелестное лицо, что он когда-либо видел.

Из всех мифов Кередигиона самым распространенным был миф о Владычице Потока. Девушка ласково улыбнулась, с сочувствием и теплом глядя ему в глаза. Она была воплощением легенды о Владычице – Госпоже мудрости, сострадания и непревзойденной доброты, способной повергнуть даже закаленного в боях рыцаря на колени силой своего присутствия. Как и в легенде, пришелица, казалось, усмирила бурю, которая бушевала всего несколько минут назад.

– Дядя, – сказала леди, глядя на человека на троне. – Позволь мне отвести мальчика на кухню и угостить медовым печеньем, пока лорд Рэтклифф занимается его обустройством. Ты разрешишь?

Когда Оуэн случайно взглянул на короля, он был потрясен произошедшими с ним переменами. Буря гнева миновала, и мрачный взгляд смягчился, когда он посмотрел на племянницу. Его рука по-прежнему лежала на рукояти кинжала, но не пыталась его вытащить. Хмурое выражение сменилось легкой спокойной улыбкой.

– Если хочешь, Элиза, – сказал он, затем жестом показал, что отпускает их.

– Давай свою руку, – сказала леди, медленно поднимаясь и предлагая свою. Оуэн принял предложение с жадностью. Пальцы ее были восхитительно мягкими. Она была в платье из нежнейшего лавандово-голубого шелка и широком белом сюрко, схваченном золотым поясом.

Оуэн оглянулся на герцога, желая поблагодарить его, но все еще не мог говорить. Сохранять молчание было так больно!

Герцог смотрел в глаза Оуэна, выражение лица старика было нечитаемым для столь маленького мальчика. Из-за бороды нельзя было разглядеть очертания рта. Герцог кивнул Оуэну, словно извиняясь за свой отъезд. Оуэн отцепился от его плаща, служившего убежищем, и последовал за леди.

Вид дворцовой кухни вызвал улыбку на лице Оуэна – впервые после того, как он покинул дом. Точно так же, как на кухне в Таттон-Холле, здесь было шумно, многолюдно и интересно. Со вбитых в стены крюков свисали кольца колбас. Скамьи и столы были завалены лоснящейся рыбой и заставлены корзинами с зеленью. Была выгородка, где развешаны пучки специй. Потолки были сводчатыми, по всей кухне расставлены стулья, скамейки и столы. Повсюду сновали слуги – тащили фляги с вином, блюда с хлебом и сыром. Даже на пол, выложенный маленькими плитками, было интересно смотреть. На пороге хрустели охапки сосновых веток, но пол внутри был ровным и гладким, и Оуэн подумал, что здесь он сможет набрать плитки для своих игр.

– Ты улыбаешься! – восторженно произнесла Элиза, нежно сжимая его руку. – Тебе нравится кухня?

Он энергично кивнул, уставившись на женщину, которая вынимала из печи хлеб. Кухня была на нижнем этаже дворца, поэтому здесь были мощные опоры, способные поддерживать гигантский замок, но были и высокие окна, и они были открыты, впуская свет и воздух. Они придавали кухне яркий и веселый вид, совершенно отличный от большого зала.

Элиза провела его через толпу поварят и служанок, подведя к женщине возле очага, которая поставила поддоны и выкладывала хлеб. Женщина была низенькая, с рыжевато-каштановыми волосами, выбивавшимися из-под чепца, и носила фартук до самого пола. На щеке у нее был небольшой шрам. Когда она увидела принцессу, ее глаза блеснули радостью.

– Что за счастье, принцесса! Вы украсили мой день. Ваша матушка сияла красотой в свое время, но вы сияете еще ярче. А теперь глянем на тебя, мальчик. Чем порадуешь старую кухарку?

Принцесса Элиза была гораздо выше кухарки, но ласково обняла ее, прежде чем опуститься на колени рядом с Оуэном. Провела по его голове, что было немного щекотно, а затем взяла за плечи, словно представляя всем вокруг.

– Лиона, это Оуэн Кискаддон. Он гость во дворце и останется здесь.

Выражение лица кухарки стало еще радостней.

– Младший брат лорда Йорганона! Такой взрослый молодой человек! – весело сказала она. Задумчиво огладила подбородок. – Вам должно быть десять лет!

Оуэн разрумянился от удовольствия и покачал головой:

– Мне всего восемь.

– Восемь! Удивительно. Я бы не догадалась. Хотите медовое печенье, мастер Оуэн?

Он улыбнулся, осторожно кивнув. Она подмигнула ему, указывая следовать за ней. Подняла крышку с глиняной крынки и вытащила круглое плоское печенье с рифлеными полосками. Торжественно предложила ему, а затем поднесла другое печенье принцессе, также подмигнув ей.

Оуэн откусил кусочек и сразу понял, что захочет еще. Печенье было тонким, хрустящим снаружи и нежным внутри. Чувствовался вкус и меда, и патоки, и еще чего-то странного, ароматного, он не мог определить чего. Он жадно ел, наблюдая, как вокруг них кипит жизнь кухни – на плитах большие чаны с супом, куски сырого мяса, слуги режут соломкой морковь, картофель, тыкву и лук.

– Как поживает королева, ваша матушка? – тихо спросила Лиона у Элизы, понизив голос.