Название книги сложилось сразу, как наитие. Чертополох, или татарник. Из каких ассоциаций выросло это определение? Например, синеголовник. Эти обаятельные кусты с колючими шариками сиреневатого цвета создают голубовато-сизое дымчатое облачко и растут сами по себе. Но синеголовник однообразно романтичен и весь колюч. Он недоступен для боли. Мне ближе чертополох с острыми зазубренными листьями и нежным волокном цветов. Он жестко колюч. Его листья могут поранить. Но розовато-сиреневые цветы, эти нежные шелковые волокна, повторяя своими очертаниями вертикально вытаращенные шипы на бутоне, красивы, и, увы, легко уязвимы.

Все это сорняки. Но их ценят за лечебные свойства. А знающие люди считают, что чертополох отпугивает нечистую силу и оберегает от сглаза и порчи. Какое это имеет отношение ко мне, трудно сказать. Хотя сходство, несомненно, есть. С детства сама по себе. Иногда колючая… Изгнание нечистой силы… Возможно, отсюда частые конфликты. Не выдерживает моего присутствия нечисть?

Город Уфа – так географически сложилось – одна длинная окраина. Стиснутая между двух рек Белой и Уфимкой, она тянется с юга на север неширокой полосой, своими очертаниями напоминая половник о двух концах: на юге – историческая часть города, на севере – бывший город Черниковск, присоединенный к Уфе. Но в какое бы место города ты ни приехал, оглянувшись по сторонам, заметишь, что вот она, совсем недалеко окраина.

Об исторической южной части говорить нет смысла – они во всех городах похожи. А вот северная часть столицы Башкирии формировалась в годы бурного строительства крупных заводов и годы массовых репрессий. Здесь было несколько лагерей для советских заключенных, военнопленных немцев, спецпереселенцев. В этих местах до сих пор стоят полуразрушенные бараки, которыми была застроена большая часть северных окраин.

Если рассматривать вопрос глобально, Уфа – это окраина Европы, место ссылки и в царское время, и в советские 30–40-е годы. Но если смотреть еще глобальнее, Башкирия – центр Евразии, поскольку здесь проходит граница между двумя континентами.

«Кровь татарская текла рекой»… На эту леденящую кровь историческую информацию я отреагировала совсем по-другому, когда, начиная поиски своей родословной, услышала от родственника Хамита Хисамова, что наши предки – мишары – в свое время бежали из Казани после разгрома ханства Иваном Грозным. «Кровь татарская текла рекой, трудно было пройти через множество валявшихся трупов. Ими были переполнены берега Казанки под кремлем, ямы, овраги, рвы оборонительных укреплений; местами их кучи доходили до высоты городских стен… Лишь незначительная часть казанцев смогла перейти Казанку и уйти в леса»[1].

Из этого месива, в котором, казалось, катастрофически угасает одна из многочисленных наций, выбрались или сохранились остатки татарского генофонда, что без преувеличения можно считать чудом.

Мои предки бежали в лесные районы Башкирии. Дальние корни мне неизвестны, а начало XX века ознаменовалось рождением нашей бабушки – Гальмии Гатиятулловны в д. Салихово Уфимского уезда Уфимской губернии (ныне Чишминский район Башкирии). В замужестве – Валеевой, затем Баталовой) – 15 апреля 1901 года. Ее прадед – Губайдулла, дед – Хисматулла, отец – Гатиятулла; мать, Гайния Ялалетдина-дочь. Брат Гатиятуллы Юмагужа с пятью детьми переехал на жительство в Караидельский, почти таежный район.

Гальмия до 17 лет жила в деревне, ухаживала за парализованной матерью. Из-за этого не могла учиться в школе, которая находилась в 7 км. Красивая, уверенная в себе, она шла по воду с коромыслом, и все оборачивались ей вслед. Такой увидел ее чапаевский боец и увез в Уфу.

Наш дед Хасан Валеев (по данным архива, Хасан Мухаметвалиев) родился в 1885–86 году. Его родители были середняки, мастера на все руки, как их деды-прадеды. Служил у Чапаева. После гражданской вернулся домой в деревню Уразбахтино Алкинского района. Хотя он любил другую девушку, по настоянию родителей женился на Гальмие. По воспоминаниям дочери Зайтуны, он занимал пост в СИЗО по ул. Достоевского, ездил на лошади с тарантасом, в семье был личный конюх, домработница. Хасану дали квартиру в двухэтажном кирпичном доме на улице Красина. Позднее ему выделили служебную машину. Затем работал на швейной фабрике «8 Марта» механиком и преподавал на курсах механиков (ныне в этом здании расположился Красинский рынок – Ф. Х.). Когда Хасан заболел чахоткой, семье из ведомственного дома пришлось переселиться в половину дома на улице Сталина, 1.

У Хасана и Гальмии родилось четверо детей: Зайтуна, Хамза, Халит и Рауза. По традиции они «обрусили» свои имена и стали Зоей, Мишей, Геной и Розой.

Да, от деда нанай видела много обидного. Он до конца дней продолжал встречаться с любовницей, которая жила около речки Сутолоки. Ее женская обида удвоилась, когда бабушка узнала, что муж, принарядив Зайтуну и Хамзу, повез их к той женщине, которая, больная чахоткой, захотела увидеть их.

В 1938 году деда не стало (версии конца разные. Говорили, что он был убит около Сутолоки; кто утверждает, что он умер от туберкулеза).

Когда Хасана не стало, благосостояние семьи резко ухудшилось. «Меня забрал к себе дядя Абдулла Хисматуллин в с. Ермекеево. Я прожила у них три года, заканчивала школу, занималась комсомольской работой. Оттуда ушла на фронт», – пишет Зайтуна.

К началу войны на руках у нанай остались трое несовершеннолетних детей. В уфимском оперном театре разместился госпиталь, и Нанай стирала солдатское белье. Затем была, по ее словам, костюмершей. В театре работал гармонистом Баталов, наш дальний родственник. Уходя на войну капитаном, он предложил нанай пожениться с тем, чтобы она по аттестату офицера получала продукты. Так бабушка стала Баталовой. Состав, в котором ее фиктивный муж ехал на войну, до места назначения не доехал: его разбомбили.

После войны у нанай был гражданский муж Газим, вместе они прожили около пятнадцати лет. «Он был хорошим человеком: в войну, говорят, за 30 км ходил к себе в деревню за продуктами, вез их на санках, чтобы кормить детей», – из письма т. Зои.

У нанай появилось десять внучек: у Зайтуны – три дочери, у Хамзы – Венера, у Халита (д. Гены) – Альфия и Гузель, у Раузы – Фирдауса, Альмира, Альбина и Рамиля.

Жили мы на высоком крутом берегу реки Белой в Архиерейке, на южной окраине города. Чтобы попасть на улицу К. Либкнехта, надо по ул. Ленина дойти до железных ворот парка имени Матросова, заплатить 10 копеек и пройти его по прямой: мимо читальни в белом деревянном кружеве и с верандой, где допоздна играли в шахматы; мимо летнего кинотеатра и цирка-шапито к противоположному выходу. Там город начинает резко спускаться вниз. Двухэтажные деревянные, потемневшие от времени дома, кособочатся, цепляясь за неровную поверхность почвы, улицы петляют между домами, и спускаться приходится где бегом, где мелко семеня.