— И что, они действительно так ужасны? — Платон попытался сказать это с иронией, но никто из присутствующих не улыбнулся. Ему ответила Мира.

— Да, Платон. Они ужасны. Они забирают земли у тех, кто возделывал их целыми поколениями, и отдают проходимцам, а бывших владельцев отправляют на периферию, где нет ничего кроме диких зверей и бедной почвы. Они берут маленьких детей и отправляют их в кузни и на рудники. Они вырубают вековые леса. Они жестоко убивают всех несогласных с текущим порядком, чтобы показать пример остальным.

Платону показалось, что при этих словах она смотрела на Амалзию.

— В их мире наверху оказываются сильные, хитрые и озлобленные, а все добродетели не стоят ни гроша. Сомневаешься в моих словах — спроси у тех, кто бежит с Севера сюда, в Новом городе их немало. Если они победят, то падёт Псайкра. Падёт Псайкра — падёт и вся западная цивилизация.

— Без потока стали из пустынь, поражение остальных полисов будет только вопросом времени, — добавил Кир.

— А как же ваши Знающие, разве они не смогут защитить город?

— Знающие забыли о своем долге, — вздохнул Кир. — Само это слово стало звучать позорно в последние годы. Половина из них едва ли способна сражаться, а вторая половина больше обеспокоена сохранением своих привилегий. Но проблема даже не в этом. Без надежной армии враги войдут в город до того, как Знающие успеют собраться с силами, и просто перережут их, а никто из них не хочет тратиться на армию, опасаясь, что это излишне усилит меня.

Платон задумался. У него не было очков корреляции, трепет использовать он опасался после того как чуть не утонул. Попробуем связность, в конце концов, она спасла ему жизнь.

«То, что говорят эти люди может оказаться обманом, но единственный надежный шанс проверить это — влезть в местную политику. Если мы всё ещё хотим помочь людям, то это шанс сделать так, чтобы меньше людей умерло. Либо разоблачить начинающего диктатора, если он врёт. Даже если тебе плевать на всё это, то это хороший шанс на тихую и мирную жизнь. Впрочем, ты сам уже принял решение и мой совет — пустая формальность. Но будь осторожен — Кир играет с нами в ту же игру, с которую ты играл с кочевниками, только на гораздо более высоком уровне.»

— В чём состоит план? — спросил Платон.

План оказался достаточно прост и изящен. Садиатт — толстый торговец, смеющийся над собственными шутками — очень сильно был связан с северянами, к тому же обладал большим влиянием в совете Четырехсот. Он был идеальной мишенью: почти наверняка ему есть что скрывать, а возможность надавить на него даст значительное преимущество при принятии решений.

Его слабостью был спорт — он был одним из ключевых спонсоров Игр, к тому же был склонен к ставкам. Собственно, это и было основной причиной, почему он присутствовал на этом вечере — устроить Игры предложил Кир, чему Платон изрядно удивился, а Садиатт его поддержал. В остальном же он был упертым и опасным политическим противником, к тому же державшим собственную стражу из лаколийских наемников.

Кир предложил сначала принять приглашение на обед и пообщаться с торговцем, а позже воспользоваться Играми, отвлекающими внимание Садиатта, и влезть в его дела. Откровенно говоря, это было очень размытым планом, но иного варианта не было — Садиатт не подпускал никого достаточно близко, чтобы можно было собрать более подробную информацию заранее.

Они обсуждали возможные варианты еще пару часов, горячо споря о деталях. В конечном итоге, обе стороны остались более или менее удовлетворены.

Они с Амалзией брели по ночному городу, возвращаясь в свой постоялый двор. Шкатулку Платон нёс подмышкой. В Старом городе было тихо, на улицах только изредка появлялись патрули, которые вежливо кивали им, проходя мимо.

— Почему ты согласилась на его предложение? — спросил Платон.

— Да я не то чтобы согласилась, скорее промолчала, — пожала плечами Амалзия.

— То есть ты не будешь участвовать?

— Буду. Мне не очень нравится идея влезать в политику, но то, что он предлагает — это… — она вздрогнула, — очень много. Гражданство — это уникально, пойми. Разница между жизнью гражданина и негражданина столь же велика, как между Старым и Новым городами.

— Ты веришь, что он сдержит обещание?

Она задумалась.

— Да. Думаю, ему можно доверять. Он больше солдат, чем политик, а солдаты в Псайкре всегда верили в честь и подобные штуки. А ты что думаешь?

— Не знаю, я сомневаюсь. Слишком много совпадений: Игры выпали именно на это время, весь этот вечер так удачно срежиссирован, а сам Кир как будто предугадывает твои мысли и говорит именно те слова, которые будут значимы. Плюс эта Мира, — его передернуло, — у меня от неё мороз по коже.

— Тогда зачем согласился?

— Как ни странно, единственный способ убедиться в его нечестности — это принять предложение. Если он честен, мы спасем много жизней и приобретем полезного союзника. Если нет, то мы опять же сможем сохранить город свободным, что тоже неплохо. А его конкуренты могут захотеть вознаградить нас.

— Или убить.

— Будем решать проблемы по мере их поступления, ладно?

Они миновали ворота и вошли в Новый город. Тут было шумно — из некоторых трактиров доносились пьяные песни, где-то громко выла собака, задержавшийся допоздна торговец спорил с клиентом. И, конечно, никаких патрулей тут не было.

— Тебя не волнует возможность помочь людям, только деньги? — спросил Платон.

— Не особо. Ну, то есть, это было бы неплохо, но вряд ли один человек, даже очень талантливый и честный, может остановить этот водоворот угасания. Да и своя рубашка ближе к телу, такой уж мир.

Платон не смог сдержать печальный смешок. Амалзия неожиданно гневно схватила его за плечо и развернула к себе.

— Смеёшься? Думаешь, ты образец моральный чистоты? Освободитель рабов и спаситель обездоленных, третий мессия, двенадцатый пророк? — в её голосе звенела злость. — Видел рабов на этих улицах? Чем они хуже Криксара? Удобно прикрываться спасением людей и народов, чтобы пожинать всеобщую любовь и подталкивать людей к выгодным тебе решениям?

Она отпустила Платона, сплюнула на землю и пошла дальше, не оборачиваясь.

— Амалзия, подожди. — Он попытался нагнать её. — Да погоди, я не хотел ничего такого.

Она не останавливалась. Когда он догнал её и положил руку на плечо, она резко скинула её и развернулась. В её глазах отражались отсветы пламени ближайшего факела, прикрепленного к стене.

Амалзия не успела ничего сказать — из ближайшего переулка раздался гнусавый голос.

— Добрые господа, помогите монеткой бедному человеку.

— Отвянь, — бросила Знающая, не прерывая зрительного контакта с Платоном.

— Зачем же грубо так! — воскликнул обладатель голоса.

Периферическим зрением Платон увидел, что из темноты выходят двое — крупные ребята в просторных хламидах. В руках блестела бронза.

Платон едва заметно качнул головой в их сторону. Амалзия хрустнула челюстью, потом резко развернулась к грабителям.

— Пошли к черту отсюда.

Двое переглянулись.

— Ты кажется забыла, что уже не в верхнем городе.

Платон ощутил волну жара. Нехорошо — здания построены так тесно, что пожар хрен потушишь потом.

— Нам нельзя привлекать внимания, — негромко сказал он.

Жар спал. Амалзия опустила руки, но так и продолжала стоять лицом к двум разбойникам.

— Уже привлекли, — ещё один голос раздался сзади.

Платон обернулся — к ним вышёл еще один мужчина, здоровенный детина, грудная клетка едва ли не с бочку размером, руки как стволы деревьев — настоящий великан.

— Эй, ты кто такой? — выкрикнул гнусавый грабитель. — Это наша добыча, вали отсюда!

— Теперь моя.

Он протянул руку вперед.

— Эй, малец, отдай мне ларец и можете валить спокойно. А с этими двумя я уже сам потолкую.

Платон не сдвинулся с места. Он уже вызвал меню и выбрал волю к мощи. Мельком заметил, что все очки восстановились и появилось ещё одно свободное.