Донхи протаскала его по каждой комнате в доме, подбирала освещение, одевала, раздевала и переодевала бесчисленное количество раз, и всё это время она таскала за собой мольберт, сумку с художискими принадлежностями и два больших фонаря, которые, оказывается, нашла у Намджуна в кладовке. Короче говоря, они только минут сорок подбирали идеальное место, внешний вид и освещение, и под конец этого крестового похода по его, как оказалось, огромному дому, парень начал понимать, почему Тэхён так быстренько ускакал от своей нуны.

— Знаешь, что, — Донхи задумчиво постучала себя карандашом по губе, и Намджун с отчаянием заметил хищный блеск в её глазах. Неужели снова переход в другую комнату? Или ему опять надо иначе сесть? Донхи минут двадцать мучила его волосы, чтобы уложить их в художественном беспорядке, а потом еще и глаза заставила подвести, еще и пригрозила, чтобы не дай небо головой не шевельнул. Но услышав последующее предложение, почти что облегченно вздохнул. — А расстегни давай верхние три пуговицы на рубашке! Теперь немнооожко повернись ко мне, вот буквально на сантиметр, чтобы тень…

Она заливается краской почти в ту же секунду, потому что сейчас Намджун выглядит… невероятно. В той самой чертовой персиковой рубашке, которую Донхи так обожала, потому что она невероятно красиво оттеняет естественный цвет кожи Намджуна; в обычных белых брюках, которые замечательно подчеркивают сильные длинные ноги; откинувшийся на ладонях назад, со свешенными на глаза несколькими прядями недавно выкрашенных в серый волосы — он выглядел просто изумительно.

Совершенно.

И, черт возьми, ужасающе, неотразимо, крышесносно горячо.

Донхи нервно сглотнула, надеясь, что не успела выдать ни собственную нервозность, ни покалывающее пальцы возбуждение, и навела первые линии силуэта. Сначала дело шло туго — непослушные пальцы никак не хотели удержать карандаш, но после девушка наконец сумела втянуться в дело, и потом…

— Ты в курсе, — голос Намджуна почему-то звучит низко и хрипло, и от неожиданности Донхи жмет карандашом так сильно, что остро отточенный кончик ломается, а линия челюсти оказывается чересчур выделенной. Она вопросительно поднимает взгляд — и ловит совершенно безумный в ответ. — В курсе, что у тебя эта вена на шее пульсирует, будто сумасшедшая?

Карандаш с грохотом падает на пол. Донхи замирает перед мольбертом — напряженная, готовая сорваться с места и сбежать, почти что напуганная. Она запоздало понимает, что не стоило брать моделью мужчину, у которого к ней были чувства, и к которому она испытывает нечто сама. Но хорошая мысля приходит опосля, так что девушка изо всех сил пытается принять расслабленный вид и отшутиться, пожимая плечами.

— Думаю, я сейчас немного в восторге, потому что ты оказался просто великолепной моделью. Замри! — она вытягивает еще один остро заточенный карандаш и быстро прорисовывает взгляд и тени на лице, пытаясь схватить тот момент желания и чуткости, который, однако, еще долго не пропадает с лица друга.

— Тебе еще долго? — он интересуется будто ненавязчиво, но будто ждущая хрипотца из голоса никуда не девается. Донхи отходит на шаг назад, оценивает набросок, сравнивает его из сидящим на кровати парнем, подправляет пару черточек и кивает сама себе.

— Смотри, мне бы еще хоть час, чтобы навести красками важные детали, потом я сфотографирую, и дома уже доделаю до конца, чтобы не пришлось тебя долго держать. Пока что, в принципе, можешь немного размяться, если мышцы затекли, а я как раз разработаю краски.

— Хорошо, — он покладисто улыбается, но правила игры Донхи — делать вид, что ничего особого не происходит — не принимает. Пока потягивается, рубашка задирается вверх, демонстрируя плоский живот, и Донхи корит себя за то, что решила прорисовать четко только ключицы и грудные мышцы, решив, что для обычного домашнего задания ей совершенно не необходимо раздевать модель больше приличного. — Ты, кстати, красная, как помидорка, — и должно бы звучать подтруниванием, но получается слишком серьезно. Донхи непонятно ведет плечами, копаясь в своем рюкзаке с красками, и Намджун кивает в сторону полотна. — Я могу посмотреть?

— Конечно, — она взвешивает в руках два тюбика, а после и прикладывает оба к руке подошедшего Намджуна, пытаясь оценить оттенок его кожи. Однако парень вдруг обнимает её со спины, опирается подбородком на плечо Донхи и скрещивает руки на её груди.

— Выглядит как-то слишком эфемерно, тебе не кажется? — гудит в её ухо, будто и не замечая сковавшего подругу напряжения. — Ну, типа, я совсем не настолько… такой, как ты меня изобразила.

— Красота в глазах смотрящего, — Донхи снова примеряется тюбиками, а после вздыхает и жалуется, не видя, что Намджун после её слов замирает на месте. — Придется смешивать. Ты отдохнул? Можем продолжать?

— Еще секундочку, — он вдруг зарывается лицом в выжженные до белого волосы, вдыхает осевший на них аромат красок и оставляет невесомый поцелуй на одной из прядей. — Всё, теперь я могу возвращаться.

Донхи тщетно надеется, что под его ладонями не было слышно, как у нее громыхает внутри сердце.

***

— Вот теперь всё, — Донхи со вздохом облегчения отставляет в сторону кисть и начинает разминать пальцы. — Прости, что задержала так надолго, оказалось, что мне надо было наметить слишком уж много деталей, с фотографии потом бы не получилось так всё перерисовать.

— Ничего, я всё понимаю, — губы Намджуна трогает ласковая улыбка, а после и он со стоном падает на спину и раскладывается на кровати звёздочкой. — Я теперь ближайший год вообще сидеть на одном месте не смогу. Как вообще кто-то может так долго выдержать?

— Тэхён меня вытерпел дважды. За мясо, — уточняет Донхи, и юрист тихо смеется. За окном уже давно темно, они оба устали, но девушка упрямо собирает свои принадлежности, а после вдруг резко поднимает голову. — Постой, а как так получилось, что ты сегодня дома? У тебя же работа минимум до шести!

— Дошло наконец, — он смеется, а после поворачивает голову и привычно мягко улыбается. Сквозь щелку незапертой двери проскальзывает Синди, трется головой о ноги Донхи, а после запрыгивает на кровать, устраиваясь подмышкой у Намджуна. — Я сегодня почему-то утром решил работу на дом взять. Видишь, как хорошо получилось?

— То есть, я тебя еще и от работы отвлекла, — заканчивает совершенно убито и смущенно Донхи, но юрист лениво машет ей.

— Не парься. Я там со всем утром успел разобраться. Кстати, малышка, — он переворачивается на бок, подпирает голову ладонью, и свет от всё еще горящих фонарей лишь подчеркивает идеально острые ключицы. — Тэхёна ты также раздевала?

Донхи шумно выдыхает, продолжая собираться. Ей всё еще необходимо остаться в этом доме минимум на полчаса, пока краски не высохнут, но атмосфера снова накаляется, оглаживающие её взгляды всё тягучее, и теперь девушка лишь чертыхается сквозь зубы — из-за чертовой картины весь её план полетел в тартар.

— Однажды приходилось, — она нарочито весело хмыкает, слыша, как сзади скрипит кровать. — Он на меня так ругался, потому что это было зима, Тэ замерз, а я его не отпускала долго и…

Донхи срывается на полуслове, когда к её спине прижимается горячее тело, а чувствительный затылок опаляет чужое дыхание. Намджун медленно и бережно забирает из её рук тюбики, отставляет их в сторону и лишь после этого разворачивает подругу к себе лицом. В полумраке он всё еще похож на древнее антическое божество, но все мысли резко смазываются, когда он прижимает Донхи своим телом к стене.

— Почему бы тебе не переночевать здесь?

Даже сквозь занавешенные челкой глаза можно увидеть жар и нежность, которые парень так сильно устал уже прятать. Донхи глубоко вдыхает, отлично понимая, что здесь — это не в доме, не в гостиной на диване, который за почти два с половиной года научилась считать своим.

Здесь — это в его спальне.

Донхи наконец выдыхает, крепко зажмуривается, прогоняет из головы дурацкую прилипчивую считалочку и сипло произносит: