— Кто бы сомневался, — фыркает девушка, на что Тэхён почему-то ласково улыбается и «переводит».
— Нуна хотела сказать: «Нам очень приятно, что ты так думаешь».
Пока они беззлобно переругиваются, группа опять строится перед зеркалом, и Намджун еще пару минут следит за ними, поглядывая поверх экрана ноутбука, но после решает поберечь свое бедное сердце и сконцентрироваться на работе…
Из рюкзака Донхи выглядывает черной обложкой скетчбук.
Конечно же, юрист замечательно знает, что некрасиво трогать чужие вещи без разрешения, особенно, если это вещи самой упрямой и колючей девочки на свете, но он не удерживается. Виня и костеря себя последними словами, Намджун поддевает краешек уголка обложки…
И застывает.
Первая, вторая, третья, десятая, двадцатая страница… они покрыты карандашными набросками: животные, цветы, пейзажи, предметы, силуэты людей, которых легко можно угадать: покрытые кольцами руки Юнги, улыбка Тэхёна, глаза и челка Сокджина…
И десятки набросков самого Намджуна.
Он краснеет, как мальчишка, и аккуратно прячет скетчбук внутрь рюкзака. Наверное, он просто хорошая модель, ну, руки у него красивые, или там уши прорисовывать девочка училась…
Намджун решительно отказывается думать о том, что только что увидел, но чувствует, будто между ними падает еще одна из тяжелых выстроенных стен.
========== Soulmates Never Die ==========
Dry your eyes
Вытри свои слёзы
Soulmate dry your eyes
Твоя родственная душа вытрет твои слёзы,
Cause soulmates never die
Потому что родственные души никогда не умирают
— Нуна ведь хотела поговорить с хёном, пока на улице еще солнышко и уют, правда? — Тэхён мягко улыбается, тычется лбом о чужое плечо, выпрашивая ласку, и Донхи приходится всё же почесать его за ушком. А за вопрос и вмешательство в её личную жизнь — влепить подзатыльник, ну а как иначе? Тэхён особо обиженным не выглядит, пока он был в долгах, его и посильнее лупили, так что расплывается в голливудской «тридцать два не предел» и снова ласкается, преданно заглядывая в чужие упрямые глаза. Донхи с каждой секундой мрачнеет всё сильнее, и по-умному ему бы стоило бежать, куда только ноги понесут, но Ким Тэхён искренне считает себя бессмертным, поэтому делает запрещенный прием: трется носом за чужим ушком и сладко-сладко чмокает в щеку. Донхи от этого, конечно же, не тает (вот совсем ни капельки!), но сдается и снова принимается почесывать чужую макушку. Остальные ребята из их танцевального кружка уже даже не удивляются, привыкли, что у этих двоих есть какой-то свой особенный мирок с тленовым бэкграундом, так что только умиляются, когда Тэхёну удается заполучить любимую нуну для обнимашек и разговоров по душам. Донхи же привычно сфыркивает отросшую челку с лица, иногда, забывшись, и сама трется носом о чужую щеку, но обычно остается самой собой — ершистой, колючей, невероятно саркастичной заразой.
— Так что, нуна? — Тэхён всё еще верит в собственное бессмертие, поэтому нагло и упрямо перелезает через нарисованную красным условную границу, и Донхи лишь вздыхает — горько, устало и так обреченно, что всё вокруг ей даже сочувствуют.
Через мгновение все уже сочувствуют Тэхёну, которого девушка взяла в «типичный нунский захват номер три», но не вмешиваются — сам заслужил. Так что пока художница привычно отчитывает тонсэна, тыкая его, будто щенка в лужу, в его же ошибки, остальные привычно разминаются или оттачивают движения. Донхи же по завершению воспитательного момента отпускает младшего, устало вздыхает и поворачивается к зеркалу. Ей всё еще не нравится то, как она выглядит — чересчур болезненно, если честно, но Тэхён прав: разобраться в происходящем и объяснить всё Намджуну необходимо, как минимум потому, что стоит уважать его чувства. Она уже составляет примерный план действий, продумывает свои слова наперед, рассчитывает несколько наиболее вероятных сценариев (почему-то отрицая саму возможность хэппи энда)…
Но, как обычно, всё идет коту под хвост.
***
— Ты меня хочешь что? — Намджун опасливо прикрывается руками, что выглядит невероятно смешно, учитывая, что звонок в дверь опять вытянул его из душа, так что на парне есть только хлопья пены и сползающее полотенчико. Донхи бы немного посмеялась с него, но до нее наконец доходит, как же это всё выглядит: прибежала посреди белого дня, почти что выбила дверь, пока лупила в нее изо всей силы, а когда ей наконец открыли, жарким горящим взглядом окинула не скрытую почти ничем фигуру друга и сладко выдохнула «идеально».
— Да не хочу я, а надо, — она наконец заливается краской и неуверенно чешет затылок. — Нам задали нарисовать что-то, где фигурирует мужчина, и сосредоточиться на анатомически верных пропорциях. Мне из головы вылетело, что это надо сдать до пятницы, так что ни с кем из моделей договориться не успела, а Тэхён слинял сразу же, как услышал «неподвижно сидеть пару часов». Ну помоги, а? Ну пожаааалуйста! — Донхи тщетно попыталась состроить глаза кота из Шрека, точнее, она-то думала, что успешно, но фыркающий смешок разуверил её в собственной неотразимости. — А я тебя свожу покушать говядинки, хорошо? — это был последний козырь, и если с Тэхёном он обычно работал, то вот Намджун… Кстати, а его Донхи пока не приходилось в чем-то уговаривать.
— Ну раз уж говядинка, то я соглашусь, — парень тихо смеется, потому что его комбинезончик опять подвисла, задумавшись о чем-то своем, и это выглядит невероятно мило. — Я хоть домыться могу?
— Да мне и так хорошо, — бездумно ляпает художница, но сразу же исправляется, увидев поднятые в вежливом недоумении брови. Ей лучше не знать, что где-то там, глубоко внутри Намджун сейчас переживает маленькую паническую атаку, вызванную этими словами и долгим оценивающим взглядом. — То есть, я могу и так, но боюсь, что ты замерзнешь.
Конец сентября. На улице всё еще держится гордых двадцать шесть градусов тепла, сама малышка примчалась в растянутой майке и широких шортах, внутри дома ни капли не прохладнее, чем на улице. Конечно, Намджун здесь замерзнет, ага.
— Тогда я в ванную, а ты пока располагайся, — юрист, пользуясь тем, что довольная согласием подруга тут же приступает к бурной деятельности внутри его холодильника (на учебе она вдруг вспомнила, что студенту нельзя быть гордым, когда дело касается еды, поэтому взяла за привычку подьедать запасы у Намджуна, в баре Юнги, дома у Тэхёна и даже выходить раз в неделю на ужины с Сокджином), ласково осмотрел её от макушки и до пят, оценил размеры притащенного с собой полотна и с ленивой улыбкой удалился в душ.
Оказалось, что после двух полноценных работ и двух подработок даже жесткий учебный график для Донхи оказался легким и почти ненапряжным. За почти три года впахиваний на почти изнуренном недоеданием, недосыпанием и хроническом бронхите организме она научилась обходиться максимум тремя часами сна в сутки, необходимым минимумом еды, четырьмя чашками кофе и пачкой сигарет. Сейчас же даже в самые жесткие периоды, когда все вокруг просто загибались от истощения, Донхи бодрым зомбячком радовалась тому, что она спит минимум четыре часа, кушает дважды в день, еще и любимым делом занимается. Учеба пошла ей в пользу: если раньше Намджун очень хотел предоставить подруге возможность пройти курс психотерапии, то сейчас, всё чаще видя её сияющее вдохновлением лицо, отодвигал эту мысль. Само собой, когда-то он предложит это Донхи, потому что как бы девочка не старалась, временами её все еще накрывает воспоминаниями, болью, обидой и разочарованием, но Намджун… Он даже не может осознать, насколько ему приятно, что в такие времена подруга не закрывается внутри себя, а идет к нему и пытается разобраться во всем.
Но… Намджун ухмыляется, зачесывая мокрые волосы назад пальцами, и подставляет лицо под поток воды.
Девочка смотрела на него сегодня не только как на модель.
И, чёрт его подери, если он этим не воспользуется.
***
Тэхён рассказывал, что когда Донхи входит в творческий раж, то спасайся, кто может. Намджун тогда похмыкал, согласился, потому что творческие люди реально страшные в порыве вдохновения, но целиком он не осознавал, что происходит с его подругой.
