— Угу.
К большому удивлению Намджуна, Донхи сама принимается рассказывать об учебе, прикончив первую тарелку еды: всё хорошо, лекции скучные, но есть и интересные, на практике пока немного отстаю от других, но только потому, что нужно много тренироваться самостоятельно. Нет, никто не задирает, ребята в группе обо мне вообще не слышали, но относятся хорошо и с уважением; Тэхён на каждом перерыве меня находит, в дэнс-группу пока не совалась, потому что надо сначала влиться в учебу… И всё это — спокойным, мягким даже, что для нее редкость, размеренным голосом.
А потом контрольным в голову:
— Мать вчера приходила.
Намджун так и застывает с тряпкой в руках.
— Не знаю, откуда она узнала, что я поновилась на учебе, но итог один: выхожу я из последней пары, почти ночь на дворе, а меня ждут у входа, — Донхи вытягивает из кармана рюкзака свою неизменную зиппо и привычно принимается ею щелкать, кисло улыбаясь одним уголком рта. Намджуну кажется, что сейчас она готова что-то разорвать. — Прошлое догонит тебя, даже если ты будешь бежать быстрее, правда ведь?
— Что ей было нужно? — он вклинивается в монолог так тихо, как только может, но почему-то не покидает ощущение, что своими словами разбил какую-то совершенно непонятно откуда взявшуюся трещину. Донхи хмыкает, пальцы ловко постукивают зажигалкой по столу, и этот звук лучше всех других говорит, что что-то пошло совершенно не так.
— Ты же понимаешь, почему они сохранили все мои вещи? — Намджун неловко пожимает плечами. Конечно, парочка подозрений у него есть, но они же вообще не поднимали эту тему целых полгода, так что он разумно решает не озвучивать собственные мысли. Нет уж, если Донхи пришла выговориться, то ей необходимо предоставить для этого всё возможное пространство. Ответ его, тем не менее, ни капли не удивляет. — Они ждали, что я приползу к ним обратно, Намджуна. Верили, что буду умолять о прощении, лишь бы снова оказаться под теплым крылышком и в розовых очках. Даже не предположили, что я буду изо всех сил стараться выжить. Да, глупо, да, скатываясь в пучину самоненависти, скуривая по пачке в день, но стараться. Карабкаться наверх изо всех сил, коих у меня, несмотря на всю браваду, совсем не так много.
Намджуну почему-то кажется, что последнее предложение говорит ему о чем-то важном, но не успевает осмыслить, потому что барменша продолжает.
— В общем и целом, мать предложила — ну, то есть, приказала — вернуться домой, отбросить глупые мысли, пойти к психиатру, чтобы он излечил меня от гомосексуализма электрошоком, а после одеть розовую пачку, нарисовать пару картин с котятами и выйти замуж за папиного партнера по бизнесу, — на одном дыхании произносит, взглядом отслеживая малейшие изменения мимики отчаянно пытающегося выглядеть спокойным Намджуна. — Расслабся, я её послала, — хмыкает, и вот наконец парень понимает, что же казалось не так весь вечер.
Опять. Опять эта чертова показушная расслабленность и спокойствие, когда на самом деле внутри этой избитой жизнью девочки творится чёрте-что. И ведь не впервые, зараза, так почему же до него не дошло раньше?!
— А почему я должен переживать? — получается не так беззаботно, как рассчитывалось, но прохладное спокойствие во взгляде напротив сменяется недоумением, и Намджун уже с привычным задором продолжает: — Мы с хёнами тебя хорошо воспитывали, так что я вообще удивлен, что ты ей не врезала.
— Да иди ты! — Донхи брыкает в его сторону ногой, но не дотягивается, зато стул под ней подозрительно колышется, и она пару мгновений тратит на восстановление равновесия под добродушное ржание друга. Усаживается ровно, шмыгает носом, а после признается. — Возможно, я немного влепила ей пощечину. И наступила на ногу. Но это совсем чуть-чуть.
В этот раз Намджун громкий хохот даже не думает сдерживать.
***
После двухсотого «ну хёёёёён, хён-хён-хён, ну приходиииии посмотреть, как мы с нуной танцуем!» Намджун — нет, не блокирует номер Тэхёна — берет и действительно приходит. У него сокращенный рабочий день в пятницу, так что парень не запаривается поездкой домой и переодеванием, просто снимает пиджак и чуть попускает галстук, оставаясь в чёрной приталенной рубашке и костюмных брюках. Привычный рабочий образ довершают лишь очки в тонкой оправе и изящные часы на левой руке — подарок матери, так что их он вообще никогда не снимает, ну и начищенные до блеска туфли.
Однако в колледже искусств, где множество молодых девочек и парней, его прибытие и вежливая улыбка производят почти что фурор, одна малышка так засматривается, что чуть не врезается в коллону (он, конечно, потом похвастался этим перед Юнги, на что хён только привычно поржал). Стоит ему попросить двух девушек с заляпанными тушью пальцами, как те сразу же соглашаются проводить его в танцевальную студию, а по дороге туда просто расцветают улыбками, когда Намджун рассказывает, что его пригласили Тэхён и Донхи.
— Онни замечатльеная, — сияет солнышком одна из них, — она хоть и пропустила два года, хоть и иногда делает ошибки в своих картинах, но при этом каждая из них просто невообразимо берет за душу.
— Да и как онни она тоже очень хорошая, — вторая чуть поспокойнее, хотя у нее следы туши даже на щеке и волосах. — Всегда внимательная к нашему самочувствию и настроению.
— В это я охотно поверю, — светит ямочками на щеках Намджун, и обе малышки на это лишь зачарованно вздыхают. — Она умеет заботиться, хотя иногда делает это странным путем.
В танцевальной студии пахнет потом и освежителем воздуха, но еще там жарко так, что почти ад. Намджун входит тихо, девушки с художеского юркают за ним внутрь, и на них троих вообще никто не обращает внимания. Наверное, здесь так принято, решает юрист, чтобы левые люди приходили во время тренировки, и устраивается рядом с дверью, взглядом выискивая знакомую до каждого волоска выжженную краской макушку.
И цепенеет.
Перед зеркалом репетирует почти что целая группа, людей десять точно. Тэхён и Донхи впереди, и то, что она вытворяет своим телом — поистине незаконно. Как-то быстро Намджун перестает видеть вообще других людей: весь его взгляд, вся сущность сконцентрирована только на Донхи, сияющей под желтым светом ламп, выгибающейся в немыслимые позы — у нее что, совсем костей нет?! Куда вообще подевалась ершистая, колючая девушка с ломкими резкими экономными движениями? Как так случилось, что сейчас она использует каждую, буквально каждую мышцу своего тела, чтобы в конце получилось невообразимо прекрасное искусство?
— Платочек дать? — хмыкают сбоку художницы, и Намджун резко закрывает рот, понимая, что так и стоял и пялился, пока Донхи вытворяла что-то совершенно запредельное на его глазах. Слюней он, конечно, еще не успел напустить на рубашку, но был близок к этому. Танцоры в это время накогец заканчивают (и хвала небесам, он же не железный — смотреть и не выдавать никакой реакции), Тэхён всех хвалит и кратко проходится по ошибкам каждого; он в этот момент такой серьезный, что даже непривычно, но всё это быстро забывается, стоит Донхи привычно зачесать пальцами растерпавшиеся волочы назад и обвести взглядом помещение. И…
Она почему-то краснеет, когда обнаруживает Намджуна.
Намджун чувствует, что заливается румянцем в ответ.
— Вы чего стоите, как два дебила, и пялитесь друг на друга? — Тэхён привычно падает на хёна, приобнимает его за плечи и совсем не фильтрует речь. — Так хорошо, что ты пришел, хён! Подождешь нас еще немного, а потом угостишь ужином, правда? — и делает щенячьи глазки. Намджун хмыкает и добро ерошит мелкому волосы.
— Как хорошо ты всё заранее продумал. Я где-то могу упасть, мне надо еще доделать парочку рабочих вещей?
— Мою кожанку видишь? — Донхи подходит тихо, но взгляд у нее всё еще непонятный: не то смущенный, не то напряженный, не то вообще… Странный, в общем. — Вот рядом с ней и падай. Можешь вон там стащить себе подушку, чтобы было удобнее, у нас стульев нет.
— Вижу, — юрист мягко улыбается, и Донхи почему-то отводит взгляд. — Вы так классно двигаетесь, что я просто залип, честно. Вы молодцы, ребят!
