Он, конечно, лыбу корчит, но скорее поддразнивает — Донхи слишком скрытная и личное оберегает за такими слоями бронебойного стекла, что мама не горюй, поэтому неуверенного кивка и сцепленных до побеления пальцев Намджун уж точно не ждет. Вот только комбинезончик выжидает некоторое время, будто перебирает в памяти скомканные эпизоды воспоминаний, успевает залпом выхлебать полбутылки соджу и начинает именно тогда, когда парень уже готов сдаться.
— Мне понадобилось полторы секунды, чтобы влюбиться. На осознание того, что я влюблена, у меня пошло полтора года. Человеческий мозг слишком извращенный, чтобы я была счастлива от этого факта, но… Так получилось, и я ничего с этим не смогла бы сделать… Кроме как попытаться быть счастливой.
— И как тебе было… с девушкой? — Намджун спрашивает об этом с опаской, и вообще не ждет, что маленькая вредина расплывется в нежной улыбке. Тварь между ребрами, на удивление, молчит.
— Тепло. Уютно. Сами отношения были настолько… мягкими, что я и не думала даже ни о чем плохом. Это был идеальный симбиоз, понимаешь? Ты знал, что можешь опереться на человека, и она знала то же самое. Мы были… словно продолжениями друг друга. Я не могу это объяснить, честно говоря.
— Но с мужчинами так…
— Никогда не было, — отрицательно машет головой и упирается подбородком в сложенные лодочкой ладони. — Понимаешь, я хоть и за равенство и всё такое, но вы, мужчины, слишком грубые зачастую. От вас редко можно дождаться принятия, вам чуждо понимание тех мелочей, которые любая девушка может осознать без слов и просьб. Лично для меня какие-либо отношения с мужчинами — это вечная борьба. Либо за то, что я не атрибут, созданный для облегчения жизни парней, либо за то, чтобы получать хотя бы ту необходимую часть чувств, которые мне просто необходимы для ощущения себя любимой. Либо же за свою свободу, потому что вы любите лепить ярлык «моё» и считать, что ваша собственность не имеет права голоса вообще.
— Но ты же понимаешь, что не все мужчины такие, — Намджун осторожно касается её пальцев своими, переплетает и легко сжимает. И — о чудо — Донхи его не отталкивает. Хотя и значения этому жесту не придает, наверное, для нее и Тэхёна тесный контакт был просто составляющей дружеских отношений.
— Я на это очень надеюсь, но не сильно верю, — она слабо улыбается, но эта улыбка меркнет, как только девушка вспоминает, с чего вообще всё началось. — Ты хочешь дальше слушать? — друг смотрит на нее так выразительно, что девушка просто неловко хмыкает и пытается снова настроиться на нужную волну.
— Мне где-то восемнадцать было, когда мы наконец обе поняли, что это сумасшедшее притяжение, эту медленную химию больше не получится игнорировать, и вот тогда обычные дружеские отношения пересекли черту — не ухмыляйся, не настолько мы её перешагнули, пошляк ты чёртов, это было гораздо позже, — Намджун на этой фразе и скаберзной ухмылочке давится пивом, потому что такого он точно не ждал. — На годовщину наших отношений Хёнли подарила мне то чёртово зиппо, которое я вечно таскаю, если помнишь, — глупо было спрашивать, сколько раз он хотел эту гребанную зажигалку выбросить тайком. — Еще через год на меня напал Рэйн, и мы с Ли расстались. Всё.
— Что?! — праведного возмущения Джуна хватило бы на весь Китай. — А где грязные детали? Где описание неловкого первого секса? Ну хоть поцелуйчика на старых продавленных креслах кинотеатра, когда вы одни на последнем ряду смотрите бесполезную мелодраму?
— Ты что, дешевых романов для домохозяек начитался? — Донхи еле слышно прыскает смехом, потому что Намджун на этом не останавливается и начинает очень уж пошлые разговорчики, за которые удостаивается точечного попадания в голову свернутым в шарик бумажным пакетом. Вслед за ним в полет отправляется судочек от баклажанов, и блондинистая Намджунова шевелюра покрывается остатками соуса.
Намджун решает мстить, использовав свои юридические штучки (то есть коварно и с двойным дном), поэтому в Донхи он швыряет банку соевого соуса с душераздирающим воплем «ФА-А-А-АЙТ!».
В конце концов после безоговорочной победы Донхи (Намджун ворчит, что мухлевала же, мухлевала, зараза, да и вообще, он поддался) они вытирают пол и так испорченной футболкой Намджуна, заваливаются вместе в душ (то есть, эмм, Намджун пытается отмыть хотя бы руки, пока Донхи принимает душ, а после они вымывают друг другу головы, они не вместе моются, технически).
Донхи засыпает на уже своем диване, укутавшись в большущую Намджунову толстовку, и что-то ворчит во сне, пока парень коротко оглаживает её всё еще влажные волосы и разрешает себе огладить округлое плечо, выползшее из-под ткани.
Сегодня он услышал слишком много, но это ни капли не гнетет, наоборот, дает надежду.
Уродливое существо потягивается между ребёр и засыпает, превращаясь в более привычную нежность.
========== Because I want you ==========
Tear us in two
Нас разрывает пополам
Because I want you
Потому что я хочу тебя
— Ты издеваешься?
— Я, вообще-то, искренне и от всего сердца, — корчит обижуську Намджун, пока Донхи скептично осматривает огненно-рыжего котенка. Рыжий умильно зевает, показывая миру вокруг розовый шершавый язычок, и Намджуна распидорашивает на сотни маленьких усипусикающих Намджунчиков. Донхи смотрит на него, как на полного идиота.
— Оно же живое, — девушка даже пальцем тыкает в коробку, где лежит Утимойхорошенькийсладкиелапочки (Намджун не виноват, это котёнок слишком мусипусиыыыыыыы, у него опять отказал мозг), и кошачье снова шершаво мяукает, неумело так, что получается не мяу или хотя бы мау, а какое-то дохлое мнхы. Ну, это если судить по преисполненной нецензурной бранью речи Донхи.
— На кой-хрен мне этот пылесборник? — девушка тоскливо смотрит на потерявшего последние капли рассудка Намджуна, который как раз взял котейку на руки и сейчас разрешает тому топтаться по его груди, неумело мурлыча. Ким ожидаемо обижается.
— Это живой котёнок.
— Тогда блохосборник. Какая нафиг разница? — Донхи, кажись, и правда разницы не видит, поэтому Намджун в последний раз проходится ладонью по гладкой шерстке, аккуратно подхватывает котёнка и умащивает его в руках девушки.
— Прижми его к груди. Да не бойся ты, не съест, просто… Да не так, — парень чертыхается, обходит уборщицу по кругу и обнимает её со спины, заставляя прижать котика почти что к шее. — Ну как, теперь чувствуешь? — он мягко улыбается, заставляя замершую соляным столбом подругу откинуться спиной ему на грудь. — Он маленький и теплый, будет тебя греть ночами. А еще он научится мурлыкать, когда вырастет, и вот представь себе: приходишь домой задерганная, уставшая, а мурчалка тебе на руки лезет, или рядышком умащивается и умурлыкивает все твои переживания. Чувствуешь же его тепло, да?
Донхи нервно сглатывает, косит взглядом на сильные руки на её плечах и не знает, как признаться, что сейчас она чувствует жар мужского тела за спиной, вес его рук на своих плечах, горячее дыхание в затылок, жуткую неловкость и даже легкий страх, а не тепло рыжего и на самом деле весьма хорошенького котёнка в своих руках. Но на всякий случай кивает с надеждой, что теперь Намджун её отпустит.
— Вот прекрасно! — но нет, Намджун радуется и еще сильнее сжимает её, делясь впечатлениями. — Как назовешь?
— Синди, — Донхи наконец умудряется выскользнуть из Надмджунова захвата, да еще так ловко и увертливо, что он офигевше смотрит сначала на свои руки, а потом и на девушку. В голове на повторе крутится «гибкая-гибкая-гибкая», и парень смаргивает наваждение — не время фантазии включаться.
— В честь Синди Кроуфорд?
— Нет, в честь Синди Шерман, — Донхи отдает кошку в руки снова плывущему Намджуну, справедливо рассуждая, что раз его ладони будут заняты, то её он снова обнимать не полезет, и скрывается на кухне.
Будто бы Джун такой дурак, ага.
Парень чешет балдеющего котёнка за ухом, пока идет следом за Донхи на кухню, и прикидывает новые планы нечаянных объятий.
