Он решает себе в этом удовольствии не отказывать.

***

— Это ты так прикалываешься? — Донхи держит в руках лоточки с баклажанами и курицей в кисло-сладком соусе, роллы и две коробки пиццы. — Думаешь, это всё легко тащить?

— Я тащил ящик соджу, так что мы в расчете, но всё равно прости, не подумал, — Намджун примирительно поднимает ладони вверх, но тут же опускает их вниз, на предательски сползающее полотенчико, пока с его челки на пол шмякается пена от шампуньки. — Слушай, я тебе просто комплект ключей подарю, меня заколебало вылезать из ванны каждый раз.

— А ты не пробовал идти в душ после того, как я прихожу? Или заранее как-то, — Донхи пожимает плечами, привычно юрко проскальзывая мимо него на кухню.

— Я убирался, вообще-то, а то ты вечно ворчишь, — Намджун уже готов надуться, но барменша от его слов почему-то замирает соляным столбом. — Так что цени, а я пока голову домою!

Когда он заваливается в гостиную, там всё уже разложено по тарелкам, а еще приятным бонусом исходит парой суп. Ха, так она по своей инициативе его тащила! Донхи копается в его ноутбуке, но на самом деле просто шастает по сети в поиске фильма на вечер, и очень удивляется, когда Намджун захлопывает крышку прямо перед её носом.

— Давай сегодня без этого, а?

Девушка напрягается всем телом, и просто хей, милая, не стоит вот так подбираться, будто готовишься сбежать…

Всё равно будешь поймана и к концу вечера сама захочешь всё рассказать. Намджун уверен, что сегодня он сумеет узнать большую часть определенно тяжелой и покрытой шаром неприятностей истории.

— Сейчас поедим, а потом у нас будет целый вечер для того, чтобы напиться и расслабиться, а завтра у тебя выходной, с Юнги я договорился — нет, не спорь, — знает же, что её это взбесит. Донхи не подрывает ожидание, шипит, будто рассерженная кошка, и наклоняется к Намджуну вплотную, не подозревая даже, чего ему сейчас стоит не склонить голову набок и податься на каких-то два несчастных сантиметра вперед, к тонким сжатым в почти белую линию губам.

— Не смей решать за меня, понял? Я не давала тебе подобного права.

— Ладно, перефразирую, — Ким нарочито устало вздыхает, мол, задолбала уже, женщина, успокойся, — мне позвонил хён, сказал, чтобы завтра тебя на работе не видел, потому что его заколебали попытки выпихнуть тебя на денек из клуба. О тебе просто хотят позаботиться.

— Мне это нафиг не нужно.

— Это всем нужно, — Намджун всё же склоняет голову на бок, но губами касается всего лишь щеки — Донхи передергивает, увы, даже от этого, но зато её сердитое шипение прекращается. — Даже тебе, хотя ты вреднющая заразючка.

***

— И всё же, — в Намджуне, да и в Донхи уже плещется достаточно соджу, чтобы парень решился на отчаянный вопрос, — всё же, кто такой Хёнли?

Донхи — как оказывается, в нетрезвом состоянии весьма болтливая, немного смешливая (Намджун готов был её расцеловать, и еле сдержался, когда девушка вместо привычного сарказма засыпала его ласковыми ироничными шуточками). Вот только сейчас она замирает перепуганной до дрожи кошкой, нервно мружится и через силу выдавливает — выташнивает, чёрт возьми — всего одно лишь слово.

— Такая.

Вот. Же. Блядь.

Вот почему…

Чёрт.

Чёрт-чёрт-чёрт.

У него с самого начала не было даже и шанса.

Намджун нервно трёт пальцами переносицу, стаскивает давно уже не нужные очки для чтения и вслепую пристраивает их на краешке стола — а вдруг не упадут. В голове набатом бьется «Дурак-дурак-дурак-дурааааак…», а в груди сжимается и рычит отвратительное существо, которому не представится больше никогда возможность даже надеяться на то, что ему перепадёт ласка более серьёзная, чем дружеская.

Юнги знал, вдруг давит на плечи пониманием. Юнги всё понял давным-давно, вот только догадки свои держал при себе — то ли сомневался, то ли просто считал ненужным лезть в эту непонятной природы химию между ними.

А была ли эта химия вообще?

«Богохульство».

Тоскливый взгляд на ту сторону улицы почти месяц назад, где девушка в цветастом платьице целует высокого мужчину.

Зиппо.

Гребаное зиппо, которое вечно в кармашке напротив сердца, исцарапанное, с трижды смененным фитилем и кучей денег на бензин и сигареты, хотя на остальном девушка экономит в силу своих возможностей.

Блядское зиппо, к нежной одержимости которым Намджун даже привык.

Уродливое создание ворочается между рёбрами, прогрызая себе путь наружу, и Намджун утихомиривает его силой воли. Комбинезончик не виновата в его… Ни в чём не виновата, в общем-то. Он сам уже успел себе распланировать себе всю их дальнейшую жизнь вплоть до трёх детей, женитьбы на Карибах и совместной смерти от эвтаназии, не принимая в расчет то, что Донхи, вообще-то, может и не прикипеть к нему душей в конце концов, может быть откровенно против Намджун как парня, как мужчины, как сексуального партнера даже.

Так что только смирение и прежняя дружеская забота, чувак, и ничего больше, понял?

Намджун громко вздыхает, снова трёт переносицу и наконец поднимает взгляд на подругу…

…до смерти пугаясь.

— Господи, ты чего?! Дыши, эй, слышишь?!

Дебил. Гребаный дебил, чёрт возьми, он же знал её ранимость и страх любых откровений, почти ужас, и да, сейчас уже начинает проясняться вся ситуация в его глазах, вот только сейчас не до откровений.

Прикасаться Намджун к Донхи сейчас банально боится — она белая, как молоко, дышит с трудом и откровенно ждет удара, с немой готовностью почти что подставляет скулу под кулак, и Намджун в который раз за их знакомство жалеет, что сделать себе харакири кухонным ножом не получится — слишком тупой. Плевать на его несбывшиеся надежды, плевать на идеальный план — ему бы девочку привести в сознание, вывести из этого дерьмового транса полной отрешенности и смирения…

Намджун не касается, только к бледным губам приставляет стакан с холодной водой, помогает напиться и шепчет какую-то ересь, в общем-то, не особенно и отличающуюся от его мыслей, и наверное, Донхи это успокаивает — либо спокойный голос, размеренный его тон или же и потерянный смысл хаотичного набора слов, юрист не знает. Он только с облегчением роняет голову на стол с глухим стуком, стоит девушке наконец моргнуть и самой схватиться за чёртов стакан.

— Не пугай меня так больше, — парень глухо стонет в столешницу, стукается об нее трижды головой и снова поднимает голову. Сон только усмехается на это, что выглядит немного жутковато с этими её почти синими губами, но Намджуну становится легче. — В могилу меня своими заморочками сведешь.

— Прости, откуда мне было знать, что вместо хука с левой ты начнешь нести чёртову ересь о трех детях и собаке. И что там вообще было о Карибах?

— Да что в голову пришло, честное слово, сам не помню, — врать, не моргнув и не покраснев — Намджун гордится этим умением. Донхи же вполне очевидно храбрится, сидит ровно, будто палку проглотила, вот только бледнота её лицо еще не полностью покинула. — Ты же не дышала, глупая.

Пожимает плечами, смущенно хмурится и осторожно, со вполне очевидной опаской интересуется:

— То есть тебя это не… Не…

— Смущает? Пугает? Вызывает отвращение? — Донхи неловко кивает, снова сжимаясь в ожидании самого худшего, но Намджун опровергает все глупости, роящиеся сотнями в её измученной голове. — Нисколько. Ты о мне настолько плохого мнения?

— Это специфическая тема, — девушка упрямо не соглашается, «незаметно» тыря из ящика бутылку соджу всё еще дрожащими руками. Да уж, такое потрясение точно нужно запить.

— Да ну тебя, то, что я в рэперской тусовке, не значит, что мы все такие гомофобы. Вон Зико — тот с дредами и линзами, бешеный, как сосиска, помнишь? — вечно плюется шутеечками, но на самом деле с каждой зарплаты отсылает некую сумму в фонд поддержки подростков, пострадавших от гомофобии, и он не единственный. Да и вообще, — Намджун усмиряет ревнивую тварь в своей груди и заинтересованно наклоняется вперед, — я хочу всё-всё узнать, вплоть до мелких подробностей.