Ты мой ад и рай одновременно, ты сборище всех вообразимых и невообразимых клише в одном флаконе идеальности.

Ты – мудрость и уверенность, ты – холод арктических полей, ты – воплощение серьезности и педантизма.

Разбуди меня, открой меня, вынуди меня распахнуть не только веки, но и душу.

Ты отвратительный до безумия.

Ты идеален до сумасшествия.

От тебя в дрожь бросает больше, чем от всех ледников этого мира.

Ненавижу тебя.

Обожаю тебя.

Виски проливается на любимый тобой белоснежный ковер, который я вынуждена пылесосить каждые два дня, но мне сейчас так восхитительно всё равно.

И на то, что хрен я отстираю этот гребанный когда-то белоснежный ковер.

И на то, что ты проводишь ночь с какой-то чужой женщиной.

Просто наплевать.

Меня просто выламывает по тебе.

Но видеть я тебя больше не смогу.

Пустая бутылка выползает с пальцев, а я прячу заплаканное лицо в шерсти пса и наконец засыпаю.

***

Пробуждение приносит две вещи: надо меньше пить и надо поскорее сваливать отсюда. Псы встревоженно ворочаются – на мягком боку одного я и спала, второй грел мне ноги, так что приходится вяло почесать их за ушами, чтоб успокоить. Затуманенным взглядом наконец разбираю положение стрелок на напольных часах – без десяти восемь. Я должна была встать два часа раньше, чтобы убрать дом и приготовить завтрак…

К черту.

Надоело.

От входной двери слышно скомканное прощание, и я успеваю отскрести себя от пола как раз до того момента, как очевидно недовольный – кто бы сомневался? – Мин Юнги заходит в гостиную.

- Что ты здесь устроила? – мрачно, сиплым голосом – сорвал ночью, что ли – и в глазах такое всеобъемлющее осуждение. Чего он ждет, извинений? Или чего-то еще? Не знаю. Достало.

- Кто бы говорил, - огрызаюсь, машинально стягивая с волос резинку и переплетая хвостик. А ковер и правда вряд ли спасти. – Женщину я привела, что ли?

- Какого… - а теперь он сердится. Замечательно. Прохожу мимо него, показательно не касаясь – хотя он всё еще пахнет чужим человеком, и это дико бьет по и так болящему сердцу. – Ты не будешь говорить со мной в таком тоне.

- А ты что, ждешь, что я пресмыкаться буду? На колени упаду? Или буду покорно кивать со словами «Да, хозяин», - он следует за мной в мою комнату, не дает закрыть перед его носом дверь и выглядит слишком уж взбешенным. Еще бы, какая-то оборванка мало того, что наглеет, так еще и говорить неуважительно посмела. – Я не хочу видеть в своем доме всякую шваль.

- В моем доме у тебя вообще никакого права решать нет!

И кулаком по стене, почти что рядом с моим лицом – сантиметром левее, и светила бы фингалом. Замираю на мгновение прямо с открытым рюкзаком в руках, не в силах пошевелиться – и да, именно потому, что на меня в один миг обрушиваются все запрятанные под семи замками болезненные воспоминания. Когда отмираю, почти что на цыпочках отодвигаюсь в сторону, кидаю в сумку него кошелек и документы, пару джинсов и толстовок; Юнги всё это время стоит в дверном проеме с нечитаемым лицом. Встаю прямо перед ним, чтобы глаза в глаза (хотя и страшно до дрожи), и впервые за нашу совместную жизнь признаюсь.

- Я так и знала, что ты это когда-то скажешь.

Он молчит, когда я с грохотом запираю входную дверь.

Что же. Значит, наигрался в папочку.

***

- О Господи…

Чонгук открывает дверь стремительно, я даже не успеваю нажать на дверной звонок, и с порога заключает в крепкие объятия. На фоне выглядывает заинтересованное лицо его мамы, женщина приветственно машет и возвращается в свой кабинет – у нее какой-то очень важный проект, сроки горят, в общем, бизнес-вумен во плоти. Друг же затаскивает меня в дом, так и не выпуская из крепкой хватки своих рук.

- Мама тебя в окно увидела, предупредила, чтобы я тебе комнату подготовил, - как это в духе их странной семейки. – Или сегодня хочешь со мной переночевать?

И всё это без любого подтекста. На самом деле, я уже не раз ночевала у семьи Чон, и первые пару раз Чонгук посреди ночи будил меня от кошмаров, а после устраивался рядом, обнимая до утра. После некоторых таких случаев никакие кошмары в этом доме мне не снились, но Чон-мама подстебывала нас за близость, впрочем, по-дружески – она отлично понимала природу наших взаимоотношений.

- Я буквально на пару дней, пока жилье себе подыщу, - шмыгнула носом, и только сейчас поняла – а лицо у меня еще от вчера заплаканное, опухшее, так что всё понять можно за одно мгновение. – Простите за беспокойство.

- Да ну тебя, - фыркает мне в волосы, ненавязчиво подталкивая к дивану, где ноги вполне логично подгибаются, и ему удается уложить меня в пышную мягкость подушек. – Мама не против, чтобы ты оставалась и подольше.

- Мама определенно не против, - подтвердил приятный женский голос, заставив меня рассмеяться. – Хотя уже и разуверилась в возможности получить от вас внуков.

Мы с Гуком тихо рассмеялись, он накрыл меня пледом, смешливо чмокнул в нос и ушел на кухню – готовить чай, скорее всего. Как только за ним закрывается дверь, его мама въезжает в гостиную на своем компьютерном кресле, ободряюще хлопает меня по ноге и с детской непосредственностью интересуется:

- Тебе необходимо что-то из того дома забрать? Документы там или вещи какие?

- Документы у меня с собой, как и всё мои вещи, - то есть куплены именно мной, а не Юнги-шши, - а больше ничего я не хочу забирать.

- Зря, - флегматично припечатывает, - я бы на твоем месте выгребла из дома всё-всё, к чему только дотянешься. Оставайся у нас, пока экзамены не сдашь, хорошо? С жильем помогу. Всё наладится, веришь?

Верю. Жизнь вообще имеет особенность сглаживать острые углы.

Вот только при этом всё равно остаются шероховатые потертости.

***

- Ты в порядке, - Сокджин-шши ловит меня в коридоре перед его парой, облегченно выдыхает это и, оглянувшись по сторонам, затягивает в свой кабинет. – Я уже и не знал, что думать. Почему ты ко мне не пошла?

- Простите? – недоуменно морщусь, в то же время выбираясь из крепкой хватки. – А с чего бы мне к вам идти?

- С того, что ты ушла из дома и ночевала, скорее всего… - но тут он вынужден прерваться, потому что сквозь приоткрытую дверь заглядывает Чонгук и, игнорируя преподавателя, напрямую обращается ко мне.

- Всё в порядке?

- Да, - пытаюсь спокойно улыбнуться. – Скоро подойду.

- Я с той стороны подожду, - и только теперь уставляется на Сокджина-шши, будто эти слова предназначены ему. Преподаватель в немом удивлении приподнимает бровь, на что я просто молчу. Он всё же решает уточнить.

- Это у него ты провела ночь?

- Ночевала, - подмечаю, потому что мне никакие недоразумения не нужны, - как и десятки раз до этого, когда мы вместе готовились к занятиям. А что?

- Ну… Юнги все эти разы думал, что твое «к другу учиться с ночевкой» значило «я к своему парню, чтобы спокойно заняться сексом», - прямолинейно отвечает преподаватель, а я от его ответа просто выпадаю.

- Кто бы, чёрт возьми, говорил… - шепчу себе под нос, но Сокджин-шши каким-то образом это умудряется услышать.

- Понимаешь, - к моему удивлению, начинает он как-то неуверенно, - всё совсем не так, как ты думаешь.

- То есть вчера утром мне не указали на дверь? – скептично поднимаю бровь, но, к моей растерянности, мужчина на это согласно кивает.

- Именно. Юнги совсем не так… то есть, не это хотел сказать. Он просто… переживает, - уклончиво, а смотрит совсем не на меня – куда-то в сторону. – Лучше тебе вернуться и поговорить с ним самой.

- Моей ноги там больше не будет, - к удивлению, получается ответить совершенно спокойно, хотя внутри трясет. – Мне хватило вчерашнего… и семнадцати лет в детдоме, чтобы понять, когда стоит делать ноги.

И покидаю кабинет, не слушая больше ничего. Пишу Чонгуку короткое сообщение, что мне плохо и я больше не хочу сидеть на парах, только после этого ухожу, хотя еще две пары сегодня. Ну и плевать, если честно.