- Что? Снова будешь делать вид, что меня не существует? Или что я для тебя всего лишь ребёнок? – вдумчиво вожусь с последней пуговицей, но и она падает жертвой моего упрямства. Покачиваюсь, чуть не падая на левую сторону, и расстроено понимаю – и правда пьяна. Вот только действия мои вполне осознанные и обдуманные давным давно, даже если трезвой я запрещала себе это принимать. – Я устала от этого. И уйти хочу, как только найду жилье, - Юнги на этих словах содрогается, и я только грустно улыбаюсь. – Да уж, простите, вам придется искать себе новую домработницу… А деньги за колледж я обязательно отдам.

- Остановись, - когда я с него рукава рубашки стягивать начинаю. Но только просит, сам и пальцем не шевелит. Вот только смотрит так, как редко получалось словить, с непонятной тягучестью в потемневшем взгляде. – Неужели ты и правда думаешь, что мне важно только это? Уборка и готовка? Я думал, мы разобрались с этим уже давно.

- Нет, еще стирка, покупки и много чего другого, - только бы он не заметил, как у меня пальцы трясутся!

- Малышка, - шипит сквозь зубы, прикрыв глаза, когда я стягиваю с себя мокрую от пролитого алкоголя майку и прижимаюсь к его голому торсу своим, - в последний раз предупреждаю – остановись. Я не хочу, чтобы всё было так…

- Ни. За. Что.

И когда получается словить его губы своими, мозг наконец-то отключается.

***

Почему-то я твердо уверена, что просыпаться не хочу.

Вот только я же не тюха слабохарактерная, я – закаленное улицей дитя, прошедшее не самую легкую школу жизни. Если есть проблема – встреться с ней лицом…

Только если это не лицо твоего опекуна.

Зажмуриваюсь обратно под его тихий смех и со стыдом осознаю собственную (и не только) обнаженность. Юнги проводит горячей ладонью по моей спине и притягивает поближе к себе, почти что заставляя уткнуться пылающим от унижения лицом ему в плечо.

- С добрым утром.

Я хочу умереть.

- Чего ты, маленькая? – когда я в почти что истерике срываюсь на скулеж, и невесомо плеча касается губами. А дальше встревожено: - Или ты ничего не помнишь?

Вот дело как раз в том, что я помню.

И как рыдала, и как раздевала, и как без какого либо стеснения раздевалась сама, и как говорила-говорила-говорила, не фильтруя ни единой мысли, ни единого слова или воспоминания, которые глодали мою душу из года в год и были связаны непосредственно с Юнги.

И как он в конце концов ответил на поцелуй, притянул к себе близко-близко и горячие ладони огладили спину и бока. И как касался ласково, почти что каждую минуту спрашивая, не против ли я его рук, его губ на себе, не стыдно или страшно, и как больше нравится… А мне как раз стыдно и было – от его ласкового шепота прямо в душу, от нежных поцелуев всё ниже и ниже, от умелых рук, которые были, казалось, везде…

- Так помнишь, или нет? – хотя ответ уже знает, вон как самодовольно ухмыляется. Издаю невнятный писк и сползаю еще ниже, накрывая одеялом голову.

- Мы не переспали.

- С технической точки зрения – нет, - уклончиво отвечает, - но всё равно это был секс.

Будто бы мне от этого легче!

- Но можем это исправить, - и ловким движением вытягивает меня из-под одеяла обратно. – Эй, ну что за ребячество? Открой глаза.

- Ни за что, - вот только возмущения в его голосе не слышно, разве что только ласковую смешливость. – Я открою их только тогда, когда окажусь здесь одна.

- Вообще-то, это моя комната, - медленно отвечает, одновременно ведя кончиками пальцев по позвоночнику, - и я отсюда никуда уходить не собираюсь, - довольно заканчивает коротким поцелуем в макушку. – И я был бы очень рад, если бы и тебе не захотелось отсюда уходить.

- В душ хочу, - признаюсь, пытаясь не думать о том, что рядом со мной лежит человек, в которого я была безответно влюблена столько времени… - И Сокджину-шши надо позвонить, сумел ли он вчера нормально добраться домой… Ай!

- Ты отвлекаешься на что угодно, чтобы не думать о сложившемся положении, - укоряет, и вполне справедливо, потому что так и есть, а после достает с тумбочки халат и подает мне. – Ты же после душа не убежишь?

- Да куда мне бежать… - ворчу, быстро укутываясь в приятную махровую ткань. Упрямо пытаюсь не смотреть на Юнги, настолько упрямо, что когда он ловит меня за запястье, зажмуриваюсь. Он смеется.

- Я тогда завтрак пока сделаю.

Интересно, если я в халате попытаюсь вылезти в окно и сбежать к Чонгуку, что именно подумают соседи и прохожие?

***

За несчастные десять минут, что я принимаю душ, у меня уже готова целая речь. Полна решимости, быстро вытираюсь и одеваюсь (пока эта самая решимость никуда не сбежала), а после набираю полные легкие воздуха и вхожу на кухню.

В тот же миг всю уверенность сдувает, разворачиваюсь и пытаюсь по-тихому свалить, но останавливает ласковое:

- Останься. Я тебе сделал ту ужасную штуку без сахара, которую ты называешь кофе и гробишь им сердце. И круассаны уже в духовке, через десять минут готовы будут.

Бьет по больному, я же обожаю круассаны. Сажусь на краешек стула, чинно складываю руки на коленях и наконец-то осмеливаюсь поднять взгляд. Юнги смотрит ласково, с улыбкой, так что я вспыхиваю и снова зажмуриваюсь под тихий смешок.

- Завтракать тоже будешь с закрытыми глазами?

- Если бы ты был на моем месте, как бы себя вел? – огрызаюсь, потому что лучшая защита – нападение. Приоткрываю один глаз, потому что нос уже уловил аромат кофе поблизости, значит, надо взять кружку и ничего не расплескать, чего не сделаю без зрения. Юнги садится напротив, обхватывает ладонями свою чашку с ужасающе сладкой бурдой, которую он называет кофе, и вполне спокойно отвечает.

- Не знаю… Я уже и не помню, каким был в двадцать два, но думаю, что не сильно отличался от себя теперешнего. Чёрт, Юнджи, я понимаю, что слишком тебя смущаю, но и меня пойми – у меня тут мечта последних лет сбылась.

- Переспать с подопечной? – ворчу почти что обиженно, но он лишь отрицательно качает головой.

- Услышать о том, что небезразличен, от любимой девушки.

Давлюсь кофе, но он этого будто не замечает, продолжая, смотрит прямо в душу и улыбается такой улыбкой, которой я еще никогда не видела.

- Иметь возможность поцеловать её, обнять не только, как друг; провести ночь в объятиях с ней, наконец позволив себе любить её так, как столько времени хотелось. Понять, что ей не страшна разница в возрасте, что она готова принять меня со всеми моими заскоками, и уверить её в том же… Ничего не напоминает?

Мои мысли. Будто точь в точь, будто списаны с холста пятилетних размышлений…

- Ты думала, я просто так тебя подобрал? – внезапно спрашивает, пока духовка пиликает оповещением. Вытягивает из нее противень с аппетитно пахнущими круассанами, но я отмечаю это автоматически.

- А разве нет? Я думала, это было спонтанное решение, типа котенка приютить во время грозы.

- С одной стороны, ты права, - он посыпает круассаны сахарной пудрой и кокосовой стружкой, ставит передо мной тарелку и мягко объясняет. - Ты была точно такой же, как я. Одинокая, выброшенная, будто использованная вещь, смотрела пустым взглядом на человека, который собирался выместить на тебе свою злость к этому миру. Я не всегда был богатым и успешным, знаешь, - нет, не знаю. Об этом я слышу впервые. - Мне тоже пришлось начинать с самого низа, с почти бездомности, когда меня выбросили из приюта. И мне тогда никто не помог, вот что самое неприятное. Я не хотел, чтобы в такую ситуацию попала и ты.

- Неожиданно. То есть, я всегда думала, что ты в размолвке с родителями или еще что, но… Почему ты не рассказывал? – а сама уже начинаю себя накручивать. Юнги садится – в этот раз рядом, а не напротив – и накрывает своей ладонью мои пальцы.

- Не хотел, чтобы ты себя чувствовала неловко. Ты и так все эти годы ощущала обязанность передо мной, как перед спасителем, я же хотел, чтобы ты воспринимала меня обычным человеком. Сначала просто мною двигало желание помочь и позаботиться, потом выяснилось, что с тобой интересно и весело, а через некоторое время дошло – я в тебя по уши. И да, предупреждая твой вопрос – я ревновал тебя к Намджуну, когда вы вместе играли в спектакле. Что я думал о Чонгуке, тебе лучше не знать.