Остатки одежды оставались на полу, пока они, стараясь не отрываться друг от друга, добирались до спальни. Он толкнул Гермиону на кровать, снова оказавшись сверху и, наконец, оторвавшись от губ, которые у неё уже опухли от жадных, грубых поцелуев, переключился на ключицы и грудь, постепенно опускаясь ниже и ниже. Язык скользнул по впалому животу, вызвав у неё то ли крик, то ли всхлип. Гермиона вообще оказалась достаточно шумной женщиной и настолько страстной, что Гарри хотелось дать себе по голове за то, что не рассмотрел этого раньше. Верни сейчас всё назад, он бы набросился на неё прямо в палатке, забыв про ту чушь, которая была тогда в голове.

Люблю как сестру! Серьёзно? Это же, вроде, его слова… Олень! Тупой Олень!

Сейчас же казалось, что желание обладать ею всегда было с ним, глубоко спрятанное, оно лишь ожидало повода, чтобы вырваться наружу.

Он уткнулся носом в её живот, слегка прикусывая кожу и крепко прижимая рукой к кровати. Она металась под ним, выкрикивала его имя, что буквально сводило с ума. Палец Гарри беспрепятственно проник внутрь, поражаясь насколько готовой и влажной она была. Готовой принять его, влажной от его прикосновений. Голова спустилась вниз, и он поочередно коснулся языком набухших складок, вызывая очередной стон, затем нащупал чувствительную горошину и принялся с остервенением вылизывать её, словно сладкую конфету. Палец умело орудовал внутри, отчего Гермиона выгибалась и кричала ещё больше. Гарри же хотелось свести её с ума, доставить такое наслаждение, которое никто не мог подарить ей до него. Он хотел быть лучшим, желал выкинуть из её памяти все годы разлуки, которые допустил по собственной глупости.

Когда стенки влагалища сомкнулись вокруг его пальца, Гермиона задрожала и выгнулась, с силой вцепившись ему в волосы. В очередной раз прокричала его имя и замерла, невидящим взглядом уставившись в потолок. Гарри ещё раз лизнул её и медленно переместился выше, заглядывая в лицо, которое, казалось, ничего не выражало, а на глазах выступили слёзы.

— Ну… ты что? — ласково произнёс он, очарованный самим видом удовлетворённой женщины.

Она не ответила, лишь притянула его голову для поцелуя и снова прижалась к нему совсем плотно, не оставляя между их телами ни миллиметра пространства. Гарри целовал её нежно и неторопливо, давая время на восстановление сил. Да и в этих, глубоких и медленных поцелуях был свой своеобразный кайф, они выходили за рамки животной страсти, обнажая то скрытое, что было запрятано глубоко внутри — невероятная душевная близость и доверие. Совместное далёкое прошлое, сформировавшее их исключительность в глазах друга, которую не разрушило даже время.

Гарри перекатился на спину, увлекая Гермиону за собой, и вновь залюбовался ею, когда она оказалась сверху. На бархатистой коже выступали капельки пота, влажные тяжёлые волосы слегка растрепались. Самая упёртая женщина из всех, которых он когда-либо знал, и такая покорная в этот момент.

Он вздохнул и закрыл глаза, отдавая ей на время ведущую роль в этой сумасшедшей, неожиданной для обоих, но, в то же время, захватывающей игре. Её губы медленно, с особой нежностью прикасались к каждой его мышце, к каждому шраму, заставляя постанывать от удовольствия. Траектория поцелуев стремилась вниз, томя, дразня, кружась по животу, вынуждая Гарри замирать в предвкушении главного. И когда он ощутил, как её губы сомкнулись на головке его члена, а язык обвёл её по контору, он издал сдавленный стон и зарылся рукой в её волосы, с трудом сдерживаясь, чтобы не надавить на голову и не начать двигать бёдрами. Она со всхлипом выпустила возбуждённый орган наружу, провела по всей длине рукой и снова погрузила в рот, отчего Гарри тяжело задышал.

Сейчас он полностью был в её власти, пойманный хищный зверь, не желающий сопротивляться. Изнывающий от удовольствия, которое дарили её губы и язык, совершающие грамотные манипуляции с его мужским естеством. Она играла с ним, то погружая глубже, то преграждая путь рукой, поглаживая большим пальцем мошонку. Выпускала изо рта с пошлым причмокиванием и снова брала обратно. Ускорялась, лаская по спирали языком… Гарри одной рукой вцепился в простынь, чтоб не потерять контроль и не насадиться на неё слишком резко, чтобы не начать грубо вбиваться ей в рот, как уже делал в пошлых грязных мыслях… Но этого не потребовалось… Гермиона уловила его желание, ускорила движения и разрядка не заставила себя долго ждать. Внизу живота будто стремительно разогнулась сжатая до предела пружина, заставляя его дёрнутся вперёд, изливая собственное семя мощными струями прямо в горло партнёрши. Этот взрыв сразу заполнил Гарри чем-то тягучим, подарив неземное блаженство и одновременно, сделав его тело тяжёлым и лишив сил.

Он притянул Гермиону к себе, целуя в висок и беря небольшую передышку. Несмотря на испытанный несколько секунд назад сильнейший оргазм, он воспринимал все произошедшее лишь качественной прелюдией, настраивающей на настоящий секс. Сил на разговоры не было у обоих, и они какое-то время просто лежали в обнимку, поглаживая друг друга и обмениваясь томными, тягучими поцелуями. Он чувствовал её бархатистую кожу под своими ладонями, свой вкус не её губах, видел невероятную нежность во взгляде и просто сходил с ума от всего этого. От того, что в его постели находилась именно эта женщина. Близкая и родная. Сильная и слабая. Знакомая и далёкая.

И когда организм вновь почувствовал прилив сил, жгучее желание вернулось снова, проникая в него вместе с воздухом, которым дышишь. Кажется, даже он был пропитан запахом Гермионы. Запахом, сводящим его с ума. Гарри навис сверху, какое-то время любуясь её красивым лицом с высокими скулами и манящими губами. В комнате отеля не было жарко, но они оба пылали похлеще Адского пламени. Глаза Гермионы казались совсем чёрными, зрачки расширены от возбуждения, она выгибалась, вжимаясь в него, заставляя чуть ли не рычать от удовольствия.

Звериная страсть вернулась с новой силой, ревя воплем разъяренного дракона. Член налился кровью и жаждал повторного вторжения. Гарри провёл им по вожделенным складкам, немного дразня и оттягивая момент, а потом резко ворвался внутрь на всю длину и чуть на задохнулся от восторга и приятной тесноты, окутавшей мужское достоинство. Он больше не нежничал. Это был момент ярого доминирования и демонстрации силы древним животным способом. Гермиона стонала и извивалась, пока он вбивал её в матрас, терзая губы голодными поцелуями.

Резче. Сильнее. Быстрее.

Её ногти впивались ему в спину, заводя ещё больше. Рука скользнула по животу, останавливаясь у самого входа в желанную пещеру удовольствия. Гарри нащупал клитор и дополнительная стимуляция в разы быстрее подвела Гермиону к разрядке, заставив её тело биться в конвульсиях оргазма, в который раз за ночь выкрикивая его имя.

Толчок. Ещё. Стон. Рык. Крик.

Он сходил с ума от остроты собственных противоречивых ощущений. С одной стороны — мечтая обрушить на неё всю силу своего первобытного желания, с другой — заласкать до изнеможения. Но желание разрядки брало своё, разум улетучился, тело искрило от каждого прикосновения.

Никакой дружбы и ограничений, никаких сомнений и барьеров, никаких отговорок и страхов. Он никогда так не хотел женщину. Никогда. Никого.

Через несколько мгновений кончил и он, заполняя её собой, наваливаясь сверху и кусая истерзанные поцелуями губы. В глазах потемнело, а в голове образовалась приятная пустота, пока по телу кипящей лавой разливалось блаженство.

Гарри перекатился на спину, всё ещё тяжело дыша и прижимая Гермиону к себе.

Лучшая. Близкая. Дорогая. И его, только его.

Она подняла лицо и их глаза встретились. И было в этом диалоге взглядов то, что не требовало облачения в словесную форму. Они снова были единым целым, неразлучны как много лет назад. Это был момент неизбежной истины, накрывшей их, словно сошедшая снежная лавина с горной вершины. Ни другие люди, ни длительная разлука не смогли разрушить что-то особенное, всегда присутствующее между ними и, до сегодняшней ночи, неосознаваемое.