— Гарри?
— Я подумал, что совсем не вежливо оставить тебя без подарка, а раз уж ты за эти годы стала ценителем… — он жадно изучал её фигуру, прикрытую лёгким шёлковым халатом. А воображение уже пустилось в пляс, гадая есть ли под ним что-либо?
— Шато Латур девяносто седьмого? — Гермиона скользнула взглядом по этикетке. — Отличный выбор.
— Можно войти? — Гарри сверкнул глазами, выжидая ответа и, когда она молча кивнула и чуть отступила назад, готов был издать победный клич.
Он прошёл к бару и достал штопор. Магией пользоваться не хотелось, так как обычный маггловский способ открытия бутылки давал некоторое время на приведение мыслей в порядок и обдумывание дальнейших действий.
Обычно Гарри не нагружал мозг во время подобных «свиданий», но в случае с Гермионой совсем переть тараном было всё-таки страшновато. Он слишком хорошо помнил её способности. Стоит разозлить — «приголубит» так, мало не покажется. Однако возможная опасность даже возбуждала… Это как хождение по краю, на грани. Абсолютно в стиле Гарри Поттера.
Пока он возился с вином, она опустилась на диван, подогнув под себя одну ногу, и снова перекинула влажные волосы на одно плечо. Эта шикарная, тяжёлая шевелюра, в которую хотелось запустить пальцы, погрузить лицо и вдохнуть аромат… Гермиона всегда чудесно пахла. Даже тогда в палатке, когда они голодные и измученные скрывались от приспешников Тёмного Лорда, во время танца Гарри ощущал её запах: лёгкий, вкусный, нежный, уютный, напоминающий аромат тыквенного пирога…
Картины прошлого не отпускали Гарри ни на минуту, вызывая наплыв нежности и ностальгии. Та невероятно отважная, умная и верная девочка из далёкой юности и эта очаровательная женщина, которой он прямо сейчас протягивал бокал вина, были одним целым. И Гарри сложно было понять и осознать тот калейдоскоп чувств, которые он испытывал в эту минуту, глядя на неё.
— Ну, госпожа сомелье, дайте оценку.
Глаза в глаза. Вдох. Глоток. Они, не моргая, смотрели друг на друга. И в этом столкновении взглядов можно было прочитать больше слов, чем в их письмах другу другу за последние пару лет.
— Волшебно, — тихо произнесла Гермиона, и уголки губ, расплылись в еле заметной улыбке.
Гарри молчал. Но его глаза, по цвету сравнимые разве что с лучом смертельного заклятия, буквально кричали… Этот взгляд раздевал, обнажал, был способен парализовать подобно Василиску. И похоже, подруга прочла его греховные мысли, так как щёки её буквально пылали.
— Мне кажется, ты не до конца распробовала нюансы вкуса, — ухмыльнулся он, продолжая изучать каждую линию этого родного и в то же время немного забытого лица.
— Ты решил меня напоить? — она непроизвольно взмахнула ресницами.
Прямой вопрос. Как раз в стиле Гермионы. Она никогда не любила ходить вокруг да около. Если била, то прямо в лоб. И Гарри понял, что пора идти ва-банк. Играть с этой женщиной в «кошки-мышки» было бессмысленно.
— Ну… если это поможет… — он забрал у неё бокал и вместе со своим поставил на журнальный столик.
— Поможет с чем? — голос подруги скатился в шёпот.
Он чуть подался вперёд и коснулся пальцем её щеки, наслаждаясь бархатистостью её кожи и приближая своё лицо всё ближе и ближе…
— С этим, — выдохнул он ей в рот, перед тем как коснуться губ.
Они были мягкими и податливыми, ещё сохранившими вкус Каберне. Гарри нежно провёл по ним языком, осторожно взял в плен верхнюю… нижнюю, с трудом сдерживаясь чтобы не прикусить… Гермиона словно опешила. Он не получал ответа, но и не чувствовал сопротивления, что уже было хорошим знаком. Прикосновение к ней пьянило похлеще любого, самого дорого вина. Выдержка Гарри закончилась, и через несколько секунд, его ладонь уже переместилась на её спину, прижимая к себе столь желанное тело, а губы…
Губы перешли в наступление, вмиг оголив всю силу его мощного мужского желания. Язык ворвался к ней в рот, заставляя издать стон, подчиниться и, наконец-то, ответить. Он целовал с жаждой измученного в пустыне странника, нашедшего долгожданный оазис в безжизненных песках. И её, не менее страстная отдача, зазвучала в ушах волшебной мелодией, вытеснив из головы все до единой мысли. Жар распространялся по телу, будто вместо крови по венам бежал раскалённый металл.
Гарри рванул её на себя, усадив сверху, и принялся судорожно развязывать пояс халата. Гермиона застонала и зарылась пальцами в его, и без того взлохмаченные волосы, вызывая новые острые ощущения. Наконец, пояс поддался и, распахнув халат, Гарри на секунду замер. Она была прекрасна: точёная, словно древняя статуя с идеальными пропорциями. Ладони автоматически накрыли холмики грудей и слегка сжали их, будто проверяя, что в его руках находится живая Гермиона, что это не плод похотливого воображения… Она слегка отстранилась, глядя прямо в лицо, и он увидел в омуте её потемневших глаз такое же дикое, первобытное желание, которое испытывал сам. Это жаркое пламя пылало в крови обоих и они, пожалуй, не имели ни сил, ни намерения его как-то усмирять. Они отдались в его власть, полностью и бесповоротно…
Тонкие пальцы тянутся к пуговицам его рубашки, и Гарри, закрыв глаза, откидывает голову назад. Дышит он тяжело и сбивчиво, член готов уже взорваться и больно упирается в одежду, но эта игра изящных пальцев завораживает и заставляет замедлиться… Ладони Гермионы ложатся ему на грудь, скользят к животу. Гарри тихо постанывает. Она прикасается к нему как-то особенно нежно, он буквально кожей чувствует это отличие и понимает, что до сих пор является для неё дорогим человеком. Тринадцать лет разлуки не смогли стереть ту близость, которая тогда была между ними. Пусть в ней и не было сексуального подтекста, но сейчас эти два пазла будто соединились, составив идеальную картину, достойную звания шедевра. Мышцы от её ласк подрагивали будто от элекрических разрядов, но, когда ловкие пальцы скользнули под пряжку ремня брюк, выдержка Гарри закончилась.
Он резко опрокинул её на диван, навалившись сверху всей тяжестью своего тела, практически лишив партнёршу способности двигаться. Ему нравилась эта позиция, было в ней что-то главное, подчиняющее… И возможность «обезоружить» Гермиону Грейнджер столь «деликатным» способом вносила какую-то редкую приправу в тот коктейль возбуждения, который хотелось испить до дна. Гарри терзал её губы своими, пьянея от не менее страстной отдачи. Они вдвоём утоляли этот голод, не в силах оторваться друг от друга. Он чувствовал прикосновение затвердевших сосков к своей груди, ведь распахнутый халат делал её почти обнажённой. Мужская рука требовательно скользнула под нижнюю часть белья, которое было влажным от женского желания.
Гермиона хотела его, не меньше, чем он хотел её!
— О, Мерлин, — почти прорычал он, немного отстранившись — Где были мои глаза раньше?
На доли секунды Гарри показалось, что он сейчас услышит какое-нибудь язвительное замечание из её уст. Но Гермиона промолчала и лишь слегка выгнулась, прижавшись к нему тем местом, где отчаянно хотела ощутить его присутствие. Каменная эрекция рвалась наружу через ткань брюк, и он застонал.
В таких вещах намёки Гарри понимал мгновенно, он резко поднялся и принялся расстегивать пряжку ремня, желая побыстрее избавиться от ненавистной преграды. Гермиона тоже встала, изящно повела плечами и струящийся шёлковый халат упал к её ногам, демонстрируя хрупкое стройное тело во всей красе. Гордо торчащая, небольшая, но идеальной формы грудь, тонкая талия, красивые ноги… Глаза Гарри потемнели, и он доли секунды просто смотрел на неё, замерев, словно Нунду перед прыжком. Затем дёрнулся, притянул к себе, заключая в объятия, по силе напомнившие плен. Пальцы вонзались в её тело, желая изучить, обласкать, каждый сантиметр, губы переместились на шею, агрессивно впиваясь в неё и, наверняка, оставляя следы. Но это уже никого не волновало… По крайней мере в текущий момент. Этот бешеный, неуправляемый танец страсти завладел ими, будто они были в наркотическом опьянении. Когда цепкие девичьи пальцы справились с пряжкой его ремня и расстегнули замок ширинки, мозг Гарри окончательно отключился.
