Егор ёжился под фанатичными взглядами человеческого моря. Лена «горела», кусала губы, но храбрилась. Славка по приобретённой в армии привычке стремился подставить минимум огромного тела, поэтому сидел на стуле вполоборота.

– Что я вам скажу, господа революционеры, текать надо, – объявил он.

– Почему это? – нахмурился Пашка.

– Предчувствую, – сказал Славка.

– Ой, девочки, а менты? – всхлипнула Светка Чубанова. Она как-то само собой давно жалась к масштабному Евтюхову.

– За «девочек», конечно, спасибо, – пророкотал он и обратился к лидерше. – Лен, пошли домой, а?

– Погоди, – Ленка ещё раз набрала номер декана, вызов пошёл, в динамике всхлипнуло, загудело. Она показала знаком «тише», все замолкли. Даже мальчишка с позывным Буга замер над бутылкой пива. – Андрей Сергеевич, долго нам ещё?

– Бу-бу-бу! – донеслось из трубки.

– Приезжайте… Да нет тут ментов – одни бараны и подпол жирный! – взорвалась она. – Что нам тут ловить?!

– Бу-бу…

– Нет, не разворачивали… Да, боюсь! Порвут ведь! Чего? Самое время? Вот и подъезжайте, поглядите, что творится… Нет здесь никакого телевизора – холуи одни. Да, местные! На хрена мне ваш «автомат» в больнице?

– Бу… бу…

– В смысле «не горячитесь»?! Артём? Да здесь… Зачем? – она поискала его глазами, втиснула трубку. – На, целуйтесь! – и отвернулась к остальным.

Народ загалдел:

– Ну что, когда он автобус пришлёт?

– Замёрзли.

– Водка кончилась…

– Ну, кто о чём!

– А давайте ко мне на дачу…

– Да, когда домой-то, Лен?

Ленка в ответ лишь прищурилась, ткнула пальцем в расцветающего с телефоном в руке Артёма:

– У него спросите.

– Тю-у, – протянул недовольно Сокол, – По домам!

– Декан сожрёт, – уверила Светка Чубанова.

– Пусть хоть водки подвезёт, – угрюмо предложил Буга.

– В больницу? – Пашка шмыгнул носом, утёр капли рукавом. А на сцене вступил в действо детский ансамбль. Замелькали фанерные балалайки, и две девчушки в сарафанах с триколором загорланили нескладно про счастливое детство и облака конфет. Егор подтянул Ленку к себе. Но прежде девушка успела обернуться и жестоко грянуть в сторону своего телефона:

– Гандон, – ребята согласно закивали.

Вот жидкая строчка милиционеров растворилась в водовороте орущих, поющих и пьющих. Под пятой диктатора сделалось откровенно неуютно. Детей сменила дива в кокошнике, умело взяла инициативу:

– В этот знаменательный для всей страны день, в день рождения Отца, Заступника, Избавителя…

– Осеменителя, – добавил Славка вполголоса.

– …Мы собрались здесь, чтобы отдать ему дань почтения. Слиться в…

– Экстазе, – подхватил Славка. Эх, Света…

– …едином порыве, оголить наши сердца и души… – поправила Евтюхова дива.

Ленка кусала губы и со страхом наблюдала, как празднично звереет толпа.

– Слава, заткнись, – посоветовал Егор. Тот покорно повёл плечами, но заткнулся.

– Через пять минут, – закатывалась дива. – Ровно через пять минут по всей стране грянут куранты – наш вождь отметит ровно полвека. Полвека дум о народе, государстве и счастье, равном для всех. Часы! Посмотрите на часы!

– Э-э-э!!! – к небу взвились руки с часами, сотовыми телефонами и пивными бутылками. Снова, по команде дивы, оператор поколдовал над пультом.

– …Когда он крохой важной был и воровал печенье, он план свершений сотворил на памперсе, наверно, – не выдержал молчания Славка, упреждая заливистого тенора под первые проигрыши.

– …Когда он крохой важной был… – вторил Славке тенор. Все шестьдесят студентов покатились со смеху. Крайние ряды толпы недовольно обернулись: кто-то тыкал пальцем, многие фанатично сверкали глазами, но продолжили открывать рты, вторя певцу.

– Палево, – обрисовал ситуацию Пашка. – Лен, ну его, этот митинг, пошли отсюда.

Неожиданно вмешался полоумный Артём: он вернул Ленке телефон, чтобы важно доложить:

– Сейчас греческое телевидение подъедет, Андрей Сергеевич велел плакат развернуть.

Все, кто мог цыкнуть в лицо придурка, цыкнули. Егор в том числе.

Артём набрал полную грудь воздуха, чтобы ответить, но Очкастая Кобра его опередила:

– Ссыте все, ссыте, да? – она поправила очки на красном носу, уничтожая взглядом Егора, Ленку, Славку. – Вы – трусы.

– Иди в жопу, дура, – спокойно ответил Егор. Он приобнял Ленку за плечо, отчего его куртка съехала с лацкана пиджака. Тускло осветилось серебро. Пашка вывернул голову, заглядываясь, присвистнул.

Кобра отреагировала на орден брезгливым вопросом:

– Купил?

– Купил, – спокойно ответил Егор. – Не задорого.

– Оно и видно, – Кобра ещё раз поправила очки и показала на толпу, – из-за таких, как вы, они такие!

Ленка не выдержала, рявкнула так, что вмиг улетучилась сельская учительница:

– Пошла на хрен, коза! – она взвесила на руке полупустой термос.

– Иди вон, резвись…

– Да и пойду! Тряпки! Пошли!

– Очкастая Кобра дёрнула за рукав оцепеневшего Артёма, от рывка у него громко щёлкнула челюсть.

– Козлы учёные, – добавил вслед Буга вслед уходящим, он вдохнул из пустого стаканчика водочный дух. Закручинился. – Ну что, за водкой отправим кого-нибудь?

Под последние куплеты дива весело известила:

– Раз!

– Раз! – отозвалась эхом толпа.

– Два!

– Ага! – грянул народ.

– …под шелест российских берёз нам счастье и радость принё-ё-ёс! – надрывался тенор остатками воздуха.

– Пять! – дива протянула микрофон к народу.

– Пя-а-ать!

– Офигеть, – пробормотал Егор. – Не увидел бы – не поверил. Спасибо тебе, Ленок, развлекла так развлекла!

– Пожалуйста! – ответила она. – Ты зачем орден нацепил?

– Мама заставила. Говорит: «Будет пиджак без ордена – решат, что украл».

– Деся-а-ть! – с хрипом застонала дива. Ещё немного – и выскочит из сарафана. Кокошник съехал в сторону. Грянул вулканом гимн, вызывая ликование.

Беда проклюнулась. А именно: когда одна счастливая мать родила Артёма. И красив, и умён, и в меру послушен, да вот беда: упёртый, зараза. Можно назвать это замечательное качество настойчивостью, непоколебимостью, да и порадоваться тихо… Если бы не товарищ подполковник – вот и его покрасневшая от возбуждения рожа, а погоны подёрнулись к небу, как ангельские крылья. Брызжет слюной и похабными словами. Фуражка в руке, благородная седина встопорщилась хохолком. А ведь только что Ленка счастливо объявила «четырнадцать часов», народ загудел ульем и начал собираться. Всего-то полчаса оставалось! Даже концерт, после завершения официальной части – вполне ничего: бабы топочут, мужики поют, дети радуются и по-серьёзному смешно декламируют стихи. Блины, горячий чай, полевые кухни. Если стоять в очереди кучкой и не фанатеть, то вполне безопасно: даже бабки с транспарантами не так брызжут ядом – жертва им нужна одна, желательно трепыхающаяся. Какой смысл жалить дохлую собаку?

– Да вы офонарели!!! – надрывался подполковник. – Бля… Елена… бля… Сергеевна… бля!

– В чём дело? – Ленка явно растерялась, она щипала кончик шарфа, глаза бегали от мента к веселящейся толпе. Крашеные кислотной рыжиной старухи тыкали в их сторону пальцами, блестели стёклами очков и угрожающе кучковались. Прилично одетые молодые люди с одинаково каменными лицами терпеливо выслушивали с видом восточных аксакалов – мускул не дёрнется. Вот один прикладывает телефон к уху и неспешно говорит. Тяжёлые глаза в упор глядят на Ленку. Другие кивают, расходятся по площади по своим «серым» делам. Кто-то из них теряется, но из ниоткуда появляются другие.

– Щемиться надо, – прошептал Славка. – Ох, не нравится мне этот балаган, ох не нравится.

Егор выбрался из-за Ленкиной спины:

– В чём дело? – огорошил мента фривольным обращением. Тот остановил словоизвержение, хотел рявкнуть, но мельком зыркнул на орден и выдохнул.