– Давай, Палыч! – Егор пожал руку ветерану, поискал глазами Катьку, которая мирно копалась в песке, и направился к детской площадке праздновать труса.

Кольцевик «Кавасаки» урчал как табун лошадей. Детишки оторвались от игр, а молодые мамаши вглядывались в тонировку забрала шлема, кривили губы, но не отнять – завидовали. Валькирия! Ленка театрально продрала дворик рёвом газа и заглушила мотор – железный конь опёрся на подножку. Перекинула ногу сдержанно, чтобы не подбежать к Егору и не влепить шлемом по ехидной тыковке. Ленка сняла шлем. Рассыпались по плечам пружинки волос, стянутые выгоревшей банданой. Губы сжаты, чёрные глаза смотрят с прищуром, плечи напряжены. На ней был джинсовый комбинезон, бурая воловья куртка, истёртая на сгибах до желтизны. На ногах – грубые военные ботинки. Ленка покосилась на детскую площадку – ага, выбирает вариант ругательств. План «А» с матерным разносом отменился, но напряжение не пропало. Егор улыбнулся как можно шире – до хруста за ушами. Ой, Катенька, спасибо тебе, солнышко…

– Леноцка, Леноцка! – бесёнок вынырнул из ниоткуда, забрался на сиденье и ухватился за руль. – Ррр! Ррр! Ррр! – попробовала рулить.

– Осторожнее, Катёнок! – Ленка подстраховала технику, а волны гнева унеслись в землю. Пора!

– Привет, Чекуряшка! – Егор сдался.

– Мудак, – прошипела она.

Егор мысленно поднял руки и во второй раз за утро согласился.

– А кто такой му-дак? – спросила Катя, перестав рычать. Егор поперхнулся, за него ответила Ленка, пригвоздив Егора взглядом:

– Это такой дяденька, Катёнок, который пьёт водку, не берёт трубку и лапает девок.

– А, тогда Лёська тоже мудак, только вотки не пёт!

Егор закатил глаза, чтобы не рассмеяться. Ленка заметила, откинулась от мотоцикла и взорвалась:

– Тебе смешно?! Что за жмурки, ты где был?

Разворошённая публика остановилась, домохозяйки встрепенулись, Петровна прекратила уничтожать одеяло, даже Сармат приподнял голову и посочувствовал Егору.

– С цирка начинали, потом в ментовке, – ответил Егор.

– Что?! – Ленка закипала, как чайник. Покосилась на Катьку, убрала со щеки налипшие кудри.

– В ментовке… – Егор, к собственному несчастью, понимал, что роет яму.

– В ментовке?!

– Угу. Я там нашёлся, вместе со Славкой. Директор цирка обнаружил сегодня утром. Вот! – он продемонстрировал заставку на телефоне. – Клоуны сказали, что вы у меня самые красивые. Просили дать твой номер.

– Ну и дал бы.

– Лен…

– Ну и дал бы! А что, я с клоунами ещё не бухала, возьму подружек – целый курс. Твою фотку цирковым тёлкам показывать не надо, все знают?

– Я был в гриме, – вяло ответил он.

– Что, везде?

Егор пожал плечами: пререкаться не имело смысла – все козыри в споре были на противоположной стороне. Он как бы между прочим прислонился к мотоциклу, поворошил голову Катюшке поверх шапки. Та сдвинулась сестрёнке на глаза – Катька смешно задрала подбородок, ощерилась беззубым ртом.

– Ой, Леноцка, я тебя люблю.

Ленка закусила нижнюю губу, приобняла Катьку за плечо и уткнулась лицом в голову.

– И я тебя, – прошептала она.

– Только Егор всё равно мудак.

– Не-е-е! – ребёнок засмеялся.

– Егол холосый.

– Иногда.

– Холосый, – упорно отозвалась сестрёнка. Егор невзначай дотронулся до Ленкиной руки, вполголоса соврал:

– Представляешь, мать решила, что ты беременная…

Лена вопросительно посмотрела на Егора.

– У меня будет блатик? – Катька с пониманием понизила голос.

– Племянник, – автоматически поправила Ленка, осеклась, взглянула на Егора, тот мгновенно спрятал улыбку: – Дураки! Сами вы беременные.

– Не-е-е! – Катька заурчала над бензобаком.

– Лен, пойдём домой, – осторожно попросил Егор. – Холодно.

– До-мой?! – недовольно протянула Катька. – Можно я ещё погуляю?

– Лен, извини, – Егор заглянул девушке в глаза. – Проси что хочешь.

– Чего у тебя просить, голодранец? – удивилась она.

– Давай хотя бы на желание, – нашёлся Егор. Ленка призадумалась, а потом вдруг ощутимо воткнула кулачок ему под ребро.

– Егол, можно я ещё погуляю? Даська ещё тут, ей можно, – Катька кружилась вокруг.

– Не канючь! – Егор взял Ленку за руку. – Мир?

– Ишь быстрый какой! – возмутилась она.

– Ну, Егол! – захныкала Катька.

– Лен, извини, я больше не буду.

– Чего «не буду»? В цирке бухать?

Ленка ещё раз тюкнула Егора кулаком, повесила шлем на сгиб локтя.

– Ладно, не пыхти. Пошли, с матерью поздороваюсь. Дал нам Бог сына-беспризорника. Иди давай, арестованный! – Егор приобнял её за талию и звонко поцеловал в ухо. Она огрызнулась: – Егор!

– Егол, ну можно погулять? – напомнила Катюшка.

– Гуляй, – позволил он. – Верка!

Одноклассница Феткулова нехотя оторвалась от книжицы, оглядела Ленку снизу вверх.

– Ну?

– Посмотришь за моей?

Верка, продолжая изучать Ленку, промычала:

– Ну.

– Пошли! – Егор подхватил Ленку под локоть и поволок к подъезду.

Было заметно, что мать не чаяла увидеть Ленку: суетилась, всё время о чём-то спрашивала к месту и не к месту.

– Лена, я слышала, твоего отца повысили?

– Да ну его! – Ленка поморщилась.

– Леночка, и не боишься на мотоцикле?

– Не, – она всучила куртку Егору.

– А мой до сих пор на велике ездить не умеет, – объявила мать.

– Я знаю, – Ленка подхватила эстафету. – Зато водку жрёт как надо.

– Ну зачем ты так? – мать сделала вид, что расстроена.

Егор криво усмехнулся – спелись голубки. Он поглядел на мать осуждающе, приподнял Ленкины «доспехи».

– Куда?

– Кинь в зале. Лена, кушать будешь? – мать сделала шаг на кухню.

– С удовольствием, Валентина Григорьевна, я только из общаги. Вам помочь?

– Сама! – запротестовала мать. Властно показала на Егора, да так, что он невольно вздрогнул. – Олуха моего подержи, чтобы не сбежал…

Потом они сидели за овальным столом, стучали вилками, Чекуряшка увлечённо сыпала университетскими сплетнями, а Егор, изображая смирение, пялился в телевизор и слушал её щебетание краем уха.

Диктор жеманно поправлял галстук, врал уверенно, по писаному:

– …самые высокие пенсии на европейском пространстве. Глава Русскосмоса Борис Оведов сообщил о готовности блока «Артусс» к дальнейшим испытаниям. Его запуск обещает вывести Русь в лидеры международной гонки по освоению космического пространства. На марш несогласных в Новосибирске вышло всего пятнадцать человек, хотя лидеры оппозиции заявляли минимум о трёх тысячах. Пресс-центр МВД сообщил, что слухи о массовых арестах и политических репрессиях – провокация. Цитирую: «В любой цивилизованной стране призыв к свержению существующей власти является преступлением. И политика здесь ни при чём! Не навешивайте уркам^[1] маски благородных разбойников!»

– Вот с… – Ленка вовремя осеклась, тревожно поглядела на его мать, та сделала вид, что не услышала.

– Лен, бери ещё хвостик.

– Спасибо, – она поддела вилкой румяную навагу и переправила на тарелку.

– За что ты моего болвана любишь?

– Красивый, наверное, – вставил Егор, прежде чем Ленка успела открыть рот. Не терпелось уединиться с Ленкой в комнате, чтобы помириться по-настоящему, по-взрослому, насовсем.

– Клевин, любить тебя не за что – любовь зла…

– Не продолжай, – усмехнулся Егор. Нападки женщин начинали раздражать.

– Эх, Леночка, – закручинилась мать, – это у него от отца.

– Отца не трогайте, – пресёк Егор, покосился на комод: Клей молчаливо благодарил за поддержку с фотографии.

– Порычи у меня, – прикрикнула мать, но направление беседы сменила. – Леночка, как в школе?

– Учусь, – ответила та с набитым ртом, прожевав, добавила: – Заканчиваю курс, отец настаивает, чтобы переводилась в Бауманку. Его на повышение, в Москву…

– Как в Москву? – Егор поперхнулся, уставился на неё.