— Парамон, — позвал старшего советника Витольд.

— Слушаю, государь, — держался из последних сил Лизнёв.

— Вызови Елисея. Спроси, как чувствует себя император.

Парамон настроил рацию.

— Одноглазов! Одноглазов, это советник Лизнёв.

В ответ тишина.

— Наверное, связь нарушена. Возможно, Елисей занят? — озаботился советник.

Витольд смотрел на пленённых кабанов и соображал. Соображал медленно, насколько хватало опьянённого разума. Затем князь вскинул оружие.

— Варакин! Твою же мать! Варакин сбежал! Всё это представление, чтобы похитить императора Роберта!

Писарь Максим покачал головой и с сожалением произнёс:

— Крыса. Никогда не доверял главе охраны. Сволочь ты, Одноглазов! И кстати, у меня родилось стихотворение: скорое, недоработанное.

Все посмотрели на княжеского писаря. Писарь приставил оружие прикладом на пол из серого кафеля и зачитал, только что придуманные им строки:

— Страж бдел под сенью интриг. Охранял он покой государя. Но завидев свинячий штык, Елисей бежал из дворца — поганая рожа…

Коты прятались на чердаке, размышляя, что делать далее. Шёл снег. Слышно, как в маленькой гостинице гремит музыка.

Арестованных полицейских волков и человека этапировали на гарнизонную гауптвахту, после чего пришло время победного пира. Пять офицеров устроили бурную попойку, а сын генерала Щербы под действием снотворного крепко спал. Нейтрализатор спас ему жизнь. Он здоров — в отличие от своего отца, валяющегося в «Молоко» с простреленным черепом.

Шмаль забрался на массивную балку. Свесив лапы, светил фонариком вниз, помогая своему другу, проводить медицинские процедуры. Рыжий раскладывал на деревянном ящике одноразовые шприцы и ампулы.

— Ты можешь живее, лепила?! — требовал ускорить процесс чёрный. — Грудь ломит. Сейчас сознание потеряю. Боль — просто жуть!

— Нашёл лепилу. Я доктор, что ли? — торопился как мог Барс. — Терпи, босс, чуть-чуть осталось.

В гарнизоне происходило, что-то невероятное. Коты наблюдали, как несколько кабаньих рот загрузились в машины и выехали из части. Перед отбоем послышалось завывание из курилки. Пели отвратительно. Кабаний гимн звучал уныло.

— Готово! — обрадовался Барс.

Наконец-то, ему удалось наполнить шприц лекарством. Пока рыжий готовил дозу, испортил четыре иглы и разбил несколько ампул. Шприцы валялись на пыльном полу, там же осколки.

Шмаль шустро спрыгнул с балки, приземлившись одной лапой точно между двумя шприцами. Барс недоверчиво прищурился, но промолчал, видя как ловок его друг.

— Заканчивай канитель, а то умру прямо на этой крыше, — нехотя повернулся спиной к другу чёрный.

— Этот укол в вену. Лапу давай, босс.

Шмаль закатил глаз.

— Живого места на мне не осталось. Замучил ты своими уколами.

— Свет дай. И не дёргайся, — спокойно произнёс Барс.

Ещё в больнице место для инъекции предусмотрительно выбрито наголо, продезинфицировано и залеплено пластырем. Рыжий, как знающий толк лекарь, нащупал вену и максимально нежно сделал укол.

— Уф, ну, ты садист! — зашипел Шмаль.

— Всё, босс… — успокоил друга Барс, — должно помочь.

Чёрный страдал, словно его резали по живому. Но долго претворяться не мог. У него много дел в мире гибридов и разводить нюни не в его правилах.

— Присядь, босс… отдышись. Пять минут и отпустит, — посоветовал рыжий.

— Грязно внизу, — мякнул чёрный и, ловко подпрыгнув, будто бы и не терял сознание, снова устроился на балке. — Братан, выключи фонарь. Батарейку береги. Сейчас перекурю и пойдём.

Три часа ночи. Гарнизонную гауптвахту отапливали скверно. Ржавая труба под потолком пригодна лишь для того, чтобы закрепить на ней солдатский ремень и повеситься. За окном валил снег. Через дырку в стекле задувал холодный ветер. Зубов сидел на узенькой доске, торчащей из стены, размером похожую на кирпич, и кутался в бушлат. Шульц лежал на бетонном полу, постелив курточку, сегодня подаренную Гомвулем и совсем не жалел о ночном приключении.

— Нам хорошо, мы-то с тобой вдвоём. Ты, конечно, молчун, но всё равно вдвоём веселее. А вот другу твоему тоска, — с грустью причитал старый волк, переживая о Гомвуле, отбывающем арест отдельно. — Стас, как думаешь, когда нас отпустят?

— Утром, — сухо ответил Зубов.

— Хорошо, если утром. А лучше прямо сейчас. Потому что я есть хочу. Вообще-то, я мало ем. Мне бы хотя бы косточку принесли. Знаешь, есть такая жилистая… ну и пусть, что искусственная, зато вкусная и жуётся долго. Ведь я непривередливый, могу и ночью питаться. Поскольку всё время один и один — и времени у меня много. Привык я жить отшельником. А ты что, жрать совсем не хочешь?

— Нет, — коротко бросил Зубов.

Старый приподнялся, посмотрел на Стаса и снова прилёг.

— Хочешь, историю расскажу? — спросил Шульц.

— Нет, — пряча озябшие кисти в рукава бушлата, ответил Стас.

Зубову холодно. Сидеть неудобно. Спать на полу не позволяет бетон. Через час тело остынет, так и почки недолго оставить в камере. Сейчас бы бутерброд с куриной колбаской и горячего чаю.

— А я всё-таки расскажу, — улыбнулся старик. — Ну, так вот. На Сергеляхе, где живут только люди, как-то произошло ДТП — ещё в бытность, когда я служил в полиции. Врезались две машины. Ну, авария и авария. С кем не бывает. Никто не пострадал, да и машины помялись совсем немного. Но почему-то водители так озлобились, что оба впали в «ярость». Началась драка. Кто-то вызвал полицию. Я и мой напарник Роман Бескровный оказались неподалёку и приехали первыми. А та-ам… дерутся смертным боем. Человек, впавший в «ярость» — страшное существо. В общем, Роман мне говорит: ты брат держись в сторонке, а то не равён час, свернут тебе шею. Я на обочине дожидаюсь; а Ромка отважный был — ничего не боялся. И представляешь, разнял драчунов. Отряхнулись они, успокоились. Им даже неловко стало. Извиняются, мол, так и так, сами не поймём, как всё произошло. Ну, я подхожу и говорю: господа-товарищи, ваши документики предъявите, пожалуйста. Они дают мне права, паспорт. Послушные такие. Я смотрю — у одного фамилия Баранов, у второго, Козлов. Мы всем отделом хохотали, когда я рассказывал об этой аварии и фамилии драчунов называл. Надо же так встретиться, нарочно не придумаешь: Козлов и Баранов.

Зубов покосился на старика и улыбнулся. Будь у него хорошее настроение, он обязательно спросил, поддержав рассказ: а ты не заметил, может, рога у них были, возможно, это гибридные лоси, а не люди? Но продолжать беседу не было — ни сил, ни желания. Потому Стас лишь пожал плечами и сказал:

— К чему ты ведёшь, Шульц, что арестовали нас Кабановы, а мы Муфлоновы? Так получается?

— Нет, Стас, — рассмеялся старик. — Просто скучно вот и болтаю. И жрать очень хочется.

Зубов снова посмотрел на волка. Классный дед. Не унывает. О Гомвуле волнуется. Байки травит. Мужик!

— Каково это — потерять напарника? — спросил Стас.

Шульц прокашлялся и присел.

— Тяжко, — вздохнул он. — Помню, было мне четыре года, и я в лесу заблудился. Со мной человеческий мальчик двенадцатилетний. Ты знаешь, что волки взрослеют быстрее. Я к тому времени уже окреп и на фоне мальчишки выглядел по-взрослому. Так вот, пошли мы по грибы. Не ем я грибочки, а парнишка хотел родных побаловать. Зашли мы в лес и так увлеклись, что учесали за три горы, три поля. Волк потерялся в лесу, кому расскажи, не поверят, — хрипло рассмеялся Шульц.

— То же верно, — поддержал старика Зубов. — Что дальше было…

— А дальше, ходили мы, кричали «ау», пока не наступила ночь. А уже конец августа. Холодно. Огонь развести не можем, чтобы согреться — спичек-то нет. Построили шалаш и завалились на настил из веток. Хорошо дождя не было, но комаров туча. Парнишка прижался ко мне, отогрелся и уснул. Я всю ночь зубами щёлкал, ловил паразитов. Охранял его…