— А если в полнолуние выйти голой на перекрёсток семи дорог, то можно и не такое увидеть?

От нахлынувшего гнева Юля стиснула зубы и кулаки.

— Если вы не прекратите разговаривать в таком тоне, то я…

— Побежишь искать самое высокое дерево? — отшельник глумливо улыбался. — Или перекрёсток?

Девушка вскочила, метнув на Юрия Владимировича злобный взгляд.

— Вы!.. Вы!.. Вы!..

Ошалевшая Маша, оторвавшись от десерта, часто заморгала, переводя взгляд то на Юрия Владимировича, то на подругу. Отшельник поднял глаза, и улыбка почти исчезла с его лица.

— Паутиной Соколиного Рога сплетены воедино Троицкий храм и Петровская крепость. Здесь разрывается кольцо вечности, пылает огонь дерзновений, изливается благодать любви и ангелы трубят славу бессмертному граду!

От удивления Юля остолбенела.

— У вас есть этот список?! Есть этот апокриф?! — глаза девушки сверкали, но уже не гневом, а азартом и любопытством. — Вы покажете мне?!

О «Соколином списке» «Инкеримаанской заповеди» ходили легенды. Никто из живущих ныне исследователей его не видел. Известен он был лишь по работам историков прошлого, да и то только отдельные выдержки. Вторую часть цитаты Юля и вовсе слышала впервые.

— Ты сядь сперва и остынь. Может, тебе и впрямь в болоте искупаться?! От тебя же прикуривать можно!

Девушка покорно села.

— Покажете?!

— Покажу, если вести себя хорошо будешь, — он хитровато прищурился. — Что такое «Соколиный Рог»?

— Вероятно, речной мыс, — Юля пожала плечами, — на котором был построен Троицкий собор, давший начало Петербургу и ставший впоследствии главным храмом города.

— Вероятно, что у моей козы пятна, — Юрий Владимирович продолжал глумиться. — Это мыс в Азовском море, девонька! — отшельник назидательно поднял вверх указательный палец. — А-зов-ском!

— Ну, знаете! — Юля засмеялась. Очередную «девоньку» она предпочла пропустить мимо ушей, но откровенный дилетантизм собеседника её коробил. — Эта маргинальная точка зрения давно не поддерживается большинством серьёзных исследователей. Но даже если и так. Единственное упоминание в сомнительном апокрифе ещё ничего не доказывает.

— Надо же! Маргинальная! Сомнительный апокриф! То-то у тебя глазки загорелись! А что думают серьёзные исследователи на предмет того, откуда у православных храмов шпили?

— Ну, это же совсем просто! Огромное влияние на царя Петра оказала его мать, шотландская аристократка из рода Гамильтон, которая…

— Юр… Деда Жора, а вы с Урала? — Маше, которая к этому времени покончила с пудингом, не слишком нравилось, что о ней забыли.

Юля, сконфузившись, замолчала, отшельник, казалось, тоже был несколько обескуражен.

— Почему с Урала?

— Ну… — Маша облизала десертную ложку. — Ведь только на Урале говорят «шаверма».

— Разве?!

— Ну, конечно! — Маша, довольная тем, что на неё обратили внимание, оживилась. — Нигде так больше не говорят!

— Разве мы вообще говорили о шаверме?! — на иронию Маши Юрий Владимирович предпочёл не обращать внимания. — И что, царь Пётр, — он снова обращался к Юле, — под воздействием мамани своей шпили вместо луковок упромыслил?

— Не только. Западнические веяния затронули все стороны общественной жизни. Николай Тимофеевич, например, считает, что царь Пётр даже вынашивал план обращения Руси в католицизм.

— А шотландцы у нас разве католиками были?

— Ну, не православными же?! — невежество отшельника продолжало умилять Юлю.

— Ты, кстати, откуда Котю знаешь?

Юля смущённо потупилась. Ей не очень хотелось обсуждать с этим, мягко говоря, странным человеком подробности сложных отношений её мамы с академиком Пономарёвым и о том, что в какой-то момент он заменил ей отца.

— Сосед он её! — снова встряла Маша. — На одной лестничной клетке живут. Он её в археологию и привёл.

— Надо же! В католицизм! — Юрий Владимирович откинулся на спинку стула и улыбнулся. — А Котя, он — толковый мужик, хоть и с тараканами в голове.

— Какими тараканами? — Юля напряглась и приготовилась к очередному хамству. — Вы так говорите…

— Как какими?! Католическими и металлическими. Одного понять не могу, — он обвёл подруг взглядом, словно видел их впервые, — зачем вас ко мне-то принесло?

Вопрос прозвучал настолько странно, что Юля не нашла, что ответить. Впрочем, ответа отшельник и не ждал.

— Ладно! — вставая, Юрий Владимирович решительно хлопнул ладонями по коленям.— Утро вечера мудренее! Спать вам пора!

— А как же «Соколиный список?! Вы обещали!

— Ты ж над ним до утра провозишься! Знаю я вас! А завтра день тяжёлый. Вот завтра всё и увидишь.

Юрий Владимирович отвёл девушкам две комнаты на втором этаже своего просторного дома. Сил скандалить с подругой у Маши уже не оставалось, и они, пожелав друг другу спокойной ночи, отправились спать. Юля поначалу даже вздремнула. Кошмар, преследовавший её с детства, снова напомнил о себе — резкий запах керосина, сопровождающийся странным гнетущим гулом. Что бы ей ни снилось, пасторальные ли картинки по мотивам прочитанных книг или сюжеты, навеянные унылыми буднями, этот запах и этот звук не предвещали в её снах ничего хорошего. На этот раз видения были сладостными и лёгкими, но сменялись с такой быстротой, что не успевали откладываться в памяти. Запомнилось лишь, как она проплывала на пароходе под каким-то мостом, который то исчезал, то вновь появлялся. Над палубой кружились чайки, дул солёный морской ветер, ярко светило солнце — лето было в самом разгаре. И вдруг пароход качнуло сильной волной, запахло керосином, в уши ворвался протяжный гул, и от разом навалившихся тревожных предчувствий Юля проснулась. Оказалось, что спала она всего минут двадцать. Где-то вдалеке бушевала гроза, и шумел дождь за окном — это реальность вошла в её сны, заставив окунуться в многократно пережитые тревоги. Но запах? Он тоже остался наяву, и его происхождение было сложно объяснить. Проворочавшись в постели ещё около часа, она поняла, что уснуть больше не сможет. Ей захотелось курить и, накинув ветровку поверх ночнушки, Юля, стараясь не шуметь, спустилась в гостиную.

Юрий Владимирович не спал. На краешке стола, заваленного грязной посудой и остатками их ужина, он раскладывал пасьянс. Заметив Юлю, он оторвался от своего занятия и кивнул на входную дверь.

— Удобства во дворе. Проводить? Там льёт.

— Я только покурить.

— Кури здесь. Пепельница возле умывальника.

— А не опасно? У вас в доме так керосином пахнет, что…

— У тебя какое образование, девонька?

— Исторический… — вопрос застал Юлю врасплох.

— И ты по запаху отличаешь керосин от бензина? Или ацетона?

Юрий Владимирович, кажется, и не ждал ответов на свои вопросы. Он снова погрузился в пасьянс, бормоча какие-то легкомысленные стишки. Юля взяла пепельницу, села на табурет у окна и закурила.

— Вам тоже не спится?

— Сложный пасьянс! — пробубнил он себе под нос. — Как видишь.

— Вы гадаете?

— Ага. На то, кто из вас вкуснее.

— Вы всегда паясничаете? — Юля тяжело вздохнула.

— Все равно не сошёлся! — Юрий Владимирович смешал карты на столе и стал медленно собирать их в помятую пачку. — Нотацию собираешься мне прочитать?

— И прочитала бы! Если бы имело смысл! Вы ведь совсем здесь одичали!

— Ты именно об этом хочешь поговорить? — он наконец собрал карты, положил их на стол и нахально уставился на Юлю.

— А вы можете предложить другую тему? И прекратите мне тыкать! Я не настолько вас моложе…

— Ну, дорогая, — он осекся. — Хорошо, Юлия Павловна, если вам так угодно, то извольте.

— Постойте… Откуда вам известно моё отчество? Я ведь не писала.

— Вероятно, оттуда же, откуда и «Инкеримаанская заповедь»! И если вы позволите, то я могу пояснить.

— Я… Позволю… — Юля почувствовала, что у неё пересыхает во рту.

Гроза гремела уже прямо над головой, совсем близко. Очередной раскат грома заставил дребезжать оконные стекла, шум дождя усилился.