Марина тоже уже почувствовала что-то нехорошее, надвигавшееся на нее из вагонного прохода снаружи хлипкой двери. Только она успела накрыться одеялом с головой, как дверь осторожно отъехала в сторону, и в проеме показался кто-то, на кого смотреть ей никак не надо бы. Особенно сейчас, когда из-за этого старого хрыча ей так захотелось быть молодой и красивой.
Она с силой зажмурилась, ожидая удара.
- Ай-я-яй-я-я! - пропел чукча.
- Заткнисссь, старый! - прошипел кто-то над самым ухом Марины. Уйди-и-и...
- Свидетель я, однако! Хросая баба лезыт, а к ней музик лезет! Цузой музик, однако! Ай-я-я! Нехоросо! С утра лезет! Плохой музик! Неправильный!
Ой-ой-ой! Дусат! Меня дусат! А-а-а!
- Заткнись, никто тебя не душит! Молчи-и-и только! - сдавленно гудел чужой мужик, продвигаясь к ее горлу.
- И-и-и-и-ой! - упрямо тянул чукча какой-то странный мотив. И Марина почувствовала, что в этом горловом пении старика сейчас все ее спасение.
Она резко откинула одеяло и рванусь головой вперед прямо в лапы этого мужика, метя ему в живот. Ее ухватили за волосы, но, с невыносимой болью выдирая целые пряди, она все же смогла хорошо приложить его в солнечное сплетение. Дверь купе отъехала за прогнувшейся спиной противника, и они вывалились в коридор, прямо под ноги колдовавшему над топкой титана Петровичу.
- Опять это первое купе! - произнес он обречено. - Что же вы товарищ свое купе перепутали опять? Ночью два раза не туда ломились! Что же это, а? И вроде пассажирка-то так себе, никудышная! Вон, в седьмом купе, какие две девушки едут! Веселые, ласковые! Всех на водку приглашают возле туалета! К нефтяникам, видно, едут, в Тюмень! Так пользовались бы случаем!
Только хахаль ее, срамной покурить вышел, так вас, блин, ни чо ведь не смущает! Человек старый напротив сидит, так вам и он не помеха! Прикройся, курва! Шаришься тут по вагону голая, а потом удивляешься, что на тебя мужики кидаются! Давайте, расползайтесь по полкам, говнюки! А ты, дед, куды смотришь?
Марина и сар действительно расползались друг от друга на четвереньках.
Сар пятился по коридору задом к пятому купе. В дверях тамбура показался Ямщиков. Он побагровел и с шумом выдохнул воздух. Сразу запахло дешевым табаком.
- Слушай, Гриш! Только не надо этого, а? - встревожено сказал ему Петрович. - Сама ведь телка твоя виновата! Прикажи ты ей одеться, ей Богу!
Дрыхнет до одиннадцати, ползает по полу с мужиками тут... Как работать в такой обстановке, Григорий? - спросил Петрович с огорчением на лице, пряча в карман протянутые Ямщиковым деньги.
Ямщиков закрыл дверь купе и вопросительно поглядел на заползшую туда Марину.
- Ты, музик, на бабу не злись! Он сам к нам присол! - заступился за Марину чукча.
- Заткнись! - оборвал его Ямщиков. - Тебя, Флик, на минуту оставить нельзя! И действительно, что ты голым тут лазишь? Я у тебя эту майку отберу! Придурок какой-то!
- Сам ты дурак, паря! - снисходительно сказал ему сзади чукча. - Ладно, щас уйду от вас. Поглядел на вас, дураки вы! Камлать надо! А народу мало!
Торговку к вам прислю, песню спою щас, торговка придет! Купи бабе одеску!
Я, когда лисиц красных продавал, всем бабам своим одеску покупал. Одназды не купил, так моя стара зена протез зубной сломала! А фиг новые зубы накамлаес! Ты, паря, деньги зря масинисту отдаес, а бабу не одеваес! В этом он сибко прав, масинист-то!
Марина легла на свою полку, укрывшись одеялом с головою и повернувшись лицом к стенке. Видеть она никого не хотела. Почему-то очень хотелось плакать. И еще хотелось, чтобы Ямщиков признал свою ошибку и попросил бы у нее прощения. Чтобы он долго просил, а она бы его как раз и не простила!
- Санитарная зо-о-она-а! - заорал в коридоре Петрович. Вологда-гда-гда! Шестое купе немедленно сдать постель и получить билеты! А то, блин, что не фиг до пяти утра в карты резаться! Вот и посидишь часок-другой одетым, гнида!
- Ай-я! Тоже пойду щас! - вдруг тронул ее за плечо старик. - Не скучай тут, модуска!
- Вали-вали! Не заскучает - раздраженно произнес Ямщиков.
- Ой, паря, какой же ты дурак! Хы-хы! - засмеялся чукча и вышел из купе, тихонько прикрыв за собой дверь.
Почти тут же за ним в купе вошел Седой. В руках у него были переносные судочки с едой из вагона-ресторана.
- Очередь там была, задержался немного... У вас здесь все в порядке? спросил он с тревогой. Ямщиков и Марина не ответили. Ямщиков уселся на место чукчи и уставился в окно. Марина так и продолжала лежать носом в стенку. Седой истолковал их молчание по-своему, помня по прежним приключениям с кем, собственно имеет дело.
- Ах, ты кобелюка, Грег! Я тебе мозги вышибу! Что же это ты себе позволяешь! Если Флик сейчас скурвится, мы же ничего не увидим, ничего!
Сколько раз говорю, у каждого своя задача! Если бы ты тогда на него лишнего не навешал, он бы... Как с тобой разговаривать, а? - с отчаянием в голосе сказал Седой Ямщикову.
- А чо я-то? Сразу я! Я вообще покурить вышел! - взвился Ямщиков. Захожу в вагон, а Флик в майке твоей, без всего... Блин! С командировочного того, давешнего сползает! Петрович ругается, а они ползут, главное!
- Марина! С тобой все в порядке? - тихо спросил Седой, наклонившись прямо к ее лицу. Она тихо кивнула. Сильнее кивать она не могла, вообще-то приложилась она головой об этого дядечку хорошо, голова побаливала.
- Вот что. Ты свои кобелиные замашки бросаешь немедленно! Я знаю, о чем я! Покурить он вышел! Пока меня нет, сидеть и сторожить Флика. Во-первых, это наш поводырь, мы ничего не увидим без него. А во-вторых, ясно, что начнут с Флика. Ты бы сам с кого начал? Вот то-то же! Еще один прикол к Флику, еще одна подначка и я тебя изуродую! Причем так, как тем из пятого купе не под силу! Куда его еще дальше подначивать? Его уже бабой зачем-то сделали! А ты вой тут поднимаешь! Нельзя оставлять ее одну! Нельзя! тыкал ножом в сторону Ямщикова Седой, раскладывая хлеб на газетке. - Флик, вставай, кушать надо.
- Да понял я, ладно! Я же не одну ее оставил! Тут чукча сидел... Все ко мне прикалывался, что я ее муж... А какого мне это слышать про Флика?
Неловко как-то... - оправдывался Ямщиков, подсаживаясь к столу рядом с нею.
- Так! Чукча здесь сидел! Почему не доложили? - с нажимом произнес Седой, подавая им борщ в судочках.
