– Нельзя. Это было бы убийство. А сейчас с ним все нормально, но ему не жить. Я увидела на его лице смерть. Сейчас он выкарабкается, но ненадолго.

– Что ты имеешь ввиду? – Юлька поставила пиалу с чаем, ожидая объяснения.

– Не хочу говорить об этом, возможно, все будет не так. Потом, не сейчас, дай мне успокоиться, да и тебя всю лихорадит, надо что-нибудь бы выпить.

– Вон сколько водки, – улыбнулась Юлька.

– Ты что, нам сейчас осталось напиться.

– Да я шучу, но бутылку нужно прихватить с собой в дорогу.

– А знаешь, что?! Простерилизуй-ка ты все инструменты, да возьмем их с собой.

– Верно! Я сейчас, не буду откладывать, – схватила Юлька стерилизатор и вышла на улицу.

– Сейчас бы заснуть, все тело болит, но нельзя, – самой себе говорила Олеся, собирая в дорогу вещи.

– К тебе можно? – послышался у двери женский голос.

– Фатима? Да ты соизволила заговорить со мной? Или по поручению Керима следишь за нами, вынюхиваешь, как ищейка? – почему-то разозлилась Олеся. – Теперь я вижу и слышу, ты отлично говоришь на русском языке.

– Потому что я русская и нахожусь здесь в таком же положении, как и вы.

– Ой, ли? – засомневалась Олеся. – Что же ты из себя строила хозяйку, а с нами не хотела даже словом перекинуться? Разве что-то изменилось?

– Выслушай меня…

– Не стоит, – перебила ее Олеся. – Я тебе не доверяю. И твоя история вряд ли покажется мне интересной. Мы уезжаем, и Керим не сможет остановить нас. А если Махмуд вдруг вздумает нас задержать, то я просто убью его. Он не успеет выхватить ружье. Если бы я захотела, то ни один мужчина не ушел бы сегодня живым. Они решили продать моего ребенка, я смогу защитить его. Ты еще здесь? Что еще тебе нужно узнать скажи, и я тебе отвечу сама, не нужно долго и нудно подслушивать.

Вошла Юлька и с любопытством посмотрела на женщин.

– Я что-то пропустила и по всей видимости интересное, Фатима, ты что-то хотела нам сообщить?

– Махмуд, Гульнара и бабка спят. Я подсыпала в чай снотворное и хочу ехать с вами. Меня разлучили с тремя детьми, их продали. Если я рожу снова девочку, ее снова продадут русскому, который приезжал вчера, а если у меня будет сын, он заберет его себе. В любом случае у меня снова отнимут ребенка.

– Но как же так, как может Керим продавать своих дочерей? – возмутилась Юлька.

– Это не его дети, он бесплодный. Он привозит сюда мужчин и заставляет меня спать с ними. Ему нужен наследник, у его жены нет детей, и она думает, что виновата в этом она.

– Но ты-то, почему все это терпишь? – не выдержала и закричала Олеся. – Почему не убежишь? Почему ложишься под мужиков, как безропотная овца под топор? Я бы убила его!

– Вы здесь уже четыре месяца, но ты не убила его, а даже спасла сегодня, хотя знаешь, что он уже продал твоего не родившегося дитя. А я убегала, первый год убегала при первой возможности. Он меня ловил и бил до полусмерти. Я лежала неделями, а потом снова убегала, и он опять ловил меня. Один раз я даже смогла добраться до города, но там у него много своих людей. Керим что? Он лишь пешка, а главный доставщик заказчиков Баймурат, его старший брат. Это он привез вас сюда и еще какой-то русский молодой парень. Он сказал, чтобы вас никто не трогал даже пальцем, чтобы вы не говорили, и чтобы вы не делали. Пока ты, Олеся, не родишь, а потом ваша судьба решится. Мне кажется этот парень сумасшедший. У него такой был смех, как у помешанного, даже мне стало жутко. Это хуже, чем плеть Керима. Он явно что-то задумал и задумал страшное.

Фатима замолчала, Юлька и Олеся тоже молчали, обдумывая то, что говорила женщина.

– Я еду с вами, можете снять свою паранджу, она, я знаю, надоела вам. А ваш шрам – это грим. Об этом говорил русский Баймурату. Назару и Кериму решили не говорить, что вы гримируетесь, чтобы у них не было соблазна. Назар не участвует в торговле детьми, но и не препятствует. У него умерла жена, и он все время тоскует о ней, остальное его не интересует. Я иду готовить коней в дорогу, помоги мне Юля, а Олеся соберет сумку с едой. Время идет, погоня за нами будет обязательно. Ах, да, вот ваши документы, я их вытащила из сумки русского в первый же день вашего приезда. Он решил, что обронил их в дороге.

– Подожди, Фатима! – остановила Юлька женщину, когда та повернулась уходить. – Столько во всем этом неясного.

– Не сейчас, – перебила Юльку Фатима, – нужно спешить, поговорим потом, когда будет возможность. Юля идем со мной, поймаем коней и возьмем с собой верблюда для поклажи. У меня почти все готово, – и она вышла.

Юлька с Олесей переглянулись.

– Мы что едем целым караваном? Так нас действительно догонят, – усомнилась Олеся.

– Ей видней, попробуем ей довериться, другого выхода нет. Мы не знаем дороги, не знаем даже, где мы находимся.

Юлька махнула Олесе рукой и тоже вышла.

«Ну, что ж, дело принимает неожиданный поворот. – Олеся рассеяно обвела глазами юрту. – Говорила мне мама, что не делается, все к лучшему. Насколько верна эта пословица?! И еще говорят, что во всем есть удел Божий. Ну, какой умысел в том, что мы оказались здесь, толи в Казахстане, толи в Туркмении?»

Олеся собирала продукты, но их у нее было мало, значит нужно заглянуть в другую юрту, решила она.

Степь, степь, степь, и лишь где-то там далеко видны горы. Что там за этими горами? Там свобода, там другое государство. Бывший Советский Союз, а теперь СНГ, Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан. Все это раньше была одна страна, все люди братья. Сейчас каждая сама по себе, хотя везде, в каждой стране полно русских, казахов, узбеков, туркменов, украинцев и еще много-много народов бывшей Великой Державы. Все смешано и в тоже время все порознь.

По степи скачут трое всадников, три женщины, одеты в темные платья, из-под которых видны ноги обутые в легкие туфли, прикрытые шароварами. Рядом с каждой всадницей на поводу оседланный конь без седока, а к одному из коней к седлу привязан груженый верблюд. Переваливаясь с ноги на ногу, приминая выжженную солнцем траву, он не отстает, а иногда даже старается обогнать коня. Всадницы не останавливаясь, скачут строго на север, к видневшимся вдали горам. Легкое облако пыли еще некоторое время кружится над тем местом, где промчалась эта удивительная двойная тройка с верблюдом в придачу. Затем ветерок, заметая их след, развеял пыль по степи.

После нескольких часов бешеной скачки, Фатима дает знак остановиться. Кони перешли на шаг.

– Что, делаем привал? – удивленно спросила Олеся. – Пока будем отдыхать, нас догонят. И зачем еще целым караваном? Следы наши хорошо видны.

Фатима останавливается, и не отвечая на Олесины вопросы, всматривается в степь.

– Куда ты смотришь? Что можно увидеть впереди? Ведь мы совсем в другой стороне от жилья.

– Здесь мы сворачиваем вправо, а привал нам делать еще рано. Как ты Олеся, выдержишь еще несколько часов без отдыха? – повернулась Фатима к Олесе. – Пересаживайтесь на свежих лошадей, эти устали.

– Ну, конечно, кони устали, а я, если не рожу по дороге, это будет большой удачей, – усмехнулась Олеся и, несмотря на свой большой живот, легко соскочила с коня и тут же села на другого.

– Жарко, солнце жжет по сумасшедшему, но пить много не советую. – Юлька сделала глоток, а затем, приложив руку ко лбу, посмотрела назад. – В любую минуту можно ждать погони.

– Значит, не будем терять время!

Конь с Фатимой вихрем сорвался с места, по бокам от нее Олеся и Юлька на свежих конях, чуть приотстав, клином врезались в степной ветер. Он свистел у них в ушах, старался сорвать одежду. А сильные кони несли их все дальше и дальше в степь, выбивая глухую дробь, приминая степной ковыль.

Всадники еще несколько раз меняли направление. Юлька и Олеся не спорили с Фатимой, они полностью доверились ей. Тем более что совсем не ориентировались в степи. Вначале далекие горы были у них впереди, затем по левую руку, потом снова впереди. Но когда стали опускаться сумерки, степь стала совсем неприветливой и наводила на Олесю и Юльку неприятное чувство страха. Они уже двигались за Фатимой машинально, стараясь не смотреть по сторонам. Скачка целый день без передышки давала о себе знать. Хотелось остановиться, слезть с коня и просто лечь на землю. Кони тоже устали, лишь верблюд, как ни в чем не бывало, по-прежнему резво бежал рядом с конем Фатимы.