Рей беззаботно махнула рукой, потому что отсутствие образования было самой последней вещью, которая беспокоила ее сейчас.

- Альпаки очень симпатичные, - продолжила Кайдел, - отец зачем-то купил несколько, когда у него была ферма и я кормила их морковкой. Блядь, да я бы и сама от морковки не отказалась! – она тяжело вздохнула.

Рей инстинктивно обняла рукой живот, и ей стало чрезвычайно тоскливо, ведь он стал снова совсем плоским и впалым из-за постоянного голода. Она до сих пор по ночам просыпалась в поту и слезах, вслушиваясь в окружающие звуки в надежде услышать детский плач. Кайдел была права – так лучше. Ребенок бы попросту не выжил той жизнью, которую им приходилось вести.

На лес опустилась ночь – холодная и промозглая, стало совсем темно, так, что Рей даже ног своих видеть не могла, а от Кайдел ей остался только тусклый профиль, утопавший в окружающем мраке. Лес был мертвым, безмолвным, выжженным войной, а оттого опасным. Намного легче было бы услышать хотя бы пение птиц, чем его звенящую тишину. Кайдел тоже напряглась, она зашуршала одеждой, вставая, и вооружилась своей палкой. Отошла на несколько шагов, силясь что-то разглядеть в кромешной темноте.

Когда она вернулась, огонь уже горел. Рей не знала, как ей это удалось, но устоять перед искушением было сложно. Теперь она тянула к языкам пламени замершие пальцы, разглядывая забившуюся под ногти грязь.

- Нашла спичку в кармане, - наврала она, уловив встревоженный взгляд подруги. Кайдел не выглядела довольной, но расспрашивать не стала. Сейчас имел значение только тот зыбкий шанс на выживание, который подарил им этот костер. Американка отхлебнула из фляжки и протянула Рей. Отказываться смысла не было.

- Теперь то мне можно… - прошептала она, поперхнувшись горьким пойлом вместе с комком слез, свернувшимся в горле. Кайдел погладила ее по руке.

- Ты все еще… скорбишь? – спросила она. Рей не хотелось говорить, но даже капля алкоголя сейчас способна была развязать ей язык, но, к несчастью, не тот тугой узел боли, что свернулся в груди.

- Да… - с трудом выдавила она, - я все думаю о нем… или о ней… это был мальчик или девочка?

- Мальчик, - сдалась Кайдел и строго сказала, - но Рей… неужели ты забыла, что отец этого ребенка был чудовищем? Когда война закончится, ты выйдешь замуж, у тебя будет другая семья… Обязательно… Ради этого мы должны выжить!

- Прекрати, - перебила Рей и обессилено разжала пальцы, если бы не проворность Кайдел, фляжка упала бы на траву, разлив остатки содержимого, - малыш же не был в этом виноват…

- Не будь дурой, - Кайдел жадно влила себе в рот щедрую порцию настойки и повысила голос, заставив подругу вздрогнуть, - ты бы серьезно смогла смотреть в эти глаза? Смогла бы любить ребенка, зачатого в насилии, а не в любви? А если бы в нем однажды проявилось гнилое начало его папаши…

Рей отвернулась в сторону и спрятала лицо в ладонях. Она почему-то думала о том, возможно ли человеку наплакать достаточно слез, чтобы утолить ими свою жажду. Обжигающее пойло мало спасало пересохшее после долгого пути горло и затыкало пустоту в желудке. Да и сколько еще слез ей нужно пролить, чтобы оплакать потерянного ребенка? И себя. И… Теперь-то можно было признаться себе в том, что несмотря на все произошедшее, ее сердце сжималось от мысли, что она больше никогда не почувствует на себе обожание темных как бездна глаз и жадного дыхания их обладателя на коже.

Он мертв. Она убила его. Сомнений быть не могло, иначе он давно бы уже нашел ее и вернул себе. И вместе с ним умерло все, что было между ними – плохое и хорошее. Но отчего-то память была избирательна, обесцветив причиненную Кайло боль, и остро подчеркнув моменты тихой нежности и гармонии. Кайдел ошибалась: этот ребенок все-таки был зачат в любви. Это дитя было прощальным подарком ее ручного Монстра. Самым прекрасным, что он мог дать ей.

Рей выхватила у Кайдел из рук фляжку и судорожно вылакала остатки. Легче не стало, только во рту теперь еще поселилась горько-сладкая обжигающая горечь. Вероятно, вид у нее был чрезвычайно жалкий.

- Рей, - попыталась привлечь ее внимание Кайдел. Она выглядела очень решительной и встревоженной. Когда Рей попыталась поймать ее взгляд, американка опустила глаза, - тебе станет легче, если я скажу, что ребенок не умер?

- Что?…

- Рей, просто послушай и попытайся понять, - сбивчиво забормотала подруга, - он не выжил бы с нами… мы не смогли бы о нем позаботиться… Я… - Кайдел сморгнула выступившие на глазах слезы и принялась судорожно тереть глаза ладонями, - я должна была его убить, это было бы правильно. Но я не смогла, даже зная чье это отродье… Я… должна была. Должна, - еще раз повторила она, срываясь на плач. Рей уже практически не слышала ее слов. Сердце оглушительно стучало, словно пыталось пробить хрупкую клетку из ребер, обтянутых тонкой от недоедания кожей.

- Где он?

- Прости, я не могу тебе сказать.

- ГДЕ ОН?! – заорала Рей на весь лес, и эхо подхватило ее голос. Она поднялась с колен и схватила Кайдел за плечи, тряхнула с силой. Американка попыталась вырваться, но тщетно. Ярость прибавила Рей сил.

- Нет.

- Где. Мой. Ребенок.

- Нет, - упрямо повторила Кайдел и судорожно замотала головой, - нет, нет, нет.

- Я все равно узнаю, - прохрипела Рей и, поддавшись минутному порыву, обхватила ладонями лицо подруги, вероятно, слишком сильно впиваясь пальцами ей в челюсть. Ее способности вяло подчинялись ей в спокойном состоянии, но стоило выйти из себя, все получалось само собой. Она не успела даже задуматься о том, как именно происходит процесс вторжения в чужую голову, когда уже со всей силой и стремительностью штормового ветра ворвалась в сознание Кайдел.

Американка оказалась готова, ведь ей уже приходилось переживать пытку разума от Кайло, но, вероятно, даже он не был так настойчив в достижении желаемой цели. Кайдел сопротивлялась, выстраивая стены вокруг своих воспоминаний, думала о чем угодно, кроме недавних событий, рисовала образы один за другим. Рей снова и снова наносила удары по этим жалким преградам. Энергия билась и рокотала в ней, словно древняя, первобытная мощь океанских волн.

Где-то на задворках сознания пульсировала здравая мысль, что стоило бы остановиться и сдаться, ведь она причиняет Кайдел чудовищную боль, о чем красноречиво говорило ее перекошенное лицо и сжатые в узкую губы. Но вместо этого Рей давила все сильнее и сильнее.

- Рей, прошу… - взмолилась американка, но просьба ее никакого эффекта не возымела. Рей удалось зацепить короткий проблеск-воспоминание – лицо-ребенка, а значит, она была близко к цели. Еще немного, еще…

Что-то произошло. В глазах потемнело и последнее, что успела увидеть Рей – как их с Кайдел раскидало в сторону прямо на влажную болотистую землю. Она уткнулась лицом прямо в пожухлую траву и зарыдала.

Пробуждение было болезненным, и если бы, не мягкая рука Андрея, контролировавшего процесс, Рей бы точно пробила себе голову о спинку кровати, когда по ее телу прошла жесткая, сильная судорога. Теперь она тупо таращилась в потолок остекленевшими глазами и хватала воздух ртом, словно рыба, выброшенная прибоем на сушу.

Блядь.

Вот это погружение.

Только теперь она не могла понять, что шокировало ее больше: правда о сыне, которая все время была на поверхности, только руку протяни или все-таки тот печальный факт, что в том лесу она поджарила мозги не только Кайдел, но и себе самой? Наконец-то все встало на свои места – и ее провал в памяти о нескольких годах жизни и странная немота подруги, пока они возвращались в Париж. Все-таки большая сила – это, в первую очередь огромная ответственность. Нужно было хоть немного послушать Кайло тогда, когда он предупреждал ее об этом, а также о том вреде, который она способна нанести, бесконтрольно используя свои способности. Стоило бы поучиться, пока представлялась такая возможность. Рей ясно представила себе голос мужа, с удовольствием смакующего каждый слог в ненавистной ей фразе «Я же говорил».