- Я передумала, - невозмутимо заявила Жени, - ты лучше, чем дядя Поль. Он выпил много вина и от него омерзительно воняло…
- И на том спасибо, - буркнула Рей, сообразив, что это самый лучший момент, чтобы убраться подальше. Упоминания Демерона, тем более, после его участия в спасательной операции, было вполне достаточно для того, чтобы разжечь новый скандал. Все-таки француз знатно беспокоил Бена еще со времен их встречи в Риме и разборок во Фреджене. Сколько Рей не пыталась выбить из головы супруга, засевшие там предположения про интрижку с пилотом во время охоты на нацистов, он все равно был главным претендентом на убийство из ревности.
Рей спустилась на террасу и облокотилась на парапет, собираясь закурить, когда вдруг ощутила смутно знакомое, почти забытое чувство. Ее кто-то звал, и этим кем-то был вовсе не Бен. Кто-то, кто способен был дотянуться до чужого разума и незаметно коснуться его, оставив свой отпечаток. Повинуясь этому зову, Рей спустилась на пляж и увидела разведенный в тени скалы костер. Языки пламени освещали удивительно расслабленное лицо Рене. Парень сидел рядом с огнем, по-турецки скрестив ноги и сложив руки на коленях, зажмурившись и глубоко дыша. Рей медленно приблизилась к нему и опустилась на постеленное на камнях покрывало рядом.
Она не знала, как начать разговор и плохо себе представляла о чем собирается говорить. Да и Рене выглядел совершенно погруженным в себя, до того момента, как вдруг не накрыл ладонь девушки своей. Рей чуть не отпрянула, увидев у него на пальце знакомый до боли перстень. Морок мрачных ассоциаций отвлек ее от острого ощущения вторжения в сознание и она поддалась, позволила Рене скользнуть в свои мысли. Картинки воспоминаний суматошно понеслись перед мысленным взором, заставляя Рей снова видеть и алжирские пески и парижскую весну и мрачные застенки Гюрса… В какой-то момент она не выдержала нарастающей головной боли и резко отдернула руку.
Рене открыл глаза.
- Что тебе надо? – хрипло спросила Рей, пытаясь восстановить сбившееся дыхание.
- Не пришла бы, если бы не хотела, - отстраненно заметил он и нахмурился.
- Мне нужны ответы, - заявила Рей, - и я не собираюсь играть в твои игры.
- Мне тоже нужны ответы, - эхом откликнулся Рене, - но я, вроде как, нашел, все что искал.
- Надо же? – раздраженно буркнула Рей и обняла себя за плечи, ощутив прохладный ветерок с моря. Вероятно, ветерок все-таки был теплым, и холод исходил от мрака ее памяти. Памяти, с которой отчего-то другие люди, имеющие подобную власть, обращались чрезвычайно вольно. Хотели – отнимали. Хотели – рылись беспардонно, словно выворачивая наизнанку сундук со старым хламом, запылившийся в кладовой.
- Лучше бы ты была мертва, - мрачно прошептал Рене и вдруг отвернулся. Его спина напряглась так сильно, что обтягивавшая ее рубашка натянулась, готовая вот-вот треснуть по швам. Он слегка дрожал и нервно сжимал и разжимал пальцы. Рей хотела потребовать от мальчишки объяснений, но легко догадалась, что сейчас он совершенно не настроен на разговоры. Тогда она потянулась пальцами к каштановым кудрям на его затылке, в этом тусклом освещении казавшимся почти черными. Рене перехватил ее руку и злобно посмотрел на нее блестящими от слез глазами.
- Ты бросила меня! – крикнул он и в тишине пустынного пляжа, нарушаемой только тихим шепотом волн, эти слова прозвучали особенно остро. Рей нахмурилась.
- Да прекрати делать вид, что ты не понимаешь! – продолжал мальчишка, комкая ее пальцы в своих, толи от злости, толи от какой-то странной болезненной нежности, - я всегда знал, что моя мать сбежала из концлагеря, а отец был надзирателем… но когда это началось… это… - Рене скривился, а огонь вдруг вспыхнул ярче, явно не без его участия, - я понял, как его найти. Тебе ведь только это интересно? Слушай, черт возьми! Я узнал, что на службе у Рейха был экстрасенс, проводивший допросы пленников. И очень кстати оказалось, что отец моей девушки – служил с ним в одном лагере…
- Блядь, - только и могла, что обронить Рей. Значит, этот гаденыш прекрасно знал о том, кто на самом деле Армитаж, но вовсе не ставил перед собой цели сдать властям бывших нациских преступников. Его интересовал только один из них. Но проблема была даже не в этом.
- Подожди, - насколько это было возможно, спокойно заговорила она, - наличие у тебя способностей – вовсе не означает, что они были у твоих родителей. Я… я кое-что могу, - с трудом выдавила она, - а моя дочь нет. Это не передается с генами. Это могли быть совершенно другие люди…
- Ты просто не хочешь признаваться в том, что бросила ребенка! – с вызовом перебил Рене. Рей начинала злиться.
- Не смей так говорить, - прошипела она, - я потеряла своего первенца. Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить.
Эти слова более-менее остудили пыл мальчишки. Он выпустил ее руку и смущенно отвернулся, по-прежнему трясясь всем телом. Однако, его волнение передалось и Рей и сейчас она не была настолько уверена в своих словах, как бы ей не хотелось в них верить. Потому что она по-прежнему ничего не помнила о том времени, когда они с Кайдел скитались по лесам и болотам, прячась от войны. И не могла помнить и случившийся в то время выкидыш, о котором ей со скорбным лицом позднее сообщил врач в Париже, заодно заверив ее в том, что вероятнее всего после этого, у нее больше не будет возможности забеременеть снова. Если бы Женевьева не была маленьким монстром, ее появление на свет можно было бы назвать настоящим чудом. Но демоны не творят чудес, вроде как для этого есть другое название, но Рей в отличие от Бена не так хорошо разбиралась в теософской терминологии.
- Ты же сказал, что Кайло Рен убил твою мать, - ухватилась она за последний логичный довод. Рене обернулся и стрельнул в нее глазами, прежде чем смущенно потупить взгляд.
- Я думал, что она умерла в родах, - заявил он, - так было проще.
- Ладно, - вздохнула Рей, - и чего ты хочешь от него? Возмездия? Денег на оплату колледжа?
- Я не знаю, - сдался Рене, - я уже ничего не знаю.
Рей стало чудовищно жаль осунувшегося, помрачневшего мальчишку, в миг растерявшего весь свой прежний пыл. Каким бы агрессивным, несдержанным глупцом он не был, гоняясь за человеком без определенной цели, Рей все-таки могла его понять. Ее оставили в Алжирской глуши, и все свое детство она только и надеялась, что родители, будь они живы, все-таки одумаются и вернуться за ней или хотя бы отправят ей какую-то весточку. Это было главной причиной, по которой она училась читать: наивно мечтала, что обстоятельства мешают им вернуться, может быть, экспедиция на северный полюс или политические интриги в стране, а они скучают о ней и думают каждый день. Она училась быть сильной и смелой, старалась выживать в любых условиях, но грезила о теплых руках и сказках на ночь. Вместо них – лишь монотонные песни пустыни, надоедливый храп Платта за стенкой и ругань арабов на улице пели ей свою жестокую колыбельную.
Рей встала и потопталась на месте, разминая затекшие за время сидения в неудобной позе ноги.
- Ты ведь ничего не знаешь на самом деле, - констатировала она, - но хотел бы знать. Мне это знакомо, - она пересилила себя и протянула Рене руку в знак примирения, - я тебе не враг.
Рене неуверенно принял ее руку и встал на ноги. Стало совсем светло, и он почему-то смотрел на кольцо на своем пальце.
- Поговори с Беном, - примирительно посоветовала Рей, - он добрый, если не бросаться на него с кулаками и угрозами. Может быть, вы смогли бы найти общий язык.
Она уже забрала обратно свою руку и направилась к лестнице, ведущей наверх, когда ее догнал вопрос, брошенный ей вслед Рене:
- Зачем?
«Такие как мы должны держаться вместе».
После странного разговора на берегу Рей чувствовала тревогу и смятение, которые, впрочем, легко растаяли, стоило ей заглянуть в комнату. Идиллическая картина спящих в обнимку дочери и супруга наполнили ее мятущуюся душу ощущением тепла и уюта. Рей устроилась на оставшемся ей клочке кровати, уткнулась лицом в волосы Бена и аккуратно обняла его, стараясь не разбудить неосторожным движением. Спалось ей удивительно сладко, хотя и продлилась эта тихая гармония недолго:
