Н. С. Хрущев поддерживал обсуждавшуюся тогда в правительственных кругах идею создания народного автомобиля, доступного широким массам населения. Он понимал необходимость выхода советского автопрома на рынок с отечественной моделью, которая была бы относительно недорогой, популярной и, главное, могла бы производиться в больших количествах и удовлетворять растущий спрос. Ему очень импонировал популярный в те годы во всем мире «Фиат-600» как небольшой и экономичный, недорогой в производстве и поистине массовый автомобиль.[24] Эта идея, кстати сказать, в конечном итоге была реализована путем строительства Волжского автомобильного завода, начавшего производство «Жигулей» на базе итальянского «Фиата-124».

Город, в котором был сооружен «АвтоВАЗ», в 1964 г. еще при Хрущеве, на мой взгляд, далеко неслучайно и даже намеренно переименовали в Тольятти в память об умершем в том же году генсеке Компартии Италии Пальмиро Тольятти, который был только на год старше Хрущева, почти его ровесник и, надо заметить, не имел к этому городу никакого отношения кроме того, что сам был итальянцем.[25]

Визит Джованни Гронки имел для СССР во внешнеполитической сфере почти такое же значение, как предшествовавшая ему поездка Н. С. Хрущева в США. Этот визит получил соответствующее освещение в советской печати как очередная победа миролюбивой политики страны, ему было уделено большое внимание во всех средствах массовой информации. Да и сам визит был довольно продолжительным. В отличие от современных визитов руководителей государств, которые занимают два-три дня, визит Дж. Гронки занял большое недели.

Характерно, что за это время итальянскому президенту продемонстрировали почти все главные достопримечательности, которыми гордилась страна Советов. Их подбор весьма очевиден и показателен — с одной стороны стадион имени Ленина, московский метрополитен, Майя Плисецкая в Большом театре, павильон «Космос» на ВДНХ и МГУ как достижения советского передового строя, а с другой — Новодевичий монастырь, Исаакиевский собор, Дворцовая площадь и Эрмитаж, чтобы дать почувствовать историческое величие социалистической державы.

Мне показалось не очень уместным повышенное внимание и акцент на шедевры итальянской живописи при посещении президентом Италии Эрмитажа (Леонардо да Винчи, Рафаэль, Антонио Каналь, Микеле Мариески) с последующим вручением президенту соответствующих альбомов коллекций Эрмитажа. Я подумал, что если бы Н. С. Хрущеву во время официального визита в Италию стали бы показывать в римских музеях старинные русские иконы работы Рублева, то это вполне определенно привело бы к резкой и, скорее всего, скандальной реакции Никиты Сергеевича. Что-что, а некоторая вольность и выходящая за рамки приличий непосредственность в выражении своих эмоций у Хрущева была.

Визит Джованни Гронки в СССР стал одним из тех случаев, когда все участвовавшие в нем стороны возлагали на его результаты большие надежды, и ни у кого они не оправдались. Это случалось в мировой практике и в международной (и не только) деятельности Хрущева довольно часто (достаточно вспомнить последовавшую вскоре за визитом Дж. Гронки в Москву встречу того же Н. С. Хрущева с Дж. Кеннеди в Вене в 1961 г.).

До конца своего срока в 1962 г. Джованни Гронки слыл в итальянском обществе как президент-неудачник. В 1962 г. переизбраться на пост главы государства он не смог, был сенатором и скончался 17.10.1978 в Риме в возрасте 91 года.

Герой Советского Союза и трижды Герой Социалистического Труда Н. С. Хрущев был смещен со всех партийных и государственных постов своими же выдвиженцами, соратниками и коллегами в 1964 г. и умер спустя семь лет, будучи пенсионером.

В заключение этой истории я думаю будет совсем не лишним процитировать официальное совместное советско-итальянское коммюнике, опубликованное в советской печати, которое информировало население страны, а также всех без разбору иностранцев[26] об итогах советско-итальянских переговоров, которые состоялись в Москве в феврале 1960 г.:

«Обе стороны рассмотрели международное положение, остановившись на наиболее важных проблемах и сопоставив свои соответствующие точки зрения. Была подтверждена необходимость обеспечить мир в условиях безопасности и экономического и социального прогресса народов. Всесторонне была обсуждена доктрина мирного сосуществования, основанная на принципе исключения войны как способа разрешения международных спорных вопросов и на принципе невмешательства во внутренние дела других государств».

Я не думаю, что сильно погрешу против истины, если скажу, что эта формулировка прекрасно впишется заключительной фразой в любое современное сообщение об очередных переговорах, состоявшихся в Кремле или заграницей от лица Кремля. Однако практически такие заклинания и обтекаемые формулировки ничего, нигде и никому тогда не дали, да и сейчас тем более не дают. Наверно, это и есть дипломатия. Или мне так кажется.

«Ну вот, Леонид Ильич, этот документ будем завтра где-то до обеда подписывать, можно сказать центральный пункт Вашего визита во Францию…» — обратился к Генеральному секретарю ЦК КПСС его помощник по международным делам, входя с толстой красной кожи папкой в номер первого лица Советского Союза в замке Рамбуйе. Замок, расположенный в полусотне километров от Парижа, считался летней резиденцией французских президентов и очень нравился Леониду Ильичу. Он просил планировать его визиты во Францию так, чтобы снова разместиться в Рамбуйе, где он в охотно останавливался уже неоднократно. Так это было и на этот раз, в середине второй половины семидесятых годов двадцатого века.

На симпатии генсека к Рамбуйе сказывалось, видимо, то, что замок был выстроен для охоты и активно использовался для этой цели французским королем Франциском I, преследовавшем в свое время косуль и фазанов, которые, расплодившись, и до сей поры обитают в одноименном лесу. Как страстный охотник, Брежнев ценил этот замок как некую охотничью заимку в центре Европы, а особенно ему импонировало то, что его, как высокого и почетного гостя, размещали в башне, носящей имя тоже любителя охоты короля Франциска I, в прекрасно оборудованном, просторном и уютном номере, точнее сказать апартаменте. Здесь как бы сочетались любимые Леонидом Ильичом мотивы охотничьих забав, требовавшие простоты нравов и приятной ему сурово-мужской грубоватости, с изысканностью и доступным здесь уютным богатством французского быта с оттенком королевской роскоши, чего вообще-то не хватало в охотничьих угодьях родного Завидово.

Мебель светло-желтого дерева с зеленой кожаной обивкой, хрустальные бокалы, графины и вазы, да и общий стиль ар-деко создавали у Генерального секретаря приятное расслабленное настроение, которое он очень ценил. Этому способствовало и то, что вся спецсвязь и личная охрана располагались в соседнем помещении, а собственно в номере первого лица страны Советов находился всего лишь один угловатый по формам телефон образца пятидесятых годов прошлого столетия, который рождал у генсека ностальгические чувства, вызывая в памяти обкомовские и райкомовские телефоны сталинских времен с решетками микрофонов на трубках, покрытыми серым налетом от частых и громких разговоров, сопровождаемых курением и чаепитием с сушками.

Это приятное настроение вновь прервал помощник:

— Президент французский уже полчаса как ждет, Леонид Ильич. Договаривались на пять часов.

— Так мы ж недавно только прилетели. Я, честно говоря, притомился. Скажи им, что встретимся попозже, перенеси на часок. Это ж нестрашно?

— Да нет, Леонид Ильич, подождут, чего им сделается. Я только Громыко и Патоличева[27] предупрежу, чтобы были в курсе.

— Ну, иди, — пробормотал Брежнев, махнув рукой, — а документ оставь, я посмотрю.