Генсек и в самом деле чувствовал себя неважно, не только по возрасту, но и потому, что в самолете на пути в Париж позволил себе немного «освежиться» за беседой в компании сопровождавших полет стюардесс, которые ему особенно нравились — они были не какие-нибудь смазливые девчонки, а зрелые и хорошенькие женщины. Короче, со встречей для личной беседы с президентом Франции надо было еще немного погодить.
Встреча с французским президентом после еще одного переноса состоялась в половине седьмого, существенно позже запланированного времени, и прошла как обычно в последние годы. Брежнев с трудом и запинаясь зачитал подготовленный текст, француз проговорил свои банальности, поулыбались, покивали. Хозяин встречи, поглядывая на маленькую записочку перед ним, начал приближаться к интересующим его темам, высказываясь в том смысле, что есть еще вопросы, которые… Тут, однако, Леонид Ильич встал, расправил плечи и, прямо держа спину, не размахивая руками, строго по прямой и не прощаясь, направился к выходу — он считал встречу законченной. Помощник, который уже знал эту относительно новую манеру своего босса, бросился за ним, сопровождая и как бы обнимая, но не касаясь его, и придерживал дверь, пока она тихо не захлопнулась. Французский президент переглянулся со своим помощником и переводчиком, пожал плечами и вышел. А что ему оставалось делать?[28]
Накануне этой встречи мы как члены советской делегации самого высокого уровня и одновременно работники Минвнешторга, ответственные по поручению Правительства за согласование, оформление и подготовку документа для подписания Л. И. Брежневым и Жискар д‘Эстеном, завершили все необходимые для этого священнодействия.
Текст документа — а речь шла о десятилетней программе торгово-экономического, научно-технического и культурного сотрудничества — был уже давно, за несколько недель до визита во Францию, согласован на переговорах в Москве и Париже компетентными специалистами и одобрен в установленном порядке нашими и французскими инстанциями. Предусматривалось проведение выставок, научно-технические обмены, взаимные поездки специалистов и ученых, дни культуры и прочие «общеукрепляющие» мероприятия. Дело было скорее не в сути соглашения, а в его политическом аспекте, в укреплении, как говорилось в центральных газетах, «международно-правовых позиций СССР». Предусмотренные этой программой мероприятия и обязательства сторон полностью входили в компетенцию правительств договаривающихся сторон и, соответственно, эта Программа была составлена как межправительственное соглашение.
Здесь надо сказать несколько слов о формально-технической стороне подготовки международных, в том числе и межправительственных двусторонних соглашений. Хотя это может показаться скучноватым, но эти детали важны для последующего моего повествования.
После согласования собственно текста соглашения профильными специалистами, их ведомствами и вышестоящими инстанциями, круг и высота которых определяется содержанием соглашения, готовится его перевод на языки договаривающихся сторон, который также подлежит проверке и взаимному одобрению сторонами-подписантами. После этого тексты документа на двух языках участников соглашения или договора печатаются на особой «договорной» бумаге. Это специального большого формата толстая (типа тонкого картона) бумага, которая снабжена тисненой красной (для советских экземпляров) или синей (например, для французских) рамкой, внутри которой располагается текст. Документ печатается на этой бумаге (русский текст на русской, французский — на французской), тексты обмениваются между сторонами и сшиваются в специальных «договорных» папках, в советской сначала идет русский текст, потом французский, у французов — наоборот. Папки изготавливаются из натуральной высококачественной кожи и внутри отделываются натуральным шелком. Советские папки — красные, французские — синие. Внутри папки листы с текстом соглашения пробиваются специальным дыроколом и сшиваются хитрым образом шелковым же шнуром, концы которого выводятся внутрь папки, где на внутренней стороне задней обложки имеются два специальных углубления для заливки сургучом. После заливки расплавленным сургучом шнура, продетого сквозь все отверстия в папке и в листах, каждая сторона делает в своем углублении оттиск собственной медной и довольно тяжеленькой печатью на этом сургуче, ожидая его затвердения. При этом печать в период застывания сургуча нужно осторожненько покачивать, чтобы она не схватилась и не склеилась с ним, и произвела в итоге ясно читаемый отпечаток.
Все эти ухищрения, конечно, придуманы где-то в прошлом, когда с международными соглашениями пытались мухлевать, подменяя страницы или их вырывая, но тем не менее и сейчас это является надежной защитой подлинности зафиксированных таким образом соглашений. Любая попытка манипуляции со страницами документа неизбежно привела бы к обрушению всей конструкции экземпляра соглашения и не могла бы остаться незамеченной. Кстати, сейчас нотариусы, следователи, бухгалтеры и архивариусы пользуются подобными методами сшивания и опечатывания, когда есть необходимость обеспечить сохранность документа и доказать его подлинность.
Так вот, все эти действия были нами совершены и завершены до приезда генсека в Париж. По сути дела, именно с этой целью я и оказался во Франции — молодой и очень расторопный помощник, каким я льстил себя надеждой быть в глазах моего шефа, начальника нашего управления. Надежды мои, впрочем, были небеспочвенны и оправдались, правда со временем.
Я еще в Москве отпечатал все страницы, выверил текст (опечатки не допускаются!), а затем по приезде в Париж за несколько дней до прибытия основной делегации из Москвы вместе с коллегами-французами сшил все отпечатанные страницы, завязал их шнуром, залил шнур сургучом и оттиснул министерскую печать. Все это было сделано заранее, до приезда основной делегации, но держалось в тайне, чтобы все выглядело так, как будто приехал Л. И. Брежнев во Францию на переговоры, договорился обо всем с французским президентом, выторговал для нас выгодные условия и подписал соглашение, быстренько напечатанное высококлассными машинистками.
На самом деле приезд генсека для заключения соглашения имел только символический формальный характер. Наша задача состояла только в том, чтобы подать документы на подпись, указать подписывающему лицу, где ее, эту самую подпись, ставить, промокнуть чернила (если надо) и подать папку для финального обмена. Это делал, конечно, с советской стороны мой начальник, а с французской — равный ему по рангу руководитель французских договорщиков. Суть и смысл визита состоял в личной встрече руководителей, в создании им возможности поговорить в непринужденной атмосфере, обменяться мнениями и посмотреть на реакцию собеседника вживую. Из рассказанного выше ясно, что этого здесь не произошло, как, впрочем, и в последующие встречи этих двух руководителей.
В день прибытия основной делегации во главе с Л. И. Брежневым и после ее размещения в замке мы с шефом были в своем номере (ввиду ограниченного числа номеров в замке, нас с начальником разместили в одном, хотя и просторном номере). Он слегка нервничал, помечая маленькими закладками в тексте самого соглашения и приложений к нему места для подписи, чтобы ничего не пропустить. Нервозность объяснялась тем, что документы на подпись подавались первому лицу государства — обычно мы обслуживали нашего министра и только иногда председателя правительства или его замов. Я же чувствовал себя вполне свободно, моя партия была практически сыграна, и полулежа на диване в том же номере я, прикрутив звук, щелкал пультом (для нас тогда это была новинка) телевизора в поисках чего-нибудь интересного (все-таки Франция, куча программ). Это продолжалось, однако, недолго, так как заявился помощник генсека и попросил подписной экземпляр Программы сотрудничества с Францией для показа Брежневу. Помощник хотел, с одной стороны, представить Леониду Ильичу эту Программу сотрудничества как результат его работы и показать свое собственное значение для развития международных связей СССР, а с другой стороны, напомнить ему о встрече с французским президентом и подтолкнуть к выходу из номера, где генсек задерживался — против согласованного расписания — уже слишком долго. Мы отдали помощнику договорную папку с Программой и стали смотреть телевизор. С этой-то папкой он и отправился к Брежневу.
