Тетушка поджала губы и сохраняла молчание почти всю дорогу, явно оскорбленная моим поведением. Но, как и любая женщина, не выдержала:

– Ты не отличаешься изысканными манер’ами, Ка. Но р’азве можно ожидать их от выходца с Левого бер’ега?

– Думаю, что лучше вообще никогда ничего не ожидать так же, как и вы не ожидали от меня новостей о муже.

– Мер’завец.

Сопровождаемые неприятной усмешкой ее шелковые перчатки поползли к локтям. Ее руки упрямо натягивали на себя красоту шелка, хотя змеи обычно сбрасывают кожу. Шелк. Я же должен его ценить.

– Веди меня на пр’ием Маэстр’о, я обожаю его музыку. И да, на этом пр’иеме мы не будем долго. Тебе пр’идется меня увести, сам понимаешь, мне не до веселья. Это лишь жест вежливости. Я пр’едставлю тебя сенатор’у Касти. Возможно, скор’о он станет нам ближе. Будь с ним пр’едельно мил. Это все, что от тебя тр’ебуется на сегодня. Никакой импр’овизации.

Мы окунулись в атмосферу бала, данного в честь Маэстро. Я слышал его симфонии и раньше, не сказать, что бы я был большим поклонником музыки, но насчёт Маэстро у меня были свои планы. Когда Мару войдёт в хороший список, ей нужно будет чем-то заняться. Чем-то приятным и не тягостным, а я всегда видел в ней склонность к музыке.

– Представь меня Маэстро, – забывшись, я перешел с ней на «ты».

– Умер’ь свой аппетит, мальчик. Ещё вчер’а ты спал на гр’язном белье в какой-нибудь омер’зительной общественной ночлежке, а сегодня уже тянешь свои загр’ебущие гр’язные лапы к Маэстр’о?

– Тебе нужен сенатор, мне – Маэстро.

– Смелостью ты, может, и отличился на своей пр’ежней р’аботе, но здесь нужен ум, тактика, дипломатия. Скор’ее всего, тебе даже не знакомы подобные понятия.

– У меня нет на это времени, Вильфионеда. Тебе нужен сенатор, а мне – Маэстро. Согласись, что это абсолютно неравноценные услуги.

– Пр’и случае я дам знать Янемагу, что ты слишком туп для той р’оли, на котор’ую тебя взяли по стечению обстоятельств.

– При случае. Но сегодня сенатор в обмен на Маэстро.

Или мне показалось, или она действительно заскрипела зубами. Вцепившись в мою руку острыми когтями и делая вид, что следует за мной, она подтолкнула меня в сторону Маэстро.

– Мон сеньор’, добр’ого вечер’а, – с придыханием обратилась она к белокурому музыканту, в одно мгновение из озверевшей мегеры превратившись в томную печальную вдову.

– Мои соболезнования, сеньора Энберри, я и не ожидал увидеть вас в такой день, – Маэстро поцеловал поочередно руки тетушки, успевая оглядеть меня с ног до головы. Излишне фарфоровое лицо, подведённые тушью глаза, напомаженный парик – все выдавало в нем человека, крайне неуверенного в своей внешности и положении, несмотря на бешеную популярность.

– Я не могла не пр’ийти, мон сеньор’. Но поймите меня пр’авильно, долго я пр’обыть не смогу. Тяжело.

– Конечно, моя дорогая. Конечно. Если я могу чем-то помочь, просто дайте мне знать.

– Не беспокойтесь, все хлопоты со мной р’азделит мой племянник, мой дор’огой Карр’илиан Вар’ковски.

Она искусно сыграла нежность по отношению ко мне, не знаю, насколько хорошо знал ее Маэстро, но он ей явно поверил.

Его оценивающий настороженный взгляд тут же потеплел, и он протянул мне руку.

– Рад знакомству, сеньор Варковски. Вы сейчас очень нужны вашей тетушке. Берегите её.

– Не беспокойтесь, Маэстро. Но если вы заглянете к нам на будущей неделе, уверен, это поможет тетушке пережить утрату. Искусство – лучшее лекарство от внутренней пустоты.

Надо отдать ей должное, она стойко выдержала этот удар. Посметь пригласить ее друга в ее дом означало показать, что я не являюсь ее гостем и таковым себя не чувствую. Чрезмерная наглость, по мнению мединцев.

За годы службы Янемагу я создал для себя особое правило: атаковать первым. А с любителями закулисных игр, к коим относилась Вильфионеда, нужно было не церемониться, отыгрывая свою роль жестко и вызывающе.

Только дашь слабину, и люди тут же норовят забраться на шею, в особенности женщины.

Как и обещал, я был достаточно вежлив с сенатором и максимально наблюдателен: легкий румянец на ее щеках, тон тише, чем обычно, лишние взгляды, брошенные украдкой, – все говорило о том, что беспринципная вдова давно уже открыла охоту на сенатора Касти.

Мы покинули бал через полчаса и отправились домой. Теперь уже она молчала всю дорогу. Удивительно, как в таком хрупком теле помещается столько злобы, казалось, еще немного мрачных мыслей и наша гондола пойдет ко дну, но – не успела!

Гондола пришвартовалась возле уже знакомой мне террасы, а гондольер, сочувствующе мне кивнув, отправился дальше.

Однако я никак не ожидал, какого масштаба буря разразится по приезде домой.

Как только дверь закрылась, я направился к лестнице, непредусмотрительно повернувшись к Вильфионеде спиной. Тут-то она и напала на меня. Я частенько бывал в самом эпицентре массовых драк, участвовал в кулачных боях, в рукопашных поединках, но я никогда не пугался противника, как испугался в тот момент эту озверевшую змею в женском обличье. Она набросилась мне на спину с истошным воплем.

Когда она успела снять свои перчатки, ещё в лодке или сразу, как переступила порог дома? Она расцарапала мне лицо так ловко, будто, пока я учился боевому искусству, она училась раздирать жертв своими звериными когтями. Мое временное замешательство дало ей фору, чтобы безнаказанно обезобразить мне лицо. Но, осознав происходящее, я обхватил ее запястья и вывернул в стороны, она завизжала, не беспокоясь о том, сколько шуму наделает.

Резко скинув ее на пол, я отошёл к двери.

– Ублюдок! Как ты смеешь себя вести так! Чтоб ты сдох в ближайшее вр’емя! Не надейся, что я когда-либо тебе помогу после того, что ты устр’оил на балу! – с растрёпанными волосами, валяющаяся на полу среди осколков посуды, которую мы, по всей видимости, успели смахнуть со стола, в чёрном одеянии – она напоминала ворону, неудачно залетевшую в окно.

Ее неуравновешенность заставила меня насторожиться ещё больше, чем прежде. Я был готов к закулисными играм, интригам, недомолвкам, но никак не ожидал прямого нападения и такой честной и нелепой истерики. Как капризный ребёнок, она уткнулась лицом в пол и разрыдалась.

– Ненавижу таких выскочек, как ты! Что ты о себе возомнил? Ты ещё ничего не сделал! Ты не заслужил ничего! Ни этого дома! Ни общения с этими людьми! Ты ничем это не заслужил!

Я хотел было осадить ее, отчитать за чудовищную выходку, но что-то в ее тоне, во всем ее виде заставило меня поступить иначе.

Я поднял ее на руки, будучи готовым к сопротивлению и попыткам затеять драку, но она этого не сделала.

– Где твоя спальня? Тебе лучше хорошенько выспаться.

Она молча указала мне, куда ее отнести, продолжая, однако, всхлипывать и жалеть себя.

Веревка, увидев меня исцарапанного, довольно завертела хвостом, она и так все прекрасно слышала, но лицезреть мою кровь ей доставило явное удовольствие.

– Вечер прошёл удачно, ссслабый хозяин?

– Более чем.

– Как вас отделала сссеньора Энберри, однако.

– Я предпочту встретиться с тобой утром, был тяжёлый день и ещё более тяжелая ночь.

– Про твою ночь нассссслышана.

– Встретимся утром.

– В смысле всссстретимся?

– Я не планирую делить с тобой комнату. Поспишь на улице.

– Сссссссссссссссссссссс…

– Поспишь на улице. Мало ли ты придушишь меня во сне?

– Я не могу убить тебя, слабый, трусссливый хозяин. Это против кодекса.

– Ну, ты же набросилась на меня утром.

– Ты ещё не был моим хозяином по правилам. И я бы тебя не убила.

– Все равно, уходи, не хочу, чтобы ты ползала где-то поблизости, пока я сплю.

– Ты выгоняешь меня?

– Да.

– Сссссссссссссссс, труссссссс, труссссссс…

– Уймись, мне все равно на слова веревки.