Шарлотта моргнула. Она чувствовала себя ... чужой и жутко, почти невозможно описать словами. Она жила в этом доме почти сорок лет, но никогда раньше не видела его с такой ясностью, как сейчас: слепая женщина, которой внезапно вернули зрение, так что она больше не могла ориентироваться в окружении, которое было раньше. считается знакомым на всю жизнь. Здесь все было ужасно. Это было дешево, и главное - ложь.

  Так было не всегда, но она просто не могла вспомнить, когда этот дом перестал быть домом и стал могилой ее мечты и темницей ее совести. Десять лет назад? Двадцать? Или даже тогда, когда она заняла этот дом, сама почти ребенок, получивший подарок на могиле своих родителей, не осознавая, что он делал с ним и его душой?

  Шарлотта сделала шаг, снова остановилась и огляделась широко раскрытыми глазами, выражение которых, если бы она могла видеть его, испугало бы ее больше всего на свете. По крайней мере, здесь и в трех маленьких комнатах, в которых она жила, все сияло чистотой, но это не изменило того факта, что она внезапно почувствовала, что задыхается в грязи. Когда это началось? Когда, ради бога, она перестала беспокоиться о вещах, которые ее не касались, и когда она на самом деле начала верить во всю ложь, которой она жила с тех пор?

  Она не знала, и, может быть, это было хуже всего. Она даже не могла сказать, когда предала себя. она

  Занавеска была задернута так же резко, как и поднялась, и через секунду ее мысли показались такими же причудливыми и глупыми, как ее напугал вид собственного дома.

  Что за чушь!

  Она покачала головой с преувеличенной энергией, нервно улыбнулась и еще раз взглянула в том направлении, где исчезла странная троица. Что с ней не так? Она дряхла или трое просто застали ее в неподходящий момент? Мало того, что ей было все равно, что те трое там делали, ей было все равно, черт возьми, даже насрать. Это не их дело. Каждый имел право жить своей жизнью и делать все, что хотел. Если бы она не пустила их в комнату, они бы делали это на заднем сиденье машины или в каком-нибудь парке. Это ничего не изменило. И это не их дело.

  Шарлотта расправила худые плечи, окончательно развернулась и пошла обратно на кухню. Там были ошибки, от которых ей действительно нужно было избавиться.

  Несмотря ни на что, он снова заснул в машине. Возможно, это была не что иное, как запоздалая реакция на какой-либо из наркотиков, которыми он все еще был набит, или, возможно, естественная защитная реакция его тела в ответ на стресс и тревогу; может быть, это просто его способ потерять сознание, как истеричная горничная - так или иначе, когда Бреннер проснулся, он не мог вспомнить, где он был и как он сюда попал. Он снова лежал на кровати, у него снова заболела голова, и он снова проснулся с мучительными воспоминаниями о совершенно запутанном кошмаре.

  Но с этим всякое сходство с прошлыми тремя днями внезапно прекратилось.

  Одеяло над его головой было не белого цвета, а, скорее, неопределенного неряшливого цвета с неравномерным рисунком водяных пятен. Когда-то казалось, что у него был оштукатуренный край, который теперь откололся почти до неузнаваемости. В воздухе стоял легкий, но очень неприятный запах: смесь холодного сигаретного дыма, простыни, которые не меняли слишком долго, различные пищевые пары. А кровать, на которой он лежал, была жесткой. Он болезненно ощущал пружины провисшего матраса на своей спине. К тому же было холодно.

  И он был не один. Вместо тихого гудения своих электронных сторожевых псов он слышал голоса, которые были едва ли громче - и, кстати, едва ли лучше понятны - но это были человеческие голоса, и, несмотря ни на что, он, должно быть, хотя бы бессознательно идентифицировал некоторые из них. слова ... по крайней мере, он понял, что этот разговор был о нем.

  Он медленно повернул голову, вид темного потолка над ним постепенно уступал место плохо сохранившейся стене с дешевыми обоями и небрежно оформленной картиной универмага, пока он не увидел двух мужчин на другом конце комнаты у одного из них. маленький столик и тихо, но все равно очень бурно обсуждали друг с другом. Ее слова все еще не имели смысла, но жесты, которые их сопровождали, были. Он стал свидетелем того, что могло и не быть спором, но вскоре им довелось стать.

  Только тогда он понял, насколько необычным было это наблюдение. Не то, что он видел, а то, что он это видел. Перед его глазами больше не было серого тумана. Он заметил еще несколько мутных пятен, но они постепенно исчезли и, возможно, были лишь остатками усталости, которую он еще не полностью избавился, но он мог видеть. Почти стопроцентно.

  Двое мужчин за столом не ускользнули от его движения. Они прервали разговор и повернулись в его сторону, и когда Бреннер посмотрел им в глаза, он вспомнил сначала их имена, а затем, внезапно, все остальное.

  Не то чтобы он особенно любил эту память ...

  «Ты проснулся, - сказал Салид. «Это хорошо», - добавил Йоханнес: «Как ты себя чувствуешь?»

  «Гм», - ответил Бреннер, который, по его мнению, был вполне адекватным ответом на оба вопроса. Он не был уверен, действительно ли хорошо просыпаться. И как он себя чувствовал.