Кровать продолжала дрожать. Она наклонилась в сторону, на мгновение задрожала сильнее, а затем снова выпрямилась, как корабль с дырявыми стенками после удара огромной волны. Но на этот раз движение не прекратилось. Мешок откатился в сторону, упал и застегнулся посередине. На глазах у Вайхслера, широко раскрытого в недоумении, труп, казалось, немного приподнялся в своей черной скорлупе. Не очень далеко и тоже не очень быстро - но достаточно далеко, чтобы вы в конечном итоге потеряли равновесие и с влажным звуком упали на землю.

  Звук разрушил чары. Черный паук подпрыгнул до горла Вислы и стал кричать; задыхающийся звук, который заставил его отскочить назад и удариться о другую кровать. Затем охватил страх. на мгновение все, что он видел, стало красным: цветом страха. Его сердце колотилось так быстро и сильно, что грозило сбиться с ритма, и тогда он снова смог дышать, но это было так, как если бы он засосал молотое стекло в свои легкие. Атака длилась всего несколько секунд, но, возможно, он все равно спас бы Вайхслеру жизнь, если бы он сделал то, что кричала ему каждая клетка его тела: беги прочь.

  Он этого не делал.

  Возможно, ужас был слишком велик, то, что он увидел, было слишком странным, чтобы быть правдой. Он мог бы сбежать и, возможно, спасти свою жизнь, но он никогда бы не забыл эту фотографию.

  То, что он видел, не могло быть. Этого не могло быть. Он докажет себе, что все, что, по его мнению, он видел, не было настоящим. Он должен был. Если бы он этого не сделал, он бы сошел с ума.

  Жесткий, как робот, дюйм за дюймом, Вайхслер двигался взад и вперед и приседал, протягивая руки к пластиковому пакету. Это движение стоило ему бесконечных усилий, потому что все его мускулы были напряжены, чтобы разорваться. Он с усилием перевернул мешок и нащупал молнию. Он не открывался. Дешевый механизм заклинило, возможно, его пальцы были слишком неудобными. Но он должен был увидеть мертвую женщину. Он должен был убедить себя собственными глазами, что она мертва!

  Вайхслер перестал возиться с застежкой-молнией. Вместо этого он нащупал одну из трещин, образовавшихся в мешке при обрушении койки. Он вцепился руками и потянул изо всех сил, но каким бы тонким ни был черный пластик, он был прочным. Вайхслер тянул и тянул изо всех сил, но ему с трудом удалось удлинить разрыв над бедром. Пластик просто растянулся под его пальцами, меняя цвет с черных полос на грязно-серый; но не порвался.

  Вайхслер приходил в отчаяние. Сильным рывком он перевернул мертвую женщину на спину, снова попытал счастья с застежкой-молнией и, наконец, решил вытащить свой нож. Он был так неуклюж, что сам порезал себе большой палец; оно кровоточило, но он этого даже не чувствовал. Наконец он полностью раскрыл лезвие.

  Когда он попытался протолкнуть его через черный пластик, его взгляд упал на лицо мертвой женщины. Он мог это видеть. Не про. Не в общих чертах. Во всех подробностях. Черная фольга закрывала ее лицо, как вторая кожа, и прослеживала каждую крошечную деталь, каждую морщинку, каждую неровность на коже, каждую ресницу. Он мог видеть тонкие, слегка изогнутые брови; приподнятые скулы, которые, казалось, придавали всему лицу что-то слегка азиатское; прямой нос; даже более грубая структура кожи губ. Они были приоткрыты. Черная фольга между ними двигалась вперед и назад. Мертвые вздохнули.

  Теперь у Вайхслера было два варианта: он мог сойти с ума - если он еще не был - или его разум мог найти объяснение тому, что он видел, как бы невероятно это ни звучало. Мертвые вздохнули. Но мертвые не дышат. Она была мертва не поэтому, все было так просто.

  Смесь паники и бурлящего безумия, охватившая рациональное мышление Вайкслера, была смешана с новым, но совершенно другим страхом, поскольку он уловил единственное логическое объяснение того, что происходило перед его глазами: люди, находившиеся за пределами делопроизводства, совершили ошибку. . Молодая женщина не умерла.

  «Боже мой!» - прошептал Вайхслер.

  Тонкая пластиковая перепонка между губами продолжала двигаться, затем материал смялся немного выше; предполагаемая мертвая женщина попыталась открыть глаза, но не смогла.

  "Подождите! Сказал Вайхслер. «Не прилагайте усилий! Я ... Я тебе помогу! «Эти идиоты! Эти проклятые идиоты нашли живого! Они нашли выжившего в катастрофе - возможно, единственного выжившего! - и просто лежал между всеми мертвыми. Эти проклятые идиоты запихнули ее, как мусор в мешок для мусора, и бросили на тележку, даже не потрудившись пощупать ее пульс!

  «Секундочку! Он запнулся. "Я помогаю тебе! Подождите! »Эти чертовы идиоты! Эти проклятые, ошеломляющие идиоты! Заляпанной кровью рукой он взял нож и сделал прямой, удивительно надежный разрез, открывший фольгу от бедра до плеча молодой женщины. "Подождите! У нас будет это через мгновение! Еще одна секунда, и ты снова сможешь дышать. Я тебя вытащу! «

  Теперь девушка работала изо всех сил. Бледная, как воск, рука, покрытая кровью и грязью, появилась в трещине, расширив ее, затем на секунду. Вайхслер заметил, что большая часть ногтей раскололась и сильно откололась от чувствительной кожи под ними. И еще кое-что поразило его: из мешка для трупов исходил липко-сладкий запах. Тот же запах, который постоянно наполнял весь спортзал в течение трех дней, только гораздо более интенсивный. Для девушки сбылся кошмар; возможно, худший из всех возможных снов. Она была похоронена заживо и пробудилась в мире мертвых.

  «Боже мой!» - снова и снова заикался Вайхслер. «Боже мой, Боже мой! "Его руки тянули и рвали фольгу, помогая девушке еще больше расширить трещину. Его пальцы коснулись кожи девушки, и его ужас усилился, когда он почувствовал, что даже ее кожа ощущается как кожа мертвеца, холодная, скользкая и слишком мягкая; не как живую плоть, а как поролон. Эта женщина видела больше, чем ад. Вайхслер изо всех сил разорвал пленку, покрывающую ее голову, так что она со всасывающим звуком отслоилась от ее лица. На долю секунды в нем остался его отпечаток, он выглядел так, как будто он действительно сорвался с лица девушки.