«Послушайте», - сказал он поспешно и громко, но тоном, который, по крайней мере, надеялся, не будет звучать угрожающе. «Я не могу вам сейчас это объяснить, но я ваш союзник. Я здесь по поводу Бреннера, и по той же причине, по которой вы здесь - и он тоже. Он указал на Александра. «Пожалуйста, просто поверьте мне. Я вам все объясню, как только мы выберемся отсюда. Но теперь мне нужно найти Бреннера. Вы знаете, где он? "
Йоханнес автоматически кивнул, хотя Салид сомневался, что он вообще понял свой вопрос.
"Где?"
«За ... за дверью», - запинаясь, пробормотал Йоханнес. «Я думаю, что… третья комната справа».
«Хорошо», - Салид повернулся к двери, снова остановился и снова посмотрел на Йоханнеса. "Оставайся здесь? Я имею в виду, могу ли я рассчитывать на то, что ты не сделаешь ничего глупого? Только до тех пор, пока я не вернусь и не все тебе объясню? - Но что объяснил? - встревоженно спросил Йоханнес.
Салид знал, что на счету каждая секунда. Он не боялся. Он даже не нервничал. Но он бывал в подобных ситуациях достаточно часто, чтобы знать, что теперь он может позволить себе все, кроме одного: напрасной траты времени. Но молодой священнослужитель находился в состоянии, в котором он был совершенно непредсказуем. «Ты был прав, Йоханнес», - сказал он. «Все, что вы сказали Александру, - правда. По правде говоря, это намного хуже, чем вы думаете ".
Конечно, никого не было ни в раздевалке, ни в душе, и уж тем более здесь; На полу тоже не было следов, не говоря уже о тенях. Единственная тень, которая двигалась в зале, была его собственной, и все ужасы там производились им самим. Намного больше, чем ему хотелось бы быть точным.
Вайхслеру даже не потребовалось много времени, чтобы преодолеть панику и найти единственное возможное объяснение тому, что он испытал, а именно то, что это ему приснилось.
Когда это случилось, он бы поставил правую руку, увидев человека перед собой. Он слышал его голос. Он посмотрел ему в глаза. Это было настолько реалистично, насколько это могло быть; и все еще неправда. Галлюцинация, не более того. Если бы галлюцинации не были реалистичными, они не были бы ужасными. После трех дней в этом сумасшедшем доме он мог иметь право на собственное маленькое безумие.
Вайхслер глубоко чувствовал, что это объяснение неверно, но он старался не развивать эту идею дальше. Что-то в нем сжалось от этой истины, как рука перед раскаленной печью.
Кроме того, в данный момент у него были дела поважнее, чем думать о странных формах, растворяющихся в воздухе. После трех дней, в течение которых каждая минута стала его личным врагом, у него теперь не было времени. Его замена пришла через десять минут, и к тому времени ему придется как минимум навести здесь самый хаос.
Вайхслер отказался от этого плана, чтобы захотеть отремонтировать диван; у него не было ни времени, ни инструментов для этого. Ему придется довольствоваться тем, что снова уложит мертвую женщину на койку и уравновесит кровать, чтобы она не рухнула, пока его здесь не будет.
Он приложил все усилия, чтобы поднять с пола тонкий пластиковый пакет и положить его на сломанный каркас кровати. Скольжение было отвратительным; не холодно и гладко, как должно быть, а тепло, мягко, почти ... живо. Что-то двигалось внизу. Что-то подкралось.
Вайхслер попытался отогнать эту мысль. Его нервы волочились по полу, вот и все. Он осторожно положил мешок на зеленое покрытие и с трудом удержался от соблазна поспешно сесть и вытереть руки о брюки. Вместо этого он очень осторожно отпустил свое ужасное бремя; и всегда готовы снова получить доступ, если диван снова выйдет из строя.
Она держалась. Теперь трехногая фигура на мгновение наклонилась в сторону, но затем снова повернулась в прямую линию и встала. Вайхслер осторожно сел, убрал руки и облегченно улыбнулся. На секунду или около того его улыбка замерла.
Сумка для трупа двинулась.
В этом не было никаких сомнений. Это не выглядело так, будто он двигался. Не то чтобы раскачивание дивана перенеслось только на мешок. Это было просто так: мешок - нет, не мешок: в нем что-то двигалось.
То, что было и чего хотелось.
Именно от этой мысли что-то сходило с ума в голове Вайхслера. Это было похоже на разрыв связей, разрыв связей и отключение органических цепей где-то в его мозгу. Было все, чего можно было ожидать: паника, ужас, страх и истерия, но они не возымели действия. Паника и истерия свирепствовали, как бешеные звери, но в маленьких, тщательно запертых камерах. Страх и ужас заставили его нервы вспыхнуть, как тонкий провод лампочки, случайно подключенной к линии электропередачи. Но он ничего не сделал. Он не мог. Что-то в нем блокировало любую реакцию, включая, пожалуй, единственный разумный импульс убежать как можно быстрее и дальше.
Блестящий черный пластиковый лист двинулся дальше, вздуваясь, сгибаясь и снова сглаживаясь. Что-то внизу сдвинулось. Руки, которые хотели выбраться. Ногти царапают пластик с глухим резиновым звуком. И что-то подкралось к Вайхслеру; возможно, страх, который нашел другой выход, а не через его нервы, теперь закрался по его горлу, как толстый волосатый комок на паучьих лапах. Он все еще не мог пошевелиться. Его тело было полностью парализовано; даже его дыхательный рефлекс был мертв.
