Машина пролетела над головой так близко, что Бреннера и Йоханнеса чуть не сбило с ног тягой роторов. С трудом спотыкаясь и размахивая руками, Бреннер снова нашел равновесие и инстинктивно уклонился влево, в сторону от вертолета. Йоханнес последовал за ним, но, хотя теперь он бежал, спасая свою жизнь, он все еще двигался механическими жесткими шагами, которые больше походили на движения робота, чем у живого человека. Бреннер был уверен, что, если бы ему сказали, он бы просто остановился и стал ждать смерти.
«Быстрее!» - крикнул ему Бреннер, потянувшись еще сильнее, когда увидел, что машина почти завершила свой ход.
Люди в вертолете сделали именно то, что он ожидал. Машина раскачивалась во время смелого маневра, как маленькая лодка на высоких волнах, поэтому первый пулеметный залп безнадежно промахнулся мимо Йоханнеса и его и вызвал выплескивание камней и штукатурки из фасада в метрах над ними. Но пилот быстро восстановил контроль над своей машиной. Вертолет на секунду остановился в воздухе, затем его нос наклонился вперед, и машина понеслась к нему и Йоханнесу. Пушка Гатлина, ствол которой торчал из-под угловатого лука, как тупой хоботок огромного металлического насекомого, с пронзительным, нервозным пением начал извергать снаряды в быстрой последовательности. Снова пламя и обломки взорвались от тротуара, но на этот раз след яростного извержения шел прямо на него и Йоханнеса.
Всего в трех или четырех шагах от дома был небольшой лестничный пролет, ведущий к входной двери. Если они дойдут до коридора, у них все еще может быть крошечный шанс. Бреннер толкнул Иоганнеса, заставив его споткнуться быстрее, оглянулся через плечо и вскрикнул от ужаса, когда увидел, что пулеметный залп продолжал стрелять прямо в него и молодого священника. Она была быстрой. Невероятно быстро. С отчаянным усилием он бросился вперед, преодолел последние две ступеньки одним прыжком, бросился на Иоганнеса с раскинутыми руками и поволок его за собой на землю.
В следующую долю секунды мир вокруг них взорвался. Снаряды пробивали дыры размером с кулак в стенах по обе стороны от двери, отрывали куски дерева от рамы и высекали искры со ступенек у ног Бреннера. Вся дверь была поражена мощным ударом молотка и разлетелась внутрь под дождем из щебня, и воздух был полон дыма, пыли и едкого запаха пороха. Что-то горячее, как светящийся ноготь дьявола, пробежало по спине Бреннера. Боль заставила его вскрикнуть. Он корчился, как задетый червяк. Раскаленные раскаленные каменные осколки и дымящееся дерево обрушились на него, когда залп пуль прошел и теперь разбил левую половину двери и стену рядом с ней. Он был почти слеп. Он видел только черный дым и дым, за которым он вспыхивал снова и снова.
Потом все было кончено. Вой автоматической пушки внезапно прекратился, и после адского шума уши Бреннера стали почти глухими, так что он не мог слышать потрескивание пламени или звук обломков и пыли, все еще отрывающихся от стены и падающих на пол.
Бреннер неуверенно сел. Он был убежден, что его руки прогнутся под тяжестью его тела, потому что он должен быть ранен. Говорят, что шок от серьезной травмы поначалу часто был настолько сильным, что вы даже не чувствовали боли. И его бы не удивило, если бы он подталкивался все дальше и дальше и внезапно увидел свое собственное изодранное тело, лежащее под ним рядом с телом Джона.
Ничего подобного не произошло. Вместо этого он снова почувствовал сильное жжение между лопатками, где пуля задела его, и множество крошечных порезов и ссадин на его руках и лице.
Бреннер недоверчиво посмотрел на себя. Это было совершенно невозможно. Не после ада, разразившегося вокруг них. И все же: ни в него, ни в Йоханнеса не попала ни одна пуля.
Он очень медленно повернулся. Пыль и дым медленно рассеялись, но он все еще мог видеть, что вертолет все еще неподвижно висел над дорогой. Автоматическая пушка перестала стрелять, и, несмотря на расстояние добрых пятнадцати или двадцати метров, он видел ошеломленное выражение на лице пилота, когда он и Йоханнес поднялись, по-видимому, невредимыми, посреди хаоса.
Но он увидел кое-что еще: следы дыма, отмечавшие путь залпа пули, на этот раз не улетели. Скорее, они медленно меняли свой цвет, поднимаясь снизу вверх, становясь темнее и как-то более массивным, как если бы дым превратился в кипящую вязкую субстанцию. Дорога в пяти метрах ниже машины начала вибрировать, а потом что-то вроде мелкой зернистой дымки растворилось и там стало медленно подниматься вверх.
Хотя воздух над дорогой был почти неподвижен, машина внезапно закачалась, как будто ее ударил порыв ветра. Может быть, пилот на мгновение потерял контроль над ней, может быть, выстрелы Салида нанесли больший урон, чем ранее предполагал Бреннер. Пилот восстановил управление вертолетом через секунду, но к тому времени, когда ему это удалось, положение машины немного изменилось; возможно, даже не случайно. Пушка под носом теперь снова указывала на Салида, который был все еще в тридцати ярдах от него и нацелил свое оружие на вертолет. По какой-то причине он мог не стрелять по мирской причине, что у него кончились боеприпасы, но, возможно, это было нечто большее. Здесь что-то происходило. Что-то ... невообразимое происходило перед всеми ними, и Салид должен был чувствовать это так же ясно, как Бреннер и Йоханнес, и, возможно, люди в вертолете тоже. Что-то большое.
Бреннер затаил дыхание, когда увидел, что ствол автоматической пушки повернулся немного дальше, чем сам вертолет, и указал на Салида. Но ни пилот, ни палестинец не стреляли. Ситуация была почти абсурдной: двое оппонентов смотрели друг на друга, как два актера из гротескного вестерна; два дуэлянта, вышедшие на рассвете, чтобы завершить сделку чести. Это было совершенно несправедливое сравнение: с одной стороны, одинокий человек, у которого ничего не было, кроме пустых рук и почти бесполезного оружия, с другой - одна из самых опасных машин истребления, когда-либо построенных, чудовище из стали и пластика, разрушительного потенциала которого хватило, чтобы стереть с лица земли небольшой городок. И поэтому Бреннер почти сразу понял аллегорию этой сцены: это была классическая картина. Битва с драконом. Человеческая воля против стихийной силы разрушения; две силы, которые, возможно, наиболее глубоко изменили мир с незапамятных времен.
