Салид скривился от отвращения и начал пинать крошечных насекомых, которые убежали от него. Они взорвались с необычайно ярким, широко слышимым шумом, и воображение Бреннера вырвалось из-под его поводья достаточно далеко, чтобы превратить его в тонкие крики боли, требующие возмездия.

  На Салида животные не нападали. Кто бы ни послал их, кто бы ни послал их - не посылал их уничтожать их. Тем не менее Салид не остановился, а стал пинать все сильнее и сильнее. Его туфли врезались крошечным существам в землю, как если бы он топтал не насекомых размером с ноготь, а скорее опасное чудовище, которое, как он боялся, вонзило бы клыки в его плоть, если бы он не уничтожил его первой атакой. Он все еще издавал эти странные, тяжелые крики. И он не остановился, когда перед ним ничего не было, а перерос в настоящее безумие.

  Наконец Бреннер поднял руку и коснулся плеча Салида. «Это хорошо», - сказал он. «Прекрати, Салид. Все окончено."

  Ничего не было кончено, и они оба знали это, и уж точно ничего хорошего в этом не было. Но если бы не его слова, то, возможно, вес его руки разрушил недовольство. Салид развернулся и так сильно вскинул руку, что Бреннер чуть не потерял равновесие, и онемевшая боль пронзила его плечо. Но он также посмотрел в глаза Салиду и увидел, что огонь безумия в них погас, уступив место страху, который все еще бушевал, но, тем не менее, был другим. Теперь Салид чувствовал страх; хорошее предчувствие против того, что овладело им прежде.

  «Все кончено, - снова сказал Бреннер.

  Салид громко вдохнул. Он нервно провел кончиком языка по губам. «Я ... мне очень жаль».

  «Что?» - спросил Бреннер. "Это вы проявили человеческое чувство?"

  «Я потерял контроль», - сказал Салид. «Пожалуйста, прости». Он помедлил краткое, но заметное мгновение, затем добавил: «Я ненавижу пауков. Это глупо, но ... Этого больше не повторится ".

  Бреннер молчал. Они не были пауками. Не только. Даже по большей части. А внутри дома на нее напали миллионы. Почему Салид так не отреагировал, когда на самом деле он страдал только арахнофобией?

  Он знал ответ, как только сформулировал вопрос в уме, и, что еще хуже, Салид ясно прочитал его в его глазах. Палестинцы боялись пауков не больше, чем пулеметы, боевые вертолеты или что-то еще на свете. Единственное, чего он боялся, - это страха. И на мгновение она ошеломила его. Он потерял контроль; о ситуации, о том, что произошло, и, прежде всего, о нем самом, и это его пугало.

  Затем, из одной секунды в другую, он снова был самим собой. Он резко обернулся, полсекунды смотрел на выдолбленную машину, почти полный ненависти, и, наконец, сильно пнул дверь.

  «Мы не пойдем дальше с этим», - сердито сказал он. Некоторое время он смотрел в пространство, затем снова повернулся направо, налево и направо. Бреннер буквально видел, как это работает у него за лбом. В то же время он нашел свой путь к своему обычному «я». Даже если он уклонился от этой мысли: Бреннер был уверен, что Салид приветствовал эту ситуацию. Это был вызов. Задача, которую нужно решить; с чем бороться.

  Наконец Салид снова повернулся и указал на запад по улице. "Сюда. Ты еще сможешь это сделать? "

  Бреннер кивнул, но все еще стоял на месте. Примерно через тридцать или сорок ярдов дорога затерялась в полной темноте - он только сейчас заметил, что не только все уличные фонари, но и все огни погасли, - но он был убежден, что что-то поджидает их за темнотой. Мужчины, которые пришли убить их. Или что-то другое. Худший.

  «Почему бы нам не пойти туда?» Бреннер указал на ряд деревьев позади машины. Он не мог видеть, что было за ней, но подозревал, что это была небольшая зеленая зона или парк; возможно, уже часть территории больницы. Салид сказал, что они были всего в квартале отсюда.

  «Потому что они определенно этого ожидают», - сказал Салид. «Я не хочу бегать перед дюжиной снайперов».

  Судя по тому, что они видели за последние несколько минут, это должно быть смешно даже для его собственных ушей, но Бреннер не стал спорить. В глубине души он давно сдался. Это вовсе не сила внушения Салида заставляла его делать то, что он не хотел делать. У него больше не было желания что-либо делать. Раньше он сравнивал Йоханнеса с марионеткой, но теперь он понял, что это он сам висел на невидимых нитях, да, цепляясь за нее из последних сил.

  Некоторое время они шли по улице в тишине, Салид нервно оглядывался; и еще более нервно играл с оружием, которое все еще держал в правой руке. Некоторое время их сопровождала тьма, но она уже не была такой идеальной, как раньше, когда они видели ее только со стороны. Вначале Бреннер почти отчаянно избегал смотреть на дома, мимо которых они проходили. Он боялся увидеть пустые подоконники, дома без дверей, без перил и ступенек, без жизни. Но, по крайней мере, эта худшая из всех идей оказалась ошибочной. Наконец, почти против своей воли, он взглянул на фасад слева, и он выглядел совершенно нормально: дом без света, но цел. Чума, поразившая улицу, оставила здесь здания и, великий Бог, молился он, жизнь в них - нетронутыми.

  Внезапно Салид остановился и предупредительно поднял руку. "Вон там! Он прошептал.

  Недалеко от них начала рассыпаться библейская тьма; и не только в переносном смысле. Бреннеру действительно показалось, что они оказались в гуще черно-серого тумана, который остановился в нескольких шагах перед ними. За ней мерцали красные и синие огни, и звуки вернулись в мир. Он слышал голоса, крики, сирены и крики, шум людей - очень много людей - возбужденно бегающих вокруг. Как и свет, звуки были странно приглушенными, как будто они продвигались к ним сквозь стену дыма. Или изо всех сил пытались воплотиться в реальность.