Записанные воспоминания христиан, которым довелось побывать в плену у корсаров, таят богатейшие сведения. Ценность этих источников, подробно повествующих о жизни на кораблях и корсарских набегах, станет еще понятнее, если принять к сведению то, что их османские аналоги можно пересчитать по пальцам одной руки. Все книги, отчеты и письма, составленные в Северной Африке консулами, торговцами, священнослужителями и выкупщиками рабов, способны прояснить историю корсарских портов почти во всех аспектах; даже магрибские историки, описывая прошлое своих стран, до сих пор пользуются этими источниками чаще, нежели арабскими, что в очередной раз подчеркивает важность первых[17].
Впрочем, наши источники не лишены недостатков – в зависимости от того, какого рода они были, какой аудитории адресовались и каким оказывался их формат (архивный документ, рукопись, книга). Да, в них много сведений, четких и ясных, но все же те, кто их писал, смотрели извне и действовали не без предрассудков. Мы обращались к таким источникам только после того, как они проходили своего рода «критический фильтр». Из литературных текстов мы устраняли влияние стереотипов и мотивов, призванных привлечь читателей; а правительственная корреспонденция, не предназначенная для широкой публики, оценивалась с учетом риторических стратегий, от которых никак не могли отказаться правящие элиты в гуманистической Европе[18]. Кроме того, общедоступные европейские источники, мы, насколько возможно, читали в сопоставлении с османскими. И, наконец, мы делали все, чтобы данные из указанных источников были представлены в согласии с географическими, климатическими, экономическими и технологическими особенностями эпохи.
Не менее важную роль, чем первоисточники, для этой книги сыграли и академические труды, изданные на Западе. Никак нельзя отрицать, что во Франции, Испании, Англии и Алжире написано множество литературных произведений, посвященных и османскому, и христианскому корсарству, – трудов значительно более качественных и разносторонних, нежели те, что созданы в Турции. Еще до недавних пор в Турции очень слабо изучались иностранные языки и мало кому удавалось провести исследование за границей; здесь мало библиотек, отвечающих международным стандартам; тем самым наши ученые оказались оторванными от революционных трудов в сферах военно-морской и средиземноморской истории.
Иначе как объяснить, что почти ни один турецкий историк не обратился даже к тем подробным французским трудам XIX века, которые сейчас свободно доступны в интернете? Исключение составляют всего две книги, одна из которых написана в 1936 году![19] Почему академики игнорируют эту литературу? И почему в библиотеках всех наших учреждений совершенно нет классических работ, посвященных корабельным технологиям?
К сожалению, решение инфраструктурной проблемы почти не принесло результата на протяжении последних лет. За эти 15 лет возросли возможности цифрового копирования, языки изучают широко и повсеместно, Турция еще сильнее интегрировалась в заграничный мир и все больше турецких историков ежедневно посещает европейские архивы, – однако они, как и прежде, предпочитают закоренелые темы османской истории или же сосредотачиваются на торговле, дипломатии, личности либо событии и применяют описательный стиль западных источников, не подвергая их даже малейшей критике. Нам до сих пор нечасто встречаются труды, посвященные таким столь популярным на Западе темам, как корсарство, рабство, шпионаж, ренегатство, культурный и технологический взаимообмен, иерархия… И мы желаем, чтобы эта книга стала первой в нашем деле и проторила путь другим.
И, наконец, скажем, что и в западных монографиях не обходится без проблем. Во-первых – и это самое главное, – в них иногда без надлежащей критической оценки используются достаточно предвзятые источники, которые не сопоставляются с арабскими и османскими. Печально наблюдать, как современные историки разделяют голословные стереотипы и китчевые мотивы этих работ; в итоге бедные османские корсары оказываются между безразличными учеными Востока и предвзятыми академиками Запада как между молотом и наковальней.
В западных исследованиях средиземноморского корсарства проявляется еще одна значительная проблема: пусть они все полны самых подробных сведений, но при этом оценивают корсарство как некое статичное явление, обходя вниманием многовековые экономические, технологические и социальные изменения. Это лишь подтверждает наш аргумент, согласно которому ряд некоторые из этих исследователей шли в том же направлении, что и их предшественники в XVIII столетии, в котором свершились неожиданные перемены, важные для корсаров.
Теперь перейдем и к новым аргументам и точкам зрения, которые предлагает наша книга. Во-первых, как мы уже отметили, на последующих страницах вас ждут не «уютные» категории Стамбула, Венеции, Мадрида и Рима, а нескончаемые сюрпризы пограничья. Есть и еще один момент, особо подчеркнутый в иных наших произведениях: если мы смотрим из столицы, то ни в какие подзорные трубы нам не увидеть ярчайшей и противоречивой сути пограничья; слова «увеличительное стекло» – здесь это лишь оксюморон. Как представления о морали и адабе[20], руководящие жизнью почтенного стамбульского бея-эфенди[21], далеки от правдивого отображения жизни первых поколений горожан, так и категории, созданные столичными элитами с их представлением об исламе, литературных мотивах и цивилизованных культурах, не позволят в полной мере понять мир пограничья, где на собачьих тропах – конский след.
Безусловно, мы говорим об этом не впервые; на этом делают акцент многие признанные эксперты – от Броделя до Даклии, от Сола до Дюрстелера, – и тем не менее в Турции этот тезис лишь вызывает непонятное сопротивление. Наши историки с их верой в безраздельность султанской власти склонны расценивать автономию просто как факт и закрывать на нее глаза – и в то же время они не боятся жертвовать невероятно изменчивой идентичностью жителей региона и его религиозным разнообразием ради до резкости ясных аналитических категорий, рожденных в имперских центрах. Мы приложили все усилия, чтобы не допустить этих ошибок и не выстраивать наши аргументы на дихотомиях, скажем, таких как «мусульманские гази – грешные кафиры»; «зиндики – мумины»[22], «разбойники – верноподданные».
Есть и другая особенность, отличающая наш труд: политические события здесь расположены не в хронологическом порядке, а представлены лишь по мере того, насколько они могут служить примерами к аргументам. Кроме того, за счет различных подробностей, предоставленных западными источниками, расширен сам спектр политических событий и их персонажей. Нам хотелось бы особо подчеркнуть: как бы часто в книге ни встречались имена корсаров, она не призвана восхвалить героизм таких реисов, как Кемаль, Оруч, Хайреддин и Тургуд, или же прославить их подвиги. Ради того, чтобы получить ответы, мы вывели на сцену многих корсаров, которые сыграли важную роль, но о чьих именах мало кто слышал: это Буюк (Арнавуд) Мурад; Айдын; Синан; Улудж Али; Кара Ходжа; Хасан Калфа; Арнавуд Меми; Али Биджинин; Юсуф (Джон Уорд); Улудж Хасан; Симон Дансекер; Сулейман; Кючюк (Фламенко) Мурад; Меземорта Хюсейин; Канарьялы Али…
Наряду с тем, что мы попытались отдалиться от линейной и повествовательной политической истории, на страницах книги мы также рассмотрим главное назначение пиратства – этой древней профессии Средиземноморья. И пусть турецкая историография, взирая на пограничье глазами Стамбула, по сей день представляет наших корсаров как героев, служащих вере и государству, мы оценим их как рациональных деятелей, занятых экономикой и пытавшихся выжить в непростых условиях.
