Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Тревога, связанная с авторитетом Хайреддина, заметна еще там, где текст повествует о периоде, когда Хайреддин был primus inter pares в обществе османских корсаров Западного Средиземноморья. Если бы проблема заключалась только в оценке исторических фактов или же, по крайней мере, в описании газы, то в «Газавате» нашлось бы заслуженное место и другим влиятельным реисам, скажем, таким как Чифут Синан (он пиратствовал не меньше Хызыра, совершая свои набеги с базы на острове Джерба в 1520-х годах) или же Айдын-реис (он в 1529 году одержал важную победу над Габсбургами, о которой мы упоминали выше)[184]. Впрочем, как заметил и Роадс Мерфи, Сейид Муради стремился вывести на передний план только Хызыра и Оруча, что в очередной раз подтверждает: музыку заказывает тот, кто платит[185].

Итак, написанный в этих условиях «Газават» был попыткой создать вокруг Хайреддина ореол гази – и потому мир пограничья был описан через мотивы и метафоры, очень часто используемые в османских источниках классического периода. Ведь османские летописцы, в отличие от современных им европейских хронистов, составляли свои произведения не для того, чтобы о чем-то сообщить, что-то оценить и что-то уточнить – но, видимо, расценивали их как литературный жанр. По сравнению с текстами Санудо, Приули[186] или Сандоваля[187] произведения таких летописцев, как Лютфи-паша[188], Селяники[189] и Печеви[190] весьма проигрывают в детализации и точном описании событий. По сути, «Газават» принадлежит к той же традиции, что и сочинения указанных османских историков, а также составлен под патронажем, поэтому автор при необходимости спокойно игнорировал самые очевидные исторические сведения. Это произведение, непрестанно восхваляющее героизм гази, написано для чтения вслух перед аудиторией. Отчасти из-за этого автор не озаботился хронологической цельностью текста; он повествует о событиях в запутанной форме без контекста и связи с исторической последовательностью[191].

Оксюмороны[192] пограничья: мюхтэди, христиане и еврейские гази

В предыдущем разделе мы упомянули о том, сколь разнообразны были религиозные и этнические истоки корсаров. И, наверное, нам было бы трудно нанести серьезный удар по «этосу газы», если бы мы просто сказали, что мюхтэди (отступники от мусульманской веры, позже вновь принявшие ислам) сыграли свою роль в корсарстве наряду с выходцами из мусульман. Но мы пошли дальше. Огромное множество выходцев из девширме, вошедших в число управителей Османской империи, еще не свидетельствует о том, будто ее воины не вели газы, – и наличия пиратов-мюхтэди недостаточно, чтобы доказать, будто религия не была основным мотивом корсаров.

Здесь следует обратить внимание на две особенности, отличающие корсаров-ренегатов от мюхтэди, воспитанных в Эндеруне. Во-первых, отметим, что наши корсары-мюхтэди не имели никакого образования – в отличие от девширме ХVI века, которых в Эндеруне или же оджаке янычаров знакомили с османской и исламской культурой. Мы знаем, что пленников, решивших принять ислам, обучал какой-либо учитель; однако это не идет ни в какое сравнение с образованием, получаемым во дворце или в армии. С другой стороны, если к толкованию произведений таких клириков-католиков, как Эро, который объявил реиса Али Биджинина безбожником, не знающим книг[193], действительно следует подходить осторожно, применить этот «осмотрительный» подход, скажем, к словам венецианского байло у нас уже не получится. Вопреки заверениям Эро, этот опытный дипломат не преследовал никаких пропагандистских намерений и в своей реляции обращался не к предвзятым читателям, а к узкому кругу сенаторов – закрытому олигархату. Так вот, байло признаёт, что адмирал османского флота Улудж Али (Кылыч Али-паша) на вершине своей славы оставался совершенно безграмотным[194]. В анонимном саркастическом стихе о нем с осуждением сказано: «Жесток и беспощаден // Кафир – и так суров // Как скажет „no“ – никто его // Не склонит на добро»[195]. Строки наводят на мысль, что Улудж Али очень плохо разговаривал на турецком. Улудж Хасан-паша, его преемник, на момент назначения бейлербеем Алжира в 1577 году знал всего двадцать пять турецких слов; получается, что четырнадцать лет, проведенные в Дар уль-Исламе (и из них пять – в Стамбуле) не очень способствовали делу[196]. Как мы видим, ренегаты из Западного Средиземноморья никогда не становились неотъемлемой частью османской системы и оставались чуждыми новой культуре даже после того, как поселялись в Стамбуле. Иначе почему Улудж Али, годами занимавший должность капудан-ы дерья, постоянно просил султана разрешить ему возвратиться в Северную Африку?[197]

Кроме того, большая часть мюхтэди из Западного Средиземноморья были бывшими подданными Габсбургов, и потому их обычно порицали османские девширме (как правило, уроженцы Балкан). Так, в 1561 году вместе с известным корсаром Винченцо Чикала, выходцем из генуэзской семьи, промышлявшей пиратством на острове Сицилия, в плен к османам попал и его сын – будущий Джигалазаде Юсуф Синан-паша (Сципион Чикала). Весьма интересно о нем отзывался великий визирь Дамад Ибрагим-паша. Обвиняя Джигалазаде в том, что тот испортил отношения султана с Венецией, Ибрагим-паша говорил так: он не христианин, но и не «турок» (читай «мусульманин»). Байло Джироламо Капелло в свою очередь, подстрекая пашу, уверял, что не стоит удивляться тому, как Джигала хорошо ладит с французским послом. Ведь он – испанец (то есть подданный Габсбургов), а тот – француз, разве не так? Похоже, Ибрагиму, боснийцу-мюхтэди, пришлись по душе такие слова. Раньше он совершенно не обращал внимания на испанское происхождение Джигала – а вот теперь понадобилось срочно донести об этом султану[198].

Однако самое яркое доказательство того, что османские элиты порой с сарказмом отзывались о прошлом мюхтэди, – это история, связанная с мечетью Кылыча Али-паши, которую записал Эвлия Челеби. Согласно потешному рассказу, «известному среди вельмож», то есть османских элит, Кылыч Али, «человек варварского происхождения» («улудж») и «говорящий по-европейски», после постройки мечети, носящей его имя, во время первого пятничного намаза в ней не понял касиды, восхваляющей посланника Аллаха (осм. na’t – нат

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

вернуться

184

Lane-Poole, The Barbary Corsairs, s. 57–58; Arıkan ve Toledo, Türk-İspanyol İlişkileri, 200–201; Marino Sanudo, I diarii di Marino Sanuto (MCCCCXCVI-MDXXXIII) dall’ autografo Marciano ital. cl. VII codd. CDXIX–CDLXXVII, yay. haz. Federico Stefani, Guglielmo Berchet ve Nicolò Barozzi (Venezia: F. Visentini, 1879), LII. cilt, süt. 208–209.

вернуться

185

Murphey, «Seyyid Muradî’s Prose», 528–529.

вернуться

186

Girolamo Priuli, I Diarii di Girolamo Priuli (AA. 1494–1512), yay. haz. Arturo Segre ve Roberto Cessi (Città di Castello: Casa Editrice S. Lapi, 1912–1938), 4 cilt.

вернуться

187

Prudencio de Sandoval, Historia de la vida y hechos del Emperador Carlos V, maximo fortissimo Rey Catholico de España, y de las Indias, Islas, y Tierra Firme del Mar.

вернуться

188

Lütfî Paşa, Tevârih-i Âl-i Osman, yay. haz. Kayhan Atik (Ankara: T.C. Kültür Bakanlığı Yayınları, 2001).

вернуться

189

Selânikî Mustafa Efendi, Tarih-i Selânikî, yay. haz. Mehmet İpşirli (Ankara: Türk Tarih Kurumu, 1999), 2 cilt.

вернуться

190

Peçevi İbrahim Efendi, Târîh-i Peçevi (İstanbul, H. 1283). Как бы мы ни оспаривали использование «Истории Печеви» даже с неакадемической целью, но все же обязаны издать ее в облегченном турецком варианте. Peçevi İbrahim Efendi, Tarîh-i Peçevî, yay. haz. Fahri Ç. Derin ve Vahit Çubuk (İstanbul: Enderun Kitabevi, 1980).

вернуться

191

Как заметил недавно Роадс Мерфи, «Газават» – несравненный источник для изучения ценностных ориентиров и мотивов ранних османских пиратов. К тому же Мерфи справедливо замечает, что Сейид Муради был вынужден опираться на устные источники, повествуя о 1515–1535 годах, и не мог ни полноценно датировать события, ни подробно о них рассказать. Murphey, «Seyyid Muradî», 521.

вернуться

192

Оксюморон – сочетание противоречащих друг другу слов или понятий.

вернуться

193

«Il vivoit quasi comme un athée.» (фр. «Он жил почти как безбожник»). Merouche, La course: mythes et réalité, 190; Lucien Herault, Les victoires de la charité ou la Relation des Voyages de Barbarie faits en Alger par le R. P. Lucien Herault, pour le Rachapt des François Esclaves aux années 1643.&1645 (Paris: Louis Boulanger, 1646), 33. Меруш дает эту ссылку, но на обозначенной им 33-й странице нет такого выражения.

вернуться

194

Байло Джанфранческо Моросини подал эту relazione венецианскому сенату в 1585 году. Eugenio Albèri (yay. haz.), Le relazioni degli ambasciatori veneti al Senato durante il secolo decimosesto (Firenze: Società Editrice Fiorentina, 1839–1863), IX. cilt, 291.

вернуться

195

Nusret Gedik, «Gemici Dili ile Kılıç Ali Paşa Hicviyyesi», Türk Kültürü İncelemeleri Dergisi 37 (2017), 154.

вернуться

196

«…che appena sa dir vinticinque parole in Turchesco.» (итал. «который едва ли знает, как сказать хотя бы двадцать пять слов по-турецки») ASV, SDC, fl. 11, fol. 103v (20 мая 1577).

вернуться

197

ASV, SDC, fil. 21, cc. 241v-242r (14 мая 1585); Emrah Safa Gürkan, «Fooling the Sultan: Information, Decision-Making and the ‘Mediterranean Faction’ (1585–1587)», Journal of Ottoman Studies 45 (2015), 77–78.

вернуться

198

ASV, SDC, fil. 49, c. 168r (14 мая 1599).

16
{"b":"743337","o":1}