Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Конечно, мы не удержались – и заинтриговали читателей сладкой приманкой, крохотной частью историй удачливого меньшинства, чьи приключения вошли в легенды последующих поколений. Но пусть наша маленькая слабость не внушает вам мысль, будто произведение, которое вы держите в руках, – это «эксцентрическая» книжка, от начала до конца переполненная прибаутками. Сколько бы забавных историй ни вместили ее страницы (их тон в общем-то спокоен и выдержан, что приличествует духу пограничья), мы все же стойко держимся строгих научных правил, и наша работа содержит открытия, к которым мы пришли после долгих изысканий в архивах и библиотеках едва ли не всей Европы и Турции. Собственно, как и любой научный труд, наше произведение обязано привнести в литературу нечто новое. В таком случае спросим: чем же отличается эта книга от всего, что было прежде? Тем, что перед вами – попытка понять, что делали гази, воители веры, в годы «золотого века» корсарства, когда осели в Северной Африке, прибыв из Восточного Средиземноморья, и тревожили своими набегами не только торговые корабли, но и европейские берега вплоть до Азорских островов с Исландией.

Тем не менее первое и, может быть, самое главное отличие нашего произведения от остальных – его источники. Ряд академических работ, доныне написанных в Турции на тему османского корсарства, основан на документах стамбульской бюрократии. Бесспорно, османские архивы несказанно богаты, в них миллионы документов; однако это вовсе не означает, будто они способны прояснить любую тему. Говоря об османском корсарстве ХVI–XVII столетий, надо признать, что материалы, которыми мы располагаем, по ряду причин не смогли стать полноценной базой для обширных аналитических трудов, похожих на западные нарративы[8]. Во-первых, невозможно понять корсарство лишь по работам османским ваканювисов[9], по решениям султанского дивана[10] и по записям имперского адмиралтейства. Все они наглядно отображают отношения между пограничьем и столицей с позиций османских элит и бюрократии, но далеки от сложных и многоплановых реалий фронтира. Все усложняется и потому, что правители областей, давших корсарам приют, – таких как Алжир, Аннаба, Бизерта, Хальк-эль-Уэд, Сус, Триполи, остров Лефкас (осм. Айямавра) и Влёра (осм. Авлонья) – не оставили никаких свидетельств. Причем к малочисленным арабским первоисточникам местного характера до сих пор никто не обращался, что создает очередное препятствие на нашем пути. Очевидно, что одних османских хроник и рукописей, цитируемых вместо них, здесь недостаточно, – их тоже сохранилось крайне мало, да и они, в отличие от западных, не предоставляют точной аналитики[11].

Вследствие всех перечисленных ограничений документация центральной бюрократии – это стержень нашего исследования; она проясняет административные и финансовые аспекты османского корсарства и мореплавания, но, по существу, в ней отсутствуют полноценные систематические ведомости касательно других аспектов – военных, экономических и социальных. Кроме того, незнание языков и недоступность иностранных источников в университетских библиотеках привели к тому, что даже фундаментальные открытия в сфере военной истории не попали в турецкие академические издания. Если же прибавить к нехватке первоисточников еще и неосведомленность в современных исследованиях, то вряд ли стоит удивляться тому, что все написанные у нас труды скорее напоминают истории институциональные, нежели военно-морские.

До сих пор не затронуты первоочередные для историка вопросы: какие тактики избирали корсары в своих налетах? Какие хитрости они применяли, чтобы загнать жертву в сети? Как повлияло стремление получить стратегические преимущества на строительство кораблей? И как изменилось само судостроение под влиянием военных технологий? Насколько удешевление огнестрельного оружия изменило баланс сил между флотами центральных держав и корсаров, между чектири[12] и парусниками? И что нам известно об укладе жизни на пиратских галерах? Что ели и пили корсары? Как удовлетворяли естественные потребности? Какие религиозные ритуалы и практики придавали им сил перед лицом морской неизведанности? Как они справлялись с болезнями и поддерживали гигиену с дисциплиной? В конце концов, какой народ подарил нам «османских» корсаров?! Насколько моряки-христиане и мюхтэди[13] стали частью мира ислама? Сумели ли они спокойно и без душевной боли оставить свои семьи, родину и веру, от которой отрекались? Кем были гази – удачливыми грабителями или же воителями за веру, побеждающими именем Аллаха под знаменем ислама?

И в какой степени влияли на экономику портов пиратские трофеи? Куда пираты сбывали добычу и как делились ею? Стало ли корсарство неизбежным итогом экономической маргинализации, как прежде стал им разбой? Можно ли говорить о топографических особенностях, обрекших ряд портов на пиратство? А что еще объединяет корсарство с торговлей и контрабандой? В чем на самом деле проявляется теоретическая разница между корсарством – и морским разбоем, то есть именно пиратством? И какое место отводит нашим корсарам международное право, начавшее постепенно развиваться в те дни?

Мы найдем ответы лишь в новых источниках. И именно благодаря им мы сможем шагнуть за пределы историографии, которая до сих пор изучает османское мореплавание только с административной и финансовой точки зрения. Мы использовали первичные и вторичные источники на французском, итальянском, испанском, английском, немецком, латинском, португальском и каталонском языках, сопоставляя их с османскими летописями и архивными документами; все они раскроют нашему взору мир пограничья, которым мы привыкли пренебрегать из-за предвзятых методологических предпочтений или идеологических мотивов, – пусть даже время от времени и наталкиваемся на его следы. Наряду с этим архивная дипломатическая переписка и шпионские отчеты позволят нам день за днем следить за делами наших корсаров и их влиянием в столицах. Упомянутые документы способны показать нам то, какой вклад гази внесли в развитие флотов центральных держав, и то, как эти державы готовились к борьбе с корсарами. Наконец, документы подробно сообщают о происхождении, семьях и личностях многих корсаров; до сих пор мы знали об этом очень мало. Эту мысль подкрепляет и то, что все детальные биографии корсаров, которыми мы располагаем, написаны на основании подобных источников[14].

Опять-таки, изучая наряду с дипломатической перепиской судебные записи Мальты с Галатой, можно осветить очень много событий, касающихся правовой стороны корсарства. При этом связанные с корсарами рапорты, скрытые в богатых архивах Флоренции, Пизы и Мальты, могут предоставить нам важную информацию как об османских корсарах, так и об их соперниках, рыцарях орденов Святого Иоанна и Святого Стефана. А документы таких центров торговли, как, скажем, Марсель, прояснят экономический аспект корсарства. И если мы не углублялись в указанные источники, то лишь потому, что это, по сути, уже сделали такие прекрасные ученые, как Надаль и Фонтене; впрочем, исследователей экономической истории еще ожидает масса работы.

Османские архивы способны пролить свет на две грани корсарства. Если записи в Османском архиве премьер-министра Турции помогают раскрыть связи Стамбула с пограничными вилайетами[15] и их непокорными героями [см. раздел 11], то записи шариатских судов позволяют увидеть, к каким правовым механизмам прибегали жертвы корсаров. Совсем недавно Джошуа Уайт показал, сколь весомы эти судебные хроники для истории права и дипломатии, если сопоставить их с подтверждающими документами из венецианских архивов[16]. Отметим и то, что весьма ценны и английские архивы, на обращение к которым нам просто не хватило времени, и голландские, которые мы не можем прочесть, поскольку не располагаем нужным языковым инструментарием.

вернуться

8

Кемаль Бейдили первым признал, что их весьма трудно систематизировать. «Uskoklar Hakkında İki Kitap», Osmanlı Araştırmaları XXXV (2010), 327.

вернуться

9

Ваканювис (от араб. вака – событие и перс. нувис – пишущий) – название османских хронистов-летописцев; со временем начало использоваться в структуре государственной власти для обозначения придворного летописца. – Прим. пер.

вернуться

10

Диван (перс., осм.) – в Османской империи совет при султане, возглавляемый великим визирем; исполнял функции центрального правительства. – Прим. пер.

вернуться

11

Мы не первые, кто обращает внимание на общее безразличие исламских первоисточников эпохи к морю и корсарству. Moulay Belhamissi, Marine et marins d’Alger (1518–1830), tome I: Les navires et les hommes (Alger: Bibliothèque Nationale d’Algérie, 1996), 19–24.

вернуться

12

См. глоссарий автора. – Прим. пер.

вернуться

13

Мюхтэди (осм., араб.) – тот, кто перешел в ислам из иной веры, совершил ихтида – нашел правильный путь. – Прим. пер.

вернуться

14

Gustavo Valente, Vita di Occhialì (Milano: Casa Editrice Ceschina, 1960); Ernle Bradford, The Sultan’s Admiral: Barbarossa-Pirate and Empire Builder (New York: Tauris Parke, 2009, ilk baskı: Hodder&Stoughton, 1969); Greg Bak, Barbary Pirate: The Life and Crimes of John Ward (Gloucestershire: The History Press, 2006); Emilio Sola Castaño, Uchalí: El Calabrés Tiñoso, o el mito del corsario muladí en la frontera (Barcelona: Edicions Bellaterra, 2011).

вернуться

15

Вилайет – основная и крупнейшая административно-территориальная единица Османской империи; приходит на смену предыдущей – эялету – в XIX веке. Однако и до XIX века термин «вилайет» употребляется как синоним «эялета».

вернуться

16

Joshua M. White, Piracy and Law in the Ottoman Mediterranean (Stanford: Stanford University Press, 2017).

4
{"b":"743337","o":1}