Перешерстив все мои операции в количестве пяти штук, они помчались на центральный телеграф (в комнатушке, которую я именовал офисом, мыши были, а телефона не было), сообщать, что деньги, как ни странно, действительно есть. Чего они там насообщали, не знаю – переговоры держались от меня в секрете. Однако результат до меня довели. Через два дня на моё имя прибыла подписанная Шефом депеша следующего содержания, цитирую близко к тексту:

90 процентов всей прибыли филиала перечислить в головной офис за «крышу».

Оставшиеся 10 процентов перечислить туда же для зачисления в «Фонд».

Строго указывалось на сомнительный характер проведённых мною операций по привлечению средств. (Сами они из Сбербанка, несмотря на все потуги, получили только горячее понимание, а женскую красоту и колготки я в отчётности предусмотрительно не отразил).

Большие риски на одного заёмщика (как будто у меня их было несколько).

В связи с вышеизложенным, мне объявлялся выговор и предписывалось в трёхдневный срок устранить и доложить.

Отдельным абзацем в конце этой государевой грамоты милостиво сообщалось, что премия будет мне выплачена в конце года по результатам (оцените формулировку) «социалистического соревнования между подразделениями коммерческого банка».

Мечта завалиться с женой в «Арагви» осталась в том же месте, где и была.

Эпизод седьмой. Бег с интеллектуальными препятствиями,

Ковровая дорожка и Белая мышь

«…да примчался к ним на подмогу Мальчиш-Кибальчиш».

А. Гайдар (не путать с Е. Гайдаром)

‒ Наконец, филиал мне может пригодиться, – так приветствовал меня отец при очередном своём появлении в столице нашей Родины.

‒ Рад стараться! – бодро ответил я. К тому времени я уже усвоил содержание указа 9-12 Петра I (от 09.12.1708), где предписывалось: «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый…».

‒ Что делать будем, ресурс добывать?

‒ Да нет, дело тут похуже – о нас государство вспомнило.

У меня засосало под ложечкой. Надо сказать, что в первый год нашей работы правительство не могло решить, что же с таким чудом-юдом, как коммерческий банк, делать. В том числе и как начислять на него налоги. Мы их и не платили. Как сказал Чёрный Абдулла Верещагину: «Так нет никого в таможне!».

‒ Что, налоговая?

‒ Тише ты, труба иерихонская, услышит ещё кто. Пока нет. А вот регистрироваться в ЦБ придётся.

‒ Подожди, ведь нас уже регистрировали!?

‒ Это я под шумок в Промстройбанке по дружбе зарегистрировался. Тогда ещё не разобрались, нужно ли вообще регистрироваться и где. Печать-то всё равно гербовая, а что там мелкими буквами по краю написано – так кто это читает? Теперь вот разобрались, чтоб их балансом прибило, придётся вставать на учёт в ЦБ СССР. У них устав регистрировать.

Я стоял, не зная, что сказать: лихой вид пропал, остался придурковатый.

‒ Так, бери вот устав банка, осторожней – это первый экземпляр, а я коньяк понесу.

‒ Слушай, а где ты такой пространный устав взял – нести тяжело.

‒ Это я у одного знакомого разведчика выпросил. Он привёз из Лондона устав Московского Народного Банка. Такой наш совзагранбанк есть. Мне его слово в слово перевели. Пусть попробуют не принять устав, который в Лондоне, финансовой столице мира, уважают.

‒ А зачем разведчику устав какого-то банка?

‒ Да надоело им чужие секреты вынюхивать. А тут живое новое дело. Опять же прибыль, если повезёт. Ты погоди, наши разведчики ещё банками да бизнесом займутся – мало не покажется!

Здесь пора частично объяснить название главы. Дело в том, что весь этот разговор вёлся на бегу. Ну, ладно, не на бегу – на спортивной ходьбе, но в очень высоком темпе.

«Солнце склонялось к закату, небо окрасилось в багровые тона. Тьма, пришедшая…» Стоп, стоп куда-то я не туда. Короче, до конца рабочего дня оставалось немного, а по часам чиновников он и вообще закончился.

Подбегаем к ЦБ СССР на Неглинке. Пропуск у отца уже в кармане – кто бы сомневался. Батя мне всегда говорил: «Запомни сынок! Театр начинается с вешалки, а руководитель – с пропуска в вышестоящую организацию».

Ворвались в ЦБ, побежали искать кабинет, где уставы регистрируют. По дороге брали языков из числа зазевавшихся клерков, поэтому быстро нашли. Остановились перевести дух. Отец:

‒ Ну-ка, Сашок, загляни внутрь: сидит там белая мышь?

Я не понял, какая мышь, но приказы не обсуждают. Заглянул и понял! Сидит за столом сухонькая, седенькая старушка – вылитая белая мышка.

‒ Есть, говорю, попалась! Ты её, что ли, на коньяк ловить будешь?

‒ Потом узнаешь, я надеюсь.

Тут батя приосанивается, входит в кабинет и говорит, будто ждал этой встречи, как… ну, словами не объяснишь:

‒ Здравствуйте Н-да Н-на! Принесли вам устав, как договаривались. Два месяца с лучшими юристами составляли.

Бабуся на него так зыркнула, что стало понятно: «ждёт нас не лёгкий бой, а тяжёлая битва».

‒ Где устав?

Я сбрасываю на стол свою ношу.

‒ Что ж, давайте читать.

Склоняется над первой страницей и надолго замолкает. Я отцу шепчу:

‒ Так она больше двух страниц до конца рабочего дня не осилит.

‒ Не знаешь ты старую гвардию, племя ты молодое, с жизнью незнакомое. Главное, чтобы она за работу взялась, а там будет сидеть, пока не закончит. Так у нас, сталинских соколов и мышей, заведено.

И точно, старушка на часы даже не смотрит, только карандашиком чирк-чирк. И вдруг:

‒ Кто эту ерунду вам написал? Ничего не понимает в банковском деле.

Такого апперкота отец явно не ожидал. Бабулька решила отвергнуть устав, слово в слово повторявший устав банка, действующего практически в двух шагах от забора Букингемского дворца. Первый раз я видел его, хватавшего ртом воздух.

Тут я сообразил, что главное – не допустить перехода непосредственно к военному конфликту и, как Киссинджер на Ближнем Востоке, приступил к челночной дипломатии. (Почему челночной – вскоре станет ясно).

‒ Конечно, ошибки есть, оспаривать не будем, однако оставить Калугу без банковского обслуживания тоже, согласитесь, нельзя ни на минуту.

‒ Молодой человек, вы не Мольер, не ломайте комедию.

Тут уже я чуть не упал под ударом эрудиции.

‒ Упаси бог, ещё в детстве во дворе приучен: со старшими шутить себе дороже. Я конструктивно. Вы вот первую страничку поправили? Дайте её мне, а сами вторую читайте.

Схватив исчёрканную страницу, я выскочил в коридор. Задача была – быстро найти приёмную какого-никакого начальника. Тут опять пригодилась мудрость предка: «Хочешь найти в министерстве кабинет министра, иди по ковровой дорожке». Секунд через пятнадцать вхожу в Приёмную (с большой буквы).

‒ Девочки, вопрос жизни или прозябания: дайте воспользоваться вашей пишущей машинкой, мазилка есть? (Мазилка, кто не знает, это такая белая краска. Раньше, в каменном двадцатом веке, ей замазывали ошибку в тексте, а поверх печатали исправление).

Что-то в моих словах, по-видимому, было: секретарши усадили меня за машинку, снабдив всем необходимым.

Печатал я неплохо – спасибо диссертации, поэтому через минуту-две с исправленным текстом (под исправлениями кое-где проступали прежние ошибки: времени, дать просохнуть замазке, не было) я влетел обратно в зону конфликта.

‒ Н-да Н-на! Вот, все исправления учтены, где вторая страница? Старушка посмотрела на меня внимательно:

− Хороший у вас мальчик – шустренький.

В глазах отца застыло безмерное удивление и, как у раненого Атоса на дуэли, немая надежда. Это придало мне новые силы и повысило скорость. Так и пошло: она чёркает, я чиню, в смысле исправляю, батя сидит, процессу не мешает.

Часам к восьми вечера бабуля стала выдыхаться, в ответ я увеличил темп. Видя такое дело, она сдалась, грохнула печатью об наш устав (теперь уже точно наш, не английский же), расцеловалась с отцом: они успели подружиться, и мы откланялись.