Да не тут-то было! Новый факультет с физикой плазмы в качестве специальности отличника взять согласился, а вот старый – отпускать такового ни в какую. Вот вам! Хорошие оценки тоже надо с умом получать. (После этого отличником я уже никогда не был. Очень надо!).

Однако папаня боялся домой показаться с непереведённым мальчиком и добил-таки этот вопрос, угрожая деканату трудностями с введением в строй новой турбины на означенном заводе, может той самой, портрет которой занимал моё спальное место в общаге. Так что любовь к черчению у меня с детства…

Теперь, надеюсь, понятно, что изловчиться и начертать требуемое законными властями мне не представлялось возможным, а тем более подписаться гостовским шрифтом. Кроме того, печать ещё и изготовить надо! Однако, как поётся в песне: «Кто ищет, тот всегда найдёт!». Вспомнил я дядьку очень подозрительного вида, что нарезал орбиты вокруг отцовского банка. Почему так пафосно – орбиты? Да потому, что трудился он в московской гостинице «Космос» не то вахтёром, не то завхозом. Я как-то слышал, как он жаловался отцу, что ему на хвост село ОБХСС (отдел борьбы с хищениями социалистической собственности, с той же Петровки). А «хитить» по тем временам в «Космосе» (гостинице конечно, а не в безвоздушном пространстве) очень даже было что. Прикинув, что раз он с ОБХСС знаком, то без печати там точно не обошлось, пошёл на явку. Принял он меня душевно: видно, не оставила его надежда подломить батин банк. Я изложил ему свою горькую долю (Это выражение не моё – один знакомый олигарх впоследствии, когда я поинтересовался, а какая моя доля, ответил: «А доля твоя будет горькой»).

‒ А какая печать-то, нужна? С гербом СССР или сойдёт союзной республики? За СССР больше попросят и, если что, больше дадут.

‒ Да нет. На эскизе (достаю кустарно изготовленную копию вышеописанного нетленного произведения) герба не наблюдается, только «решка» – надпись в смысле.

‒ Сразу понял, несерьёзные вы с батей люди. Кто же так дело ставит? Без печати с гербом? (Впоследствии отец эту недоработку учёл). Ладно, давай червонец, из принципа беру. За такое г…но я тебе доплачивать должен. Заходи на недельке.

Получив заветный эскиз, поскакал (Чёрт! Втемяшился в голову гобелен с абреком) обратно в Мордор. Давешние тётки из коридорчика пропали, а вот унылый мужик – нет. «Странно, – думаю, – что он сюда зачастил? Или не уходил вообще? Впрочем, не моё дело». Вхожу гоголем (птицей, а не писателем, поэтому с маленькой буквы) в Кабинет (это слово с большой – в знак уважения). Сидящий там майор, усталый от приставаний, как Лаура в «Каменном госте», берёт эскиз, устав филиала и сравнивает, переводя взгляд с одного судьбоносного документа на другой. Хотя, чего там сравнивать? На одной бумаге рисунок, а на другой текст. Ан нет! Тут-то и расположился камень гробовой!

‒ Гражданин!

Я сразу распрямился, насколько смог, руки за спину, пятки вместе, носки врозь.

‒ Вы собственный устав-то читали?

‒ Обижаете! (Хотя, конечно, не читал. Итак дел невпроворот).

‒ А раз так, – с человеколюбивой улыбкой, (как показала впоследствии мне жизнь, характерной для следователей по особо важным делам) изрекает он, – вы должны были бы заметить, что принесли мне устав именно филиала.

‒ Таки и что?

‒ Таки и то, что на стене при входе висит не только эскиз, но и инструкция, гласящая во весь голос, что филиалам выдаётся печать треугольной формы, а не круглая, которую вы тут запечатлели.

‒ Это как штампик на рецепте для аптеки?

‒ Это как штампик на рецепте. Там, вдали, объясняю для плоховидящих, ещё один эскиз имеется. Повертите шеей повнимательнее в коридоре. Я вас не задерживаю.

‒ Подождите, как же так? Мне эту толкушку на бумажки, которые об деньгах, шлепать! У вас же в том же коридоре начертано, что для денежных документов нужна именно круглая печать! У меня же Центральный банк треугольный штампик не признаёт! (Это я соврал. Вопрос о топологии печати мною в Центральном банке не вентилировался. Однако был приказ: получить именно круглую печать – с названием банка по краю и, мелко-мелко, чтоб незаметно, словом филиал).

‒ Гражданин! – голос посуровел. – Написано: филиал – треугольный, значит треугольный! Не задерживайте тут!

Авиакатастрофа! В смысле, что всё вдребезги. Вываливаюсь в коридор. На меня понимающе смотрит тот самый мужик.

‒ Ну чё геометр сказал? Треугольник?

‒ Ага, Пифагор хренов. А у тебя тоже недоразумение на почве квадратуры круга?

‒ А что же, ты думаешь, я здесь вторую неделю ошиваюсь? Думал, думал ничего, кроме как умолять пощадить филиал совместного с Израилем предприятия, не придумал. А ты тоже с землёй обетованной совместный бизнес затеял, так сказать «с гоем пополам»?

‒ Не, у меня банк.

‒ Ну, тогда хреново. У меня хоть какая-никакая международная поддержка в виде иврита по краю печати.

Вышли мы на крылечко, стали эту теорему геометрии решать. И тут нам прямо на голову – манна небесная! (Ну, наверно ему, он всё-таки еврей, а я вовремя рядом случился. Как говорит один мой знакомый: «Тусуйся рядом, будешь при лавэ!»). Проходит мимо нас группа тётенек, явно замужних и поэтому озабоченных поисками, чего бы купить недорого. «Ребята! Чего вы тут стоите? Дают что?» Ну, совместный предприниматель и пошутил с горя: «Да конфискат, отобранный на обысках у кооператоров, реализовывать будут!»

Вот тут-то с неба и посыпалась та самая крупа! Мгновенно у двери образовалась очередь – по всем правилам, с криками, слезами, номерочками, написанными чернилами на запястье, и регулярными перекличками через каждые два часа: кто не отозвался, мы не виноваты, вычёркиваем из очереди! В те благословенные времена (ностальгирующий по СССР народ не даст соврать) любая уважающая себя женщина, завидев очередь хотя бы человек из трёх, инстинктивно бросалась к ней – кто последний, я за вами! И только после этого шла к началу оной интересоваться, что дают и на всех ли хватит. А в голове этой «line» (ничего, что я по-английски? Слышал по правилам хорошего тона, надо синонимами часто повторяющиеся слова заменять) неожиданно оказались мы с совместным евреем, списками очередников и сообщением, что давать будут дефицит, конфискованный при жёстком задержании трудовым народом кооператоров, а что – пока неизвестно. Ну скажите, кто же из такой очереди уйдёт?

«Сейчас мы этому лорду-хранителю печатей покажем!» – шепчет мне товарищ по непризнанным шедеврам живописи. Я ничего не понимаю, но поддерживаю. (Эка невидаль! Да так все избиратели поступают!). Для того, чтобы нас не рассекретили сразу, иногда мимо очереди пропускали действительных просителей печатей. На крики: «Это почему эти вперёд лезут! Мы здесь первые стояли!» – объясняли, что это спецконтингент, по особому распоряжению. Все верили, поскольку рядом с каждой очередью в СССР была параллельная – для «особых».

Впрочем, эта традиция жива и сейчас. Например, во время показа пояса Богородицы в Храме Христа Спасителя рядом с громадной очередью верующих и не очень россиян быстренько сварганили параллельную – для высших чиновников, светских львиц, телеведущих и олигархов…

Время от времени, пользуясь правами распорядителей, в кабинет проникали мы с другом и показывали майору свои эскизы со словами: «Присмотритесь, пожалуйста, может она всё-таки немножко угловатая?». Майор-геометр сначала ничего не понял (при всём уважении – всё-таки не Лобачевский), почему на одного просителя печати к нему в кабинет попадают три-четыре странные тётки, интересующиеся французским нижним бельём или польской картошкой. Один раз я – с особым цинизмом – пропустил без очереди мужика, искавшего цепь для бензопилы. Выйдя покурить на крылечко и увидав живую копию фото 1917 года «Работницы в очереди за хлебом», майор, как говориться, притух.

А народ волнуется, переклички проводит, вдоль очереди шныряют бабульки, продающие горячий чай, из кустов начинает пованивать – бросать своё место под солнцем надолго никто не решался. Естественно, появились откуда ни возьмись торговцы местами – в общем всё наладилось и функционировало с минимальным нашим участием.