– Хотя я иду по мрачной долине смерти… – пробормотал я.

Я тихо произнёс двадцать третий псалом, когда я пробирался через высокие растения. Моя мама часто мне рассказывала о том, как этот псалом помог ей пережить трудные времена после развода с моим отцом. С голодными детьми и без чеков на элементы от бывшего мужа, она долго оставалась в этом состоянии. Моя мама убеждала меня, что, если я обращусь к Господу, когда я буду в трудном положении, тогда я замечу, что добрый господь присматривает за мной. Но я не был в этом уверен.

– Ты должен найти свой камень, – всегда подчеркивала мама.

Она хорошо изучила Библию. Обычно мама обращалась к четвёртой главе книги Иисуса Навина. Как и слова из любимой песни Джошуа, я знал историю от начала до конца. Моя мама пересказала мне четвертую главу книги Иисуса Навина: как двенадцать колен Израилевых взяли двенадцать камней из русла реки Иордан и понесли их к берегу, когда вступили на обетованную землю. Они поставили камни, как памятник тому, что сделал Господь: он вывел народ Израиля из Египта, через пустыню на обетованную землю. Они оставили гору из двенадцати речных камней, что бы они напоминали им, что их жизнь изменилась и что самое главное, что они были частью чего-то большего, чего-то божественного.

– Когда господь даёт тебе камень, Джефферсон, ты должен быть готов… ты должен быть готов, – заканчивая говорила она, почти шепотом.

Я вышел на небольшую тропу, где глубоко в земле были видны следы животного.

– Дикие кабаны, – прошептал я.

Они свободно путешествовали по джунглям, и бивнями расчищали тропы.

– Прости, мам. На этом острове нет никаких камней.

Я поспешно пошёл по грязной тропинке, ища дерево, чтобы взобраться на него. Я стал сравнивать диких кабанов и акул, и те и те были опасные.

Я наклонился, чтобы пройти под вьющимися лианами, и когда поднял голову, то увидел прямо возле лица ствол оружия. Я ахнул и отшатнулся. Мои ноги скользнули в грязи, и я приземлился на спину.

Это был ржавый пулемёт Второй Мировой Войны. Он стоял на большом и тяжелом штативе. Я представил себе первых американских морских пехотинцев, идущих по тропе во время войны. Они так и не смогли вернуться домой.

Я продолжил свой путь. Густой полог земли исчез с краёв узкой тропы. В джунглях все больше появлялось высоких деревьев и реже попадался подлесок. Небольшой холм поднялся на сорок ярдов передо мной. Я остановился. Эта была бетонная конструкция, с небольшой щелью посередине.

– Тпру! – произнёс я.

В давние времена морские пехотинцы вели стрельбу с этого места, и я представил, что попал в их поле зрения и зону стрельбы. На вершине японского дота, рваная дыра пропускала солнечный свет прямо в его недра. Только американский истребитель "Vought F4u Corsair" мог сбросить бомбу с неба, в результате чего и появилась такая большая дыра в твердом бетонном сооружении.

– Бум! – произнёс я, представляя свою сцену.

Я снова продолжил свой путь через джунгли. Теперь только небольшое расстояние отделяло меня от папиного дома.

– Это Джефферсон!

Пронзительный голос прокричал моё имя. Я съежился и повернулся. В тридцати ярдах от меня стоял Чаморро с красным мотоциклом. Патрик появился в поле моего зрения. Вдали кричали птицы джунглей.

– Поймать его! – крикнул Патрик.

Чаморро завёл свой мотоцикл. Из-под моих ног отскочил кусок земли, когда я из-за всех сил побежал по джунглям. Я пересек короткую дистанцию быстрым бегом. Когда я выбежал на набережную, я услышал рёв ещё нескольких мотоциклов.

Когда я пробрался на вершину хребта, я изменил направление. Вдоль хребта поднималась укрепленная бетонная конструкция. Я сделал шаг, но быстро остановился, чуть не попав в старую лисью нору.

Мотоциклы ревели по другую сторону хребта.

Мотоцикл подъехал к остановке, которая находилась в двадцати ярдах от меня. Это был Патрик, он поднял свой тёмный козырёк.

– Попался! – крикнул Патрик.

Улыбка его становилась шире. Я побежал к нему, схватив левой рукой землю.

– Ешь грязь! – закричал я.

Кучей грязи и камней я забрасывал его и его мотоцикл.

Патрик закричал, когда грязь попала ему в глаз. Он отвернулся от меня.

Я нацелился на конец хребта в двадцати ярдах от меня и рванул, разрывая папоротники своими коленями. Патрик крикнул своей банде. Я спрыгнул с хребта, находившись в воздухе долю секунды, и сильно ударился об землю. Я почувствовал боль в плече. Я поднялся на ноги.

Небольшая пешеходная дорожка манила меня – она заканчивалась недалеко от папиного дома. Я пробежал двадцать ярдов по этой тропинке. Мотоциклы ревели позади меня. Я свернул с тропы. Множество небольших деревянных крестов стояли вертикально в грязи. Я нырнул под листву джунглей и полз по грязи вдоль могил с деревянными крестами. Через мгновение, ярко-красный мотоцикл спустился на пешеходную дорогу. Я упал в грязь и влажную листву, но повернулся, чтобы заглянуть через щель в молитвенной доске. Ещё два мотоцикла подъехали.

– Патрик, – ахнул я.

Его мотоцикл проезжал мимо. Шлем Патрика лежал на коленках, он двигался на нейтральной передаче и рассматривал тропу.

«Господи, пожалуйста, не дай ему заметить мои следы», – молился я.

Патрик исчез. Я немного приподнялся и увидел, как он едет по тропинке.

Глубоко вздохнув, я заметил на могилках, рядом с которыми лежал, свежесрезанные цветы.

Могила.

Вокруг меня стояли маленькие японские молитвенные доски, разных размеров и форм. Некоторые из них были старые, гниющие и покрытые мхом. Другие были, как новые. Несколько разбитых молитвенных досок лежало под моими ногами и грудью. Я вздрогнул.

Я должен был выбраться отсюда. Я проверил джунгли во всех направлениях. Дорога к улице была пустая, я никого не видел.

Основываясь на прошлом опыте, я знал, что Патрик и его друзья сначала поедут к дому, а потом в парк.

Поднявшись, я остановился и обернулся, посмотрев на разбитые молитвенные доски, на которых я лежал. В моём воображении, появились изображения разгневанных японских призраков с чёрными лицами и красными глазами. Я побежал через болота.

На следующие утро я проснулся на своей нижней койке, спиной к стене. Стараясь не скрипеть на кровати, я раскрыл одеяло и осторожно опустил ногу на пол. Я заглянул через край верхней койки. Кровать Патрика была пуста. Это было странно.

Надев футболку и шорты, я пробрался в холл и подкрался к кухне. Обеденный стол был пустым. Дом был таким тихим, как и Южный похоронный дом, который был открыт для посещения.

– Где все? – спросил я.

Я вошёл на кухню и напрягся. Йорра всегда читает газеты сидя за кухонным столом. Я зашёл за угол. Стойка была пуста. Это должно быть ловушка.

Я осмотрел дом. Йорра и Патрик иногда покрывали друг друга и объединялись против меня. Когда папа и Селеста покидали остров и отправлялись в поездку в Токио или Гонконг, Патрик устраивал огромные вечеринки. Друзья Патрика курили травку, и весь дом был в дыму. Мой отец не мог терпеть запаха обычных сигарет, и был бы в бешенстве если бы узнал обо всём. Но Йорра убирала все следы доказательств и ни слова не говорила моему отцу. Плюс ко всему, она сама любила веселиться.

После нескольких минут проверки каждой комнаты в доме, я понял, что я один. Я улыбнулся.

– Хлопья!

Я снова остановился. Не услышав никаких звуков, я побежал на кухню и достал хлопья, которые стояли на верхней полки.

– Счёт!

Я засмеялся, когда насыпал хлопья в миску. Некоторые из них упали на пол после отскока от стола. Я всегда выбирал что-нибудь с сахаром. Моя мачеха пыталась заставить меня есть отруби и странные рисовые хлопья из Японии, но в кладовке находились другие сладкие хлопья, которые ел мой папа, когда хотел. Эти хлопья были только для него.

Я вспомнил о маме. Лето на Сайпане я выживал. В остальное время года я жил. Мама разрешала мне есть все, что я хотел. Она готовила для меня яйца и бекон, и позволяла мне есть хлопья на мой выбор.