- Нет, не всё. Она попросила у меня совета: надо ли ей сообщать о своих подозрениях в Стуковую. Ведь не только товарищ Василий, но все вы - в большом авторитете и в партии, и лично у товарища Скалина.

  Сначала помолчали, а потом откровенно поговорили.

  Результатом нашей беседы стало следующее: Тамаре Александровне было рассказано всё о нашем святом деле. Мы с Моней как бы не обращали внимания и никак не комментировали быстрые, смущённые переглядывания нашей новой парочки, из которых было понятно, что о нашей тайне Тамара Александровна уже знает если не всё, то главное ей известно.

  В конце разговора я впервые обратился к Тамаре Александровне по имени:

  -Тамара. Каждый новый донос товарища Миколенковой и так имеет всё меньший компрометирующий вес для товарища Скалина. И всё-таки отговорите её от намеченного стука. Мол, действительно, учитывая наш авторитет, этот донос скорее может обернуться против неё, когда её выдающаяся бдительность может быть диагностирована уже как болезнь.

  Моня дополнил:

  - А в качестве компенсации за потерянное творческое удовлетворение подарите ей какой-нибудь из своих картофельных рецептов, на которые вы так богаты, а то и парочку.

  Тамара не сомневалась в том, что сможет убедить товарища Миколенкову не стучать на нас, даже не делясь с ней никакими кулинарными секретами.

  Уверенные, что Тамара прекрасно поймёт иронию, мы с Моней немного позубоскали на заданную ею тему.

  ...- Так чего же нам с тобой, Моня, не хватает, чтобы так же, как товарищ Василий, не вызывать подозрений у недремлющего ока НПБУ? - спрашиваю я.

  - Нам не хватает коммунистического прошлого товарища Василия, - уверенно ответил Моня.

  - Неужели это прошлое так въелось в нашего друга? - картинно удивляюсь я.- А ведь он не раз утверждал, что навсегда порвал с ним.

  Моня тоже не обошёлся без театральных эмоций:

  - Глаза выдают товарища Василия, глаза - столько в них ещё большевизма осталось. Особенно, когда он ест своими глазами товарища Скалина. У нас с тобой так не получается. А товарищ Миколенкова всё видит.

  ...В этот раз темой совещания в кабинете руководителя НПБУ было отношение партии к конституции. Какой она должна быть после прихода НПБУ к власти.

  На совещании присутствовали и мы с Васей. Товарищ Томина на такие узкие совещания уже не приглашалась, да и более широкие партийные собрания она посещала всё реже.

  Моня в это время вёл очередную радиопередачу 'Эхо 17-го'. В этот раз его гостями, якобы, были ивановские ткачихи, сплошь потомственные большевички, готовые в сентябре быть в первых рядах идущего на Кремль народа.

  Никакой изюминки в этот раз в радиопередаче не было, да Моня и не мог позволить себе злоупотреблять развлекательными элементами в передаче с таким названием. Даже хорошо исполняемые время от времени ткачихами революционные песни не делали передачу менее скучной. В кабинете товарища Скалина её если и слушали, то даже не вполуха.

  ...Первый заместитель председателя НПБУ товарищ Букин не сомневался:

  - Конституция - это такая же показуха, как, например, галстук. И для государства она, по большому счёту, так же не нужна, как и галстук для человека. А если откровенно, то и то и другое зачастую просто мешает: галстук - человеку, конституция - государству.

  Второй заместитель товарищ Хилых поддержал мнение о никчемности конституции:

  - Конституция нужна только тунеядцам и педерастам, чтобы ею размахивать, когда наступают им на хвост.

  Ни один человек в кабинете и слова не сказал в поддержку конституции и галстуков. Товарищ Скалин своего мнения пока не высказал.

  Молчаливая пауза затягивалась, и я уже собирался сказать несколько вялых и не очень убедительных слов в защиту конституций и галстуков, когда секретарь доложила:

  - Товарищ Скалин, вас просит принять его очередной ходок.

  - Кто он?

  - Акын.

  - Кто? - не сразу понял товарищ Скалин, да и все мы, присутствующие.

  - Акын, - повторила секретарь. - Так он представился.

  Мы с Васей переглянулись. Это был не наш человек. Мы акына не заказывали.

   Вот и в этот раз, не понимая, чего можно ожидать от странного ходока, товарищ Скалин попросил меня выйти в приёмную и выяснить, что это за человек.

  Нет, на азиата этот акын не похож. Так ведь не только они акынами становились, когда в СССР был повышенный спрос на это своеобразное творчество.

  - Кто вы и откуда приехали? - спрашиваю я.

  - Геннадий меня зовут. Простой рязанский мужичок. Из села Филинка в Скопинском районе. Может быть, слышали?

  - Не довелось. И чем вы занимаетесь в своей Филинке?

  - Работаю у нашего фермера. Каледин его фамилия. Тоже не слышали? А ведь известная личность. Даже очень. Уже несколько раз его телевидение снимало, в пример ставило. Вот, мол, какой замечательный производитель куриного мяса.

  Несмотря на успехи фермера, Геннадий говорил о своём работодателе со всем возможным презрением.

  - Судя по вашим интонация, у вас к Каледину накопились какие-то претензии.

  - Так ведь угнетает, сволочь! А когда говоришь ему, что мне необходимо время ещё и творчеством заниматься, тут же обрывает: 'Мне не писатели и поэты нужны, а работники. Не желаешь работать, вали куда хочешь!' А куда валить, если наш бывший колхоз 'Красный курятник' давно рассыпался. Когда к власти придёт ваша партия я ему всё припомню. Или вступай, кулачина, в колхоз, или вали... Да не куда хочешь вали, а туда, куда тебя направит НКВД. Как будут называться органы при вашей власти? Хорошо бы вот так же и назывались.