Она согласилась, не раздумывая, ещё раз спросив по окончании нашего разговора:

  - Значит, для своей берлинской жизни я могу сочинять всё что угодно?

  - Да, тётя Валя, для своей берлинской жизни вы можете придумывать самые невероятные и пикантные подробности. А вот что касается белых пятен вашей истории уже на родине... Тут лучший приём - многозначительное молчание. Если многозначительное молчание будет хорошо сыграно, то человек со здоровым воображением увидит всё то, о чём вы, будто бы, не договариваете. Спецборт от границы до Москвы; печальный доклад в Кремле; специальную клинику; напрасные старания лучших специалистов по мозгам и гипнотизёров вернуть 'Барбароссу' на прежнее место в вашей голове; Лубянку с проверкой на двойную игру; мужественное поведение в её подвалах; несправедливый перестраховочный приговор...

  Потом уже мы трое немного порепетировали с тётей Валей, изображая других ветеранов или просто любопытных зрителей и слушателей на каких-то мероприятиях, где ей предстоит быть. О своих шпионских похождениях в Берлине тётя Валя Градобоева даже экспромтом говорила удивительно бойко, интересно, изобретательно. В амурной составляющей этих приключений больше всего места она почему-то всегда отводила не своему любовнику Штабисту, а домогавшемуся её гестаповцу Шульцу, частенько заставляя его валяться у своих ног и обзывая 'фашистской сволочью'. А вот когда требовалось многозначительное молчание - тут у неё получалось плоховато. Молчать тётя Валя не умела. Мы попросили нашу героиню поработать над этим элементом, и не забывать о своей главной задаче на предстоящих ветеранских встречах - при каждом удобном случае славить НПБУ и лично товарища Скалина.

  Штатную героиню-ветеранку Народной партии с большевистским уклоном утверждали на очередном собрании партии. Нас троих поблагодарили за то, что мы уговорили бывшую разведчицу, большую скромницу, открыть наконец-то тайну своей жизни и встать под знамя НПБУ, а не под какое-то другое. Только товарищ Томина, то ли подозревающая что-то, то ли просто из привычки быть в оппозиции, саркастически заметила: 'А не была ли эта дама любовницей самого Гитлера? И только выдающаяся скромность вынуждает её заменять в своих воспоминаниях фюрера каким-то штабистом...' Но возмутительница спокойствия была дружно зашикана другими членами партии.

  ...А на этом собрании, кроме всего прочего, обсуждалась молодёжная политика НПБУ. И тут товарищ Томина тоже была в оппозиции - сомневалась, что студентов и школьников следует призывать под партийные знамёна. Мол, если юнцы по глупости наломают дров, то отвечать придётся партии.

  Товарищ Хилых, докладчик по этому вопросу, получив только ему понятный сигнал от товарища Скалина, предложил:

  - Вместо того, чтобы ворчать, товарищ Томина, вы бы приняли практическое участие в работе с молодёжью. Как вы знаете, в одной из школ давно ждут нашего представителя. Вот и сходите туда, помогите сохранить там ростки симпатии к нашей партии.

  Эх ты, что это ещё за школьные ростки большевизма?

  Вероятно, упрёк в постоянном ворчании подействовал, и товарищ Томина согласилась посетить эту школу от имени партии. И после собрания попросила нас троих:

  - Товарищи, составьте мне, пожалуйста, компанию для визита в эту школу. В качестве свидетелей. Чтобы меня потом не упрекнули в том, что я не только впустую туда прогулялась, но даже навредила этой прогулкой партии.

  Вася спросил:

  - Тамара Александровна, а достойны ли уже мы трое представлять партию где бы то ни было, тем более, в школе? Ведь мы ещё и её полноправными членами не являемся. Можно, мы пока будем представлять не партию, а просто общественность?

  - Прогрессивную общественность, - с ударением уточнил Моня.

  - Прогрессивную общественность, достойную быть вашей свитой, - почтительно добавил я.

  Тамара Александровна шутливо погрозила нам пальцем:

  - Ох, не простая вы общественность! Ох, чую, не простая, - и очень мило улыбнулась.

   И это была первая улыбка товарища Томиной, которую мы видели.

  Перед походом в школу мы трое посудачили: случайно ли туда приглашают большевиков, а не, например, членов партии любителей кильки в томатном соусе, что было бы естественней для школяров, всегда готовых позубоскалить.

  ... Пока вчетвером добирались до нужной нам школы, спрашиваю у Тамары Александровны:

  - Педагогический коллектив, как обычно, в раздрае? Никак не выберут соотношение кнута и пряника?

  - Нет, педагогический коллектив там - сплошь единомышленники. Это одна из учениц 9 'б', Варвара Печенегова, от имени всего класса, настойчиво просит помочь им в конфликте с педагогами. Но вначале мы поговорим с учителями.

  Встреча с педагогами была назначена в 'Учительской' школы.

  Любовь Ивановна Кудлай, её директор, не оставила нас в коридоре, а любезно пригласила принять участие в обсуждении вопроса, решения по которому до нашего прихода ещё не было найдено. Она представила нам Сергея Петровича Бусыгина, молодого режиссёра, пестующего на общественных началах школьный театр, а потом возобновила прерванный разговор:

  - Сергей Петрович, ещё и ещё раз просим вас включить в постельную сцену 'Первой любви' хоть какую-то педагогическую компоненту.

  Режиссёр, вероятно, уже в который раз отклонял эту просьбу:

  - 'Постельной' её можно назвать с большой натяжкой. Герои только-только начинают снимать с себя верхнюю одежду. И вся последующая 'постельность' сцены заключается больше в словах, чем в делах.

   - Но ведь здесь должны быть более строгие критерии, - нажимала Любовь Ивановна. - Пьеса 'Первая любовь' - про школьников и для школьников, можно ли не учитывать этого?

  - Ах, сударыня! - театрально воздел руки к потолку Сергей Петрович. - Ну, какая ещё в сцене, которую вы считаете постельной, может быть, прости господи, педагогическая компонента? Она там так же уместна, как... Ну, как, например, в какой-нибудь батальной сцене - стриптиз.