- А то меня потрясло, что, как мне объяснили, мой 'паровоз' был почти готов. Совсем немного оставалось дописать. Но я этого, увы, не понимал, и опять отдался пьянству и депрессии. Закончилось это тем, что я оказался вот здесь, на Сортировочной, и ожидаю этапа в Яму.
Попытаться хоть как-то утешить бедолагу?
- Возможно, ваши потомки и друзья-литераторы найдут возможность дописать рукопись вашего 'паровоза', и весь ваш литературный состав всё-таки полетит навстречу к массовому читателю. Ведь, образно говоря, рукописи не горят.
- Ой, не говорите вы мне об этих литературных красивостях! - раздражённо отмахнулся мой собеседник. - Из пепла сожжённых рукописей можно ещё раз засыпать Помпеи. А то и не раз.
Раздражённость хотя бы одного из собеседников не располагает к продолжению беседы, и мы расстались.
Вот и задумался я тогда, после этого интереснейшего разговора. А я хотя бы начинал писать свой 'паровоз'? Нет, не начинал я такого литературного произведения. Да и вагонный литсостав у меня был ещё очень скромный по размеру. К такому ещё рано было цеплять его 'паровоз'.
...Меня мысленным приказом возвращают в судебный зал, и я сразу ставлю перед собой вопрос: а я действительно буду согласен с таким приговором себе - путёвкой в Яму? Да, буду согласен. Никаких протестов. Никаких просьб о его смягчении. Это ещё ничего. Это ещё мне, пожалуй, повезёт. Всё-таки в Яме, как говорят, не используются самые зверские издевательства над грешниками - только кнут. И у меня там будет какое-то дело, пусть и бестолковое. Рядом будут копаться такие же земные лентяи, и если даже совсем не будет перекуров, то, махая лопатой, можно будет переброситься с ними парой слов о сделанном и несделанном на Земле-матушке, поделиться угробленными там творческими планами, до которых так и не дошли руки, а если и дошли, то реализованы были те планы на позорные проценты. По-моему, это даже лучше, чем дурак дураком толкаться на Придорожной, ожидая лифта на Сортировочную, в который никогда не попадёшь. А уж про Скуку смертную и говорить нечего. Чем она предпочтительней Ямы? Ведь один-одинёшенек будешь ты на этой Скуке смертной. Вечно один. Да, там и пальцем о палец не надо будет ударять, но ведь сначала взвоешь от скуки, а потом свихнёшься, когда ни с тобой, ни вокруг тебя ничего не происходит. Ни-че-го! Ни-ко-гда!
Кстати, на Сортировочной не раз обсуждался этот вопрос: а можно ли в Нижнем хозяйстве сойти с ума? Вывод всегда был один и тот же - сойти-то, скорее всего, и можно, да кто же тебе даст возможность долго кайфовать в таком состоянии. Если после снятия семи шкур ты свихнёшься, местные реаниматологи быстро возвратят тебя в пригодное для продолжения пыток состояние.
Из задумчивости меня вывела судья словами, произнесёнными, как и подобает, самым серьёзным и торжественным тоном:
- Итак, грешник ординариус, как вы сами пожелали себя называть, - объявляю вам приговор...
По-моему, последующая пауза у судьи была уже нарочито театральной, хотя в моём состоянии любая пауза длилась вечность.
- Приговор такой - или рай, или возвращение на Землю. На ваш выбор.
Сколько продлилось состояние, в котором я перестал соображать? В потустороннем мире нелегко определять продолжительность времени, тут с ним случаются всякие фокусы. А когда перестаёшь соображать, то нетрудно и вовсе заблудиться во времени.
Тут и спорить нечего - нет в земном лексиконе таких слов! Оторопь? Да куда там оторопи до адекватного обозначения моего состояния. Вот если усилить то, что мы понимаем под оторопью, этак в полтора миллиона раз...
Понимая моё состояние, судья дала мне какое-то время прийти в себя, потом продолжила:
- Объясняю такое неожиданное для вас решение. Вы сказали, что не было у вас поступков, о которых я вас спрашивала. Но в вашем 'Деле' такой поступок есть. Это - один ваш подарок другому человеку. Самый бесценный на Земле подарок.
Она сделала ещё одну театральную паузу и только потом сказала:
- Однажды вы подарили одному незнакомому вам человеку жизнь.
После зачитанного судьёй фрагмента из моего 'Дела' вспомнил про тот случай и я. Да, было такое - спас я на одном из Кузьминских прудов беспомощного человека от утопления. Спас, как подчеркнула судья, от неминуемой смерти и спас в одиночку. Только такое сочетание обстоятельств спасения - от неминуемой смерти и в одиночку - даёт право суду вынести то решение, которое он вынес.
- Но не торопитесь ликовать, - предупредила судья.
Был, был грешок - я с трудом сдерживал переполнявшее меня ликование, и мне опять было предоставлено какое-то время на восстановление душевного равновесия.
Потом судья вежливо, но назидательно сказала:
- Вы должны согласиться, что для человека, только что стоящего на краю Ямы, такой приговор не может не быть обременён некоторыми условиями.
Очень постарался не переусердствовать в изъявлении своей полной покорности.
Условия были такие: на Землю я буду возвращён не для спокойного и благополучного дожития, а для выполнения благородной, но опасной миссии. Но если я выберу этот вариант, то смогу попросить заметно смягчить приговор любому грешнику на Сортировочной, ещё не получившему его. Если же я выбираю рай, то права ходатайствовать за кого-то у меня уже не будет.
Прокурор ещё более затруднил выбор первого варианта:
- Учтите, при выполнении на Земле предлагаемой вам миссии вы можете наломать столько дров, столько греховного совершить, что потом даже мимо Ямы только так вниз просвистите.
Адвокат пожурил прокурора:
- Не накаркайте, батенька!
Как после вынесения приговора по-человечески тут у них, даже лексика.
Итак, мой выбор обременялся такими обстоятельствами: возможными опасностями на Земле и неопределённостями в дальнейшем, если выбираю первый вариант; и гарантированными угрызениями совести, если выбираю второй.
